Космическая трилогия (сборник), стр. 84
— Что вы имеете в виду, доктор Димбл? — не поняла Джейн.
— Ну, одна часть населения была римской… Эти люди носили тоги, говорили на окрашенной кельтским влиянием латыни — нам она показалась бы вроде испанского. А в глубине, подальше, за лесами, жили настоящие древнебританские царьки, языку них был типа валлийского {63}, жрецами были друиды…
— Кто же такой сам Артур? — спросила Джейн, смущаясь, что сердце у нее екнуло при словах «вроде испанского».
— В том-то и дело, — сказал д-р Димбл. — Можно предположить, что он — старого британского рода, но крещен, обучен воинскому римскому искусству и пытается, не без успеха, стянуть страну воедино. Британские родичи этому противятся, а люди римской культуры смотрят на «местных» свысока. Вот почему сэра Кея постоянно называют мужланом — он принадлежит к одному из местных родов… И под всем этим — обратная тяга, назад, к друидизму.
— А что же Мерлин?
— Да… Интересная фигура… Быть может, попытка и не удалась, потому что он так рано умер? Он — не злодей, но колдун. Он, конечно, друид, но знает все о Граале. {64} Он — «сын нечистого», но Лайамон {65} дает нам понять, что это недостоверно. Помните: «Нездешних много сил, средь них есть добрые и злые».
— Удивительно, — сказала Джейн. — Я никогда об этом не думала.
— А я вот думаю, — сказал д-р Димбл. — Я размышляю о том, не был ли Мерлин последним представителем чего-то забытого, чего-то такого, что стало невозможным, когда люди, связанные с нездешними силами, разделились на черных и белых, на колдунов и священников.
— Не пугай нас!.. — сказала миссис Димбл, заметив, что Джейн озабочена. — Во всяком случае, Мерлин давно умер и похоронен, как все мы знаем, тут, рядом…
— Похоронен, но не умер, — поправил ее д-р Димбл.
Джейн вскрикнула, сама того не желая, а д-р Димбл продолжал, как бы думая вслух:
— Интересно, что они найдут, если станут там копать?..
— Сперва глину, потом воду, — сказала миссис Димбл. — Оттого здесь и строить нельзя.
— Зачем же они сюда рвутся? — спросил ее муж. — Джалс к романтике не склонен. Вряд ли он мечтает, что к нему перейдет мантия Мерлина.
— Ну что ты такое говоришь? — воскликнула миссис Димбл.
— Да, — сказал Димбл, — это маловероятно. Хотя некоторые из его людей были бы не прочь ее примерить. Другое дело, по росту ли она им. Не думаю, что им бы понравилось, если бы старый кудесник сам к ним явился.
— Джейн сейчас плохо станет! — сказала хозяйка и вскочила.
— Что с вами? — спросил хозяин, удивленно глядя на бледное лицо гостьи. — Слишком жарко?
— Так, чепуха… — проговорила Джейн.
— Пойдемте в кабинет, — сказал д-р Димбл. — Обопритесь на мою руку.
В кабинете, у открытого окна, глядя на лужайку, усыпанную ярко-желтыми листьями, Джейн рассказала свой сон, чтобы объяснить, почему она так глупо ведет себя.
— Вот, — заключила она. — Можете теперь провести сеанс психоанализа…
Судя по всему, д-р Димбл был сильно потрясен.
— Поразительно!.. — говорил он. — Поразительно!.. Две головы… Одна принадлежит Алькасану… Неужели мы вышли на верный след?
— Сесил, не надо! — вмешалась миссис Димбл.
— Вы думаете, я больна? — спросила Джейн.
— Больны? — сказал д-р Димбл, непонимающе глядя на нее. — А, в этом смысле!..
И Джейн поняла, что он думает о другом. О чем именно, она не могла и предположить.
Доктор Димбл выглянул из окна.
— Идет мой самый тупой ученик, — сказал он. — Что ж, послушаю доклад о Свифте, который начинается словами «Свифт родился…», и постараюсь вникнуть, а это нелегко. — Он встал и положил руку Джейн на плечо. — Вот что, — добавил он, — ничего не буду вам советовать, но если вы захотите поговорить с кем-нибудь про этот сон, спросите у меня или у Марджери, к кому пойти.
