Космическая трилогия (сборник), стр. 94

Коссер подвез его к вокзалу, и по пути домой он впервые стал размышлять, что же скажет жене. Нет, он не выдумывал лжи. Он просто увидел, как входит в дом, как смотрит на него Джейн, и услышал, как произносит остроумные, бодрые фразы, вытеснившие из его сознания все, что с ним в действительности было. Именно потому, что многое и смущало, и даже унижало его, ему хотелось порисоваться. Почти бессознательно он решил ничего не говорить о Кьюр Харди — Джейн очень любила старину. И вот, когда она обернулась на его шаги, она увидела чрезвычайно бодрого человека. Да, конечно, на службу его берут. Платить? Еще не договорились, это завтра. Место занятное. Нужных людей видел.

«Про эту тетку я тебе подробней расскажу, — пообещал он, — просто не поверишь».

Джейн пришлось решать, что же она скажет, гораздо быстрей, чем ему; и она решила не говорить про Сэнт-Энн. Мужчины очень не любят, когда с женщиной творится что-то странное. К счастью, Марк был занят собой и ни о чем не спросил. Рассказы его не особенно ее ободрили. Что-то тут было не так. Она слишком рано спросила тем испуганным, резким голосом, которого Марк терпеть не мог: «А ты не ушел из колледжа?» — «Нет, — ответил он, — что ты», — и продолжал свое. Она слушала невнимательно, зная, что он часто выдумывает, и размышляла о том, что, судя по виду, он в эти дни много пил. Словом, весь вечер он красовался перед ней, а она задавала нужные вопросы, смеялась, удивлялась. Они были молоды и не очень любили друг друга, но каждый очень хотел, чтобы любили его.

7

А брэктонцы в это время попивали вместе вино. Они не переоделись к вечеру, и спортивные куртки или вязаные жакеты выглядели странно среди дубовых панелей, свечей и серебра. Феверстон и Кэрри сидели рядом. До этого дня, лет триста кряду, столовая колледжа была одним из приятнейших мест в Англии. Окна ее выходили на реку и на лес. С этой стороны тянулась терраса, где ученые часто сиживали летом. Сейчас, конечно, окна были закрыты, гардины задернуты, но и сквозь них проходили неслыханные прежде звуки: крики, ругань, свистки, скрежет, визг, грохот, звон, лязг, от которых дрожала вся комната.

— «Seva sonare verbera, tum stridor ferri tractaque catenae» ^{76}, — заметил Глоссоп сидящему рядом Джуэлу. Совсем рядом, за рекой, старый лес успешно превращали в ад. Те прогрессисты, чьи окна выходили на эту сторону, выражали недовольство. Даже Кэрри удивлялся тому, как странно воплощаются его мечты, но скрывал это и беседовал как ни в чем не бывало с Феверстоном, хотя им обоим приходилось кричать.

— Значит, — орал он. — Стэддок не вернется?

— Вот именно! — вопил Феверстон.

— Когда он подаст заявление?

— Еще не подал? Ах, молодость, молодость! Ничего, нам же лучше!

— Сможем как следует подготовиться?

— Да. Пока бумажки нет, они не в курсе.

— То-то и оно! Они ведь сами не знают, чего хотят! Мало ли кто им понравится!

— Да! Надо сразу же подсунуть своего кандидата! Объявим о вакансии, и тут же — бац! — кролик из шляпы!

— Значит, думать начнем сейчас!

— А непременно социолога?

— Нет, это все равно!

— У нас нет политолога.

— Да… хм… Понимаете, они эту науку не жалуют. А может, Феверстон, лучше… как ее… прагматометрию?

— Занятно, что вы это сказали. Тот, о ком я думаю, как раз интересуется и ею. Можно было бы назвать так: специалист по социальной прагматометрии.

— А кто это?

— Лэрд, он из Кембриджа.

Кэрри никогда о нем не слышал, но глубокомысленно сказал:

— А, Лэрд.

— Как вы помните, — продолжал Феверстон, — он хворал и кончил средне. Но в Кембридже экзамены так плохо поставлены, что никто на это не смотрит. Потом он руководил «сфинксами», издавал журнальчик. Ну, Дэвид Лэрд…

— Да, конечно… Только, Дик…

— Что такое?

— Это не очень хорошо. Сам я тоже не придаю значения дипломам, но у нас тут, бывало, выбирали… — И он почти невольно посмотрел туда, где сидел Пэлем, толстолицый человек с маленьким ротиком. Даже Кэрри не мог припомнить, что он сделал или написал.

