Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки, стр. 80

Оказывается, — птичье гнездо.

Поглядел я, — верно! Вот сорочье гнездо: как из брёвен, всё из сучьев сложено; пол глиной вымазан, соломкой устлан; посередине вход; крыша из веток. Чем не избёнка? А топора Сорока никогда и в лапках не держала.

Крепко тут пожалел я птицу: трудно, ох, как трудно, поди, им, горемычным, свои жилища без рук, без топорёнка строить! Стал я думать: как тут быть, как их горю пособить?

Рук им не приделаешь.

А вот топор… Топорёнок для них достать можно.

Достал я топорёнок, побежал в сад.

Глядь, — Козодой-Полуночник на земле между кочек сидит. Я к нему.

— Козодой, Козодой, трудно тебе гнёзда вить без рук, без топорёнка?

— А я и не вью гнезда! — говорит Козодой. — Глянь, где яйца высиживаю.

Вспорхнул Козодой, — а под ним ямка между кочек. А в ямке два красивых мраморных яичка лежат.

«Ну, — думаю про себя, — этому ни рук, ни топорёнка не надо. Сумел и без них устроиться».

Побежал дальше.

Выбежал на речку. Глядь, — там по веткам, по кусточкам Ремез-Синичка скачет, — тоненьким своим носиком с ивы пух собирает.

— На что тебе пух, Ремез? — спрашиваю.

— Гнездо из него делаю, — говорит. — Гнездо у меня пуховое, мягкое, — что твоя варежка.

«Ну, — думаю про себя, — этому топорёнок тоже ни к чему — пух собирать..»

Побежал дальше.

Прибежал к дому. Глядь, — под коньком Ласточка-Касаточка хлопочет — гнёздышко лепит. Носиком глинку приминает, носиком её на речке колупает, носиком носит. «Ну, — думаю, — и тут мой топорёнок ни при чём. И показывать его не стоит».

Побежал дальше.

Прибежал в рощу. Глядь, — там на ёлке Певчего Дрозда гнездо. Загляденье, что за гнёздышко! Снаружи всё зелёным мхом украшено, внутри — как чашечка, гладкое.

— Ты как такое себе гнёздышко смастерил? — спрашиваю. — Чем его внутри так хорошо отделал?

— Лапками да носом мастерил, — отвечает Певчий Дрозд. — Внутри всё цементом обмазал — из древесной трухи со слюнкой со своей.

«Ну, — думаю, — опять я не туда попал. Надо таких искать птиц, что плотничают».

И слышу: «Тук-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!» — из лесу.

Я туда. А там Дятел.

Сидит на берёзе и плотничает, дупло себе делает — детей выводит.

Я к нему:

— Дятел, Дятел, стой носом тукать! Давно, поди, голова разболелась. Гляди, какой я тебе инструмент принёс: настоящий топорёнок!

Поглядел Дятел на топорёнок и говорит:

— Спасибо, только мне твой инструмент ни к чему. Мне и так плотничать ладно: лапками держусь, на хвост обопрусь, пополам согнусь, головой размахнусь, — носом ка-ак стукну! Только щепки летят да труха!

Смутил меня Дятел; птицы-то, видно, все мастера без топора. Тут увидел я гнездо Орла. Большущая куча толстых сучьев на самой высокой сосне в лесу.

«Вот, — думаю, — кому топор-то нужен: сучья рубить!»

Подбежал к той сосне, кричу:

— Орёл, Орёл! А я тебе топорёнок принёс!

Разнял Орёл крылья и клекочет:

— Вот спасибо, парнишка! Кинь свой топорёнок в кучу. Я сучков на него ещё навалю — прочная будет постройка, доброе гнездо.

ДВЕ ВОРОНЫ

Молодая ворона

Молодая ворона ходила по берегу реки, разыскивала себе среди камешков пропитание.

Ничего хорошего ей не попадалось — одни дохлые, высохшие рачки да рыбки.

Вдруг видит: на песке у самой воды лежит крупная двустворчатая раковина-беззубка. В этих раковинах превосходные, на вороний вкус, слизняки, вроде знаменитых у людей устриц: такие слизкие, прохладные, аппетитненькие… Одна беда: укупорка — первый сорт. Раковина толстая, гладкая, крепкая. Створки её плотно сомкнуты — что на замке.

Как из такой посудинки слизняка добыть?

Пробовала ворона и так и эдак: то на один бок повернёт, то на другой, то на ребро раковину поставит — да тюк её носом, тюк носом! А нет, ничего не выходит, не поддаётся раковина: скользит острый крючковатый вороний нос по гладким створкам.

