Как был покорен Запад, стр. 27

Один из белых успел схватить револьвер Клива и теперь перебросил ему. Клив поймал его, выстрелил… а потом, не помня, сколько он уже израсходовал зарядов, вставил третий запасной барабан.

Схватка закончилась так же внезапно, как началась. Индейцы исчезли за холмом, в прерии наступила тишина. В полумиле, у кольца фургонов все еще вспухали облачка дыма — кто-то стрелял вслед отступающим индейцам. Все нападение, от начала до конца, длилось не больше нескольких минут.

Женщина, которая помогла Кливу, сейчас поддерживала мужа, обнимая его рукой за плечи — он поднялся и уже мог идти.

В последней схватке один из людей был тяжело ранен. Клив стоял возле него на коленях, пытаясь остановить кровь. Второй человек возился со сбруей, освобождая убитую лошадь, а потом начал выравнивать упряжку. Клив вместе с ним поднял раненого, они уложили его в задок фургона и поехали к кругу. Другой фургон, остававшийся чуть подальше, тоже приближался.

Внезапно Клив почувствовал слабость, и только тут вспомнил, что и сам ранен. До сих пор он думал, что это не больше, чем царапина, но теперь не был в этом уверен. Впрочем, может быть, его ощущения были просто реакцией после боя — резкое расслабление после напряженного, как взрыв, действия, так много требующего от человеческого организма. Он остановил фургон, когда они поравнялись с его лошадью, и пересел в седло. Бок у него был мокрый, он знал, что кровь еще идет.

Он проверил заряды в револьвере, хотя и помнил, что перезарядил его несколько минут назад. Минут? Может, даже секунд. Он поднял глаза к солнцу… едва наступил полдень.

Клив Ван Вален ехал шагом к кругу фургонов — и вдруг его начало трясти. Он схватился за седельный рог, вцепился изо всех сил, опасаясь, что свалится на землю. Натянул поводья и остановился, ожидая, пока пройдет приступ. Теперь он понимал, что это не вызвано раной — это нервная реакция на то, что с ним произошло.

Наконец ему стало легче, и он поехал шагом вдоль круга, разыскивая свой фургон. Вдруг показалась тонкая струйка дыма — кто-то развел костер. Он смотрел на этот дымок с облегчением; в нем было что-то успокаивающее, подлинное, в любые времена — первая примета нормальной жизни.

Такая простая вещь — горячий огонь, но это символ, первый шаг человека к цивилизации, а для человека это — инстинктивный возврат к реальности, когда опасность миновала. Это его первая реакция — развести костер, обеспечить себе уют и надежность, символом которых является огонь.

Сколько раз он видел, как женщины разводят огонь и начинают готовить, едва минует первый приступ горя — чтобы предложить людям, да и себе, горячую пищу и кофе… сколько раз ему казалось, что человек, предлагая огонь и горячую еду, как будто говорит: «Смотри, я человек, ты узнаешь меня по этим признакам — что я умею добывать огонь, что я готовлю свою пищу на огне»…

А потом он увидел ее — она стояла перед фургоном и смотрела на него, прикрывая глаза ладонью от сияющего солнца, стояла одна и смотрела, как он подъезжает… еще не веря до конца.

Глава десятая

На западе лежала светлая земля, на западе звучали волшебные имена и названия, которые они слышали в рассказах и песнях, слова, которые обозначали собой дикий край, которые обозначали индейцев, которые обозначали опасность, обещание и надежду. Одно такое слово было Платт, «мелкая вода», другое — Аш-Холоу, Лощина Праха.

Чимни-Рок — Скала-Дымоход… Хорс-Крик — Конская речка… Скотсблафф — Шотландский обрыв… Форт-Ларами… Биттер-крик — Горькая речка… Суитуотер — Сладкая Вода, Саут-Пасс — Южный перевал, Форт-Бриджер, река Гумбольдт, Лоусонэ-Медоуз — Лоусоновы, Луга… Форти-Майл-Хауз — Дом на Сороковой миле… День за днем, в солнце, в дождь и ветер катились фургоны на запад, их тяжелые колеса на неровной дороге вытряхивали странную музыку из деревянных частей и груза.