— Да, знаю, — сказал Феверстон. — Мы иногда берем не тех, кого следовало бы. Но без нас колледж приглашает вообще невесть кого.

То ли от шума, то ли от чего Кэрри на минуту заколебался. Недавно он обедал в Нортумберленде. Там был Тэлфорд, и все его знали, все слушали, даже сам Кэрри дивился его уму и живости, которых тот почему-то в колледже не проявлял. А вдруг все «эти» так коротко и скучно ему отвечают, потому что он им не интересен? А вдруг он глуп? Эта дикая мысль мелькнула в его мозгу, и он ее забыл. Приятней было думать, что «они» — просто отсталые, косные люди.

— На той неделе я буду в Кембридже! — кричал тем временем Феверстон. — Даю там ужин. Премьер, два газетных босса, Тони Дью. Что? Конечно, знаете. Черный такой, плюгавый. И Лэрд там будет. Он в каком-то родстве с премьером. А вы не придете? Дэвид мечтает с вами познакомиться. Он очень много о вас слышал… от вашего бывшего студента, забыл фамилию.

— Не знаю… Тут еще Билла хороним, я нужен… Как по радио, не передавали, нашли убийцу или нет?

— Не слыхал. Кстати, раз Ящера нет, у нас уже две вакансии.

— Что-о-о? — взвыл Кэрри. — Какой шум! Или я оглох?..

— Эй, Кэрри! — крикнул ему Брайзекр, перегнувшись через Феверстона. — Что это делают ваши друзья?

— Почему они так кричат? — спросил кто-то. — Разве нельзя работать без крика?

— По-моему, они не работают, — сказал кто-то еще.

— Слушайте! — воскликнул Глоссоп. — Какая там работа. Скорее уж футбольный матч.

Все вскочили.

— Что это? — закричал Рэйнор.

— Они кого-то убивают, — сказал Глоссоп.

— Куда вы? — спросил Кэрри.

— Посмотрю, в чем дело, — сказал Глоссоп, — а вы соберите всех слуг. И позвоните в полицию.

— Я бы не выходил, — сказал Феверстон, наливая себе еще вина. — На мой взгляд, полиция уже там.

— То есть как?

— А вы послушайте.

— Я думал, это дрель…

— Слушайте!

— Господи, неужели пулемет?

— Смотрите! Смотрите! — закричали все. Зазвенели стекла. Кто-то кинулся спустить жалюзи, но вдруг все застыли, тяжело дыша и глядя друг на друга. У Глоссопа на лбу была кровь, а пол усыпали осколки прославленного окна, на котором Генриетта-Мария ^{77} вырезала бриллиантом свое имя.

Глава V

Гибкость

1

Наутро Марк поехал в Бэлбери поездом. Он обещал жене уточнить насчет оплаты, и это смущало его, но вообще он чувствовал себя неплохо. Самое возвращение ему очень понравилось — он просто вошел, снял шляпу, спросил виски. Слуга его узнал. Филострато ему кивнул. Женщины вечно выдумывают, а вот она, реальная жизнь! Выпив виски, он пошел к Коссеру, пробыл у него пять минут, и все померкло.

Стил и Коссер взглянули на него, как глядят на случайного посетителя, и не сказали ничего.

— Доброе утро, — неловко начал Марк.

Стил сделал пометку на каком-то большом листе бумаги, лежащем перед ним, и спросил не глядя:

— В чем дело, мистер Стэддок?

— Я к Коссеру, — сказал Марк. — Вот что, Коссер, в последнем разделе нашего отчета…

— Какой отчет? — спросил Коссера Стил.

Коссер криво усмехнулся.

— А я тут подумал, составлю-ка отчетик про эту деревню. Вчера у меня дел не было, я поехал туда, а Стэддок мне помогал.

— Неважно, — сказал Стил. — Поговорите в другой раз, Стэддок. Сейчас Коссер занят.

— Простите, — сказал Марк, — давайте разберемся. Значит, этот отчет — частное дело Коссера? Жаль, что я не знал. Я бы не потратил на него восемь рабочих часов. И вообще, кому я подчиняюсь?

Стил, играя карандашом, смотрел на Коссера.

— Я спросил вас, кому я подчиняюсь, мистер Стил, — сказал Марк.

— При чем тут я? — сказал Стил. — Вы, я вижу, не заняты, а я — занят. Ничего я не знаю о ваших делах.