Тюк — и в песок носом.

Тюк — и в песок.

Наглоталась ворона песку и раковину бросила. Сидит — хохлится. Не знает, что дальше делать.

Прилетел на берег кулик-сорока, рядом с вороной сел. Сейчас же себе беззубку разыскал — точь-в-точь как у вороны.

Пальцами её прижал к песку, кончик носа просунул в маленькую щёлочку в уголке между створок — да как нажмёт! А нос у кулика-сороки длинный и на конце с двух сторон заточен — вроде отвёртки. Ну конечно, раковина так пополам и раскрылась.

Молодой вороне обидно. Подскочила к кулику-сороке, хотела слизняка у него из-под носа выхватить.

А кулик — глыть! — и сглотнул слизняка.

Ворона: «Кра! Кра! — кричит. — Кража! Так всякий раскупорит, раз отвёртка! Вороний нос порочит!»

— Раскаркалась! — гаркнула старая ворона, подлетая на шум. — Сама вороний нос порочишь, дурашка. Всякая птица своим носом сыта. — Сама хвать раковину у молодой вороны из-под носа.

Крючковатым своим носом крепко, как клещами, зажала беззубку — не выскользнешь! Взвилась с ней в воздух да оттуда, с высоты-то, швырк её на камни! Раковина вдребезги, а слизняк вот он!

Молодая ворона только рот разинула. А старая уж тут, на камнях. Глыть слизняка! И говорит:

— Кто дальше своего носа не видит, тот с носом и останется. Благодарим за угощенье! — И улетела.

Старая ворона

Рассказал про молодую, надо и про старую ворону рассказать. Только уж тут надо немножко вороний язык знать, — хоть три вороньих слова. Вот они, запомни.

Просто: «Карр!» значит: «Здравствуй, товарка!» — обычное у ворон приветствие.

Два раза: «Карр! Карр!» значит: «Грабь! Гррабь!»—или: «Харч! Харрч!»—то есть еда, вкусное что-нибудь на вороний вкус. Вороны ведь грабежом живут.

Три раза: «Карр! Карр! Карр!»—отчаянным голосом: «Кар-раул! Удир-рай! Враг!».

Вот проверь: стоит только одной так закричать — разом все вороны, сколько их есть кругом, подхватят: «Карр! Карр! Карр!» —

«Враг! Враг! Враг!»—на крыло да врассыпную, кто куда!

Потому как это — воронья тревога, тут времени терять нельзя: опасно для жизни.

Запомнил вороньи слова? Теперь слушай.

Жила-была в деревне старая, бывалая ворона. Среди других ворон самой умной слыла. Она воронью молодёжь учить очень любила: где как летать, да что как клевать, да как понимать.

Жива эта ворона и сейчас. Только уж больше такой особенно умной даже среди ворон не слывёт. Нет уж, давно не слывёт.

А случилось это вот как, вот почему.

Захотелось раз старой вороне свежих беззубок на завтрак. Вспомнила, как в прошлом году вкуснейшую беззубку у молодой вороны из-под носу утащила. Эх, и аппетитный был слизнячок — прямо устрица!

Полетела старая ворона на ту реку, где беззубки водились. А туда от той деревни, где ворона жила, не близкий путь: с солнышком вылетела — едва к полудню прилетела.

Прилетела на ту реку и видит: совсем будто и не та река! Была тут деревушка Малые Избушки, а стали дома каменные с длинными стенами, с широкими окнами. Один дом на одном берегу, другой — на другом. Посередине — поперёк реки — третий, а перед ним — запруда.

Подивилась ворона, как это люди столь живо на месте деревушки эдакие каменные палаты воздвигли.

Да тут глядит: на берегу запруды крупнейшую беззубку волной выплеснуло. А сзади — слышит: свист крыльев. В самый полдень-то тишина была — в ушах звенит: люди все на работе, и ветерок спит. Оглянулась, а сзади к ней молодая ворона подлетает — та самая, прошлогодняя. Тут уж старой вороне не до дивованья: стрелой вниз, на берег — и наступила на беззубку лапой — моё!

Молодая ворона подлетела, старая ей и крикни:

— Карр! Здравствуй!

А со всех сторон как грянет:

— Карр! Карр! Карр! Враг! Враг! Враг! Карраул! Удиррай!

Такой тарарам поднялся, что старая ворона с перепугу присела,

головой завертела, глазами захлопала: кто кричит? где кричат? откуда летят? какой такой враг, враг, враг?!