Теперь Клив Ван Вален уже редко правил фургоном. Обе девушки справлялись с этим, а он был нужен, чтобы разведывать тропу, искать воду, траву, топливо, следить за индейцами, добывать мясо. Морган все больше и больше полагался на него, забыв вражду ради потребностей каравана.

Клив въехал на вершину холма, где ветер колыхал под солнцем высокие травы, снял шляпу и вытер изнутри пот. Волосы за это время сильно отросли и развевались вокруг ушей. Прищурив глаза, он всматривался в даль, обдумывая положение вещей и свое место в сложившейся ситуации.

Не только Морган изменил отношение к нему — он и сам теперь смотрел на вещи иначе; изменились не только его взгляды, изменилась и наружность. За эти дни, проведенные в седле, он загорел и обветрился. Он рубил дрова, погонял мулов, вытаскивал колеса фургона из грязи и песка, напрягал физические силы до такой степени, как никогда в жизни.

И ценности здесь были иные. Тут было совершенно не важно, кем был человек раньше, на востоке; здесь людей интересовало одно: «Может ли он выполнять работу? Устоит ли он, когда придет беда?»

И у лагерного костра произошли едва ощутимые перемены. Теперь с ним считалась не только Агата, но и Лилит.

Между Кливом и предводителем каравана установилось перемирие — но не более того. Морган вовсе не простил истории с карточной игрой. Клив не имел случая поговорить об этом, а Морган как будто предпочитал не касаться этой темы. Но Клив отклонял все предложения сесть за карты и избегал игроков.

Что до Лилит, то он больше не пытался снискать ее расположение, да и виделись они друг с другом разве что за едой. Да, он действительно работал на них, но все дела в караване выполняют сами путешественники, и потому каждый человек делает то, для чего лучше всего подходит.

Когда они шли через пустыню Большого Соленого озера, страх перед индейцами уменьшился. Индейцев вокруг хватало, но они предпочитали развлекаться мелким воровством, а не нападениями. Чем дальше продвигался караван на запад, тем большей проблемой становились вода, трава и топливо.

Вдоль длинной извилистой тропы Гумбольта было мало воды и деревьев. На долгие мили вдоль нее встречался только низкорослый кустарник. К югу от тропы лежали горы, и люди иногда видели их — как низкие серые облака над горизонтом. На некоторых горах лежали снеговые шапки; но они всегда оставались далеко от тропы, почти на пределе видимости. Путешественники жадно вглядывались в даль, с нетерпением ожидая Сьерры, потому что Сьерра-Невада означала Калифорнию, а Калифорния — это то место, где лежит конец пути.

Клив по-прежнему заботился о мулах. Водил их на водопой и в кораль, запрягал и распрягал. Он же снабжал фургон топливом, а при случае — свежим мясом.

От природы наблюдательный и быстро — схватывающий, помнящий многое из разговоров и прочитанных книг, Клив Ван Вален скоро превратился в первоклассного степняка. Зрение у него было великолепное, а теперь, когда Гейб Френч одолжил ему барабанную винтовку Кольта, он был хорошо вооружен. Конь, сильный и быстрый, легко носил его на себе. Имея хорошее оружие и хорошего коня, он постепенно полюбил уезжать на разведку далеко в сторону от маршрута или намного вперед, чтобы найти хорошее место для ночной стоянки.

В этих разъездах, особенно в сторону от тропы, он частенько натыкался на дичь, и раза два-три в неделю возвращался из своих рейдов со свежим мясом. Не считая того, что он оставлял в своем фургоне, добычи его хватало, чтобы разделить по справедливости среди других попутчиков.

— На что ты рассчитываешь? — спросил его однажды Гейб. — Никак, собираешься выдвинуть свою кандидатуру на выборах? Ты уже завел себе кучу друзей в этом караване.

— Единственное, чего я хочу — это дойти до конца пути с целой шкурой. — Клив отвел взгляд от гор и посмотрел на Гейба Френча. — Гейб, когда я попаду в Калифорнию, я собираюсь заняться каким-нибудь бизнесом.

— Придумал что-нибудь?

— Пока нет.

— Ну, еще придумаешь. Бизнес — это надежнее, чем добыча золота. В земле копаться — это дело удачи, как ни посмотри. — Гейб помолчал. — Может, и мне чего придет в голову…