— Вы не доверяете доктору Брайзекру? — сказала Джейн.
— Сейчас я не могу вам объяснить, — сказал д-р Димбл. — Все слишком сложно. Постарайтесь не волноваться. А если заволнуетесь, сразу сообщите нам. До свиданья.
Когда он вышел, явились какие-то гости, и Джейн больше не смогла поговорить с хозяйкой. Через полчаса она ушла и направилась по тропинке через поле, где бродили ослики и гуси. Слева виднелись башни и шпили Эджстоу, справа — старая мельница.
Глава II
Обед у проректора
1
— Ну, удружил!.. — сказал Кэрри. Он стоял у камина в одной из красивейших комнат своей великолепной квартиры.
— Кто, Два Нуля? — спросил Джеймс Бэзби.
Все они — и он, и лорд Феверстон, и Марк — пили вино перед обедом. Двумя Нулями звался Чарльз Плейс, ректор Брэктонского колледжа. Лет пятнадцать назад прогрессисты считали его избрание одним из первых своих триумфов. Крича, что колледжу нужна свежая кровь, что пора его встряхнуть, что он закоснел в академической скуке, они протащили в ректоры пожилого чиновника, чуждавшегося академизма с тех пор, как он кончил Кембридж. Единственным его трудом был толстый отчет о состоянии клозетов в Англии. Однако надежд он не оправдал, ибо интересовался только филателией и своим больным желудком. Выступал он так редко, что сотрудники помоложе не знали его голоса.
— Да, черт его дери! — сказал Кэрри. — Просит зайти, как только я смогу.
— Значит, — сказал Бэзби, — Джуэл и К° на него насели. Хотят все переиграть.
— Резолюцию отменить нельзя, — сказал Кэрри. — Тут что-то еще, но вечер он мне испоганил.
— Именно что вам! — сказал Феверстон. — Не забудьте оставить то прекрасное бренди.
— Джуэл! О господи!.. — сказал Бэзби, запуская в бороду левую руку.
— Мне его стало жалко, — сказал Марк.
Отдадим ему справедливость: неожиданная, даже ненужная выходка Феверстона неприятно поразила его; неприятна была и мысль о том, что Феверстон протащил его в колледж. Однако эту фразу он произнес и потому, что хотел покрасоваться независимостью мнений. Скажи ему кто-нибудь: «Феверстон будет вас больше ценить, если вы покажете зубы», — он бы обиделся; но никто этого не сказал.
— Джуэла пожалели? — удивился Кэрри. — Видели бы вы его в свое время!
— Я с вами согласен, — сказал Марку лорд Феверстон. — Но я, знаете ли, разделяю взгляды Клаузевица. {66} В конечном счете, так гуманней. Я пришиб его одним ударом. Теперь он счастлив — вот они, молодые, которых он ругает столько лет! А что еще можно было сделать? Дать ему говорить? Он бы довел себя до инфаркта, да и огорчался бы, что мы с ним вежливы.
— Конечно, и в этом есть смысл… — сказал Марк.
— Обед подан, — сказал слуга.
— Да, — сказал Феверстон, когда они уселись, — никто не любит, чтобы его враги вели себя вежливо. Куда бы делся бедный Кэрри, если бы наши мракобесы подались влево?
— Что там, Дик, — сказал Кэрри. — Я сплю и вижу, когда же конец этим распрям. Работать некогда!..
Феверстон расхохотался. Смех у него был поистине мужской и очень заразительный. Марк почувствовал, что лорд начинает ему нравиться.
— Работать? — переспросил Феверстон, не то чтобы подмигивая, но все же поглядывая в сторону Марка.
— Да, у нас есть и собственная работа, — сказал Кэрри, понижая голос, чтобы показать этим, что говорит всерьез. Так понижают голос, когда речь заходит о вере или о болезнях.
— Не знал за вами, не знал, — сказал Феверстон.
— Вот видите! — сказал Кэрри. — Или спокойно смотри, как все разваливается, или жертвуй своей научной работой. Немножко еще разгребу и сяду за книгу. Все уже готово, продумано, только пиши.
Марк никогда не видел Кэрри обиженным, и ему стало еще веселее.
— Понятно!.. — сказал Феверстон. — Чтобы колледж оставался на высоком научном уровне, лучшие его умы должны забросить науку.