Космическая трилогия (сборник), стр. 127
— Что с вами?
— Ничего, — сказал Макфи, глотнул несколько раз и облизал губы. — Ничего. — Тут он выпрямился. — Эй, где же он?
— Кто? — спросил Деннистон.
— Трудно сказать, — отвечал Макфи. — Понимаете, я сразу уснул.
Все переглянулись. Макфи вскочил.
— Господи! — крикнул он. — Да тут же был Рэнсом! Не знаю, что со мной случилось. Наверное, это гипноз. Прискакал человек на лошади…
Все обеспокоились. Деннистон распахнул дверь в кухню, и в свете очага взорам новоприбывших предстали четыре спящие женщины. Спала и птица на спинке стула, спал и медведь, по-детски посвистывая. Миссис Димбл уронила голову на стол, вязанье — на колени (Димбл смотрел на нее с той жалостью, с какой мужчина смотрит на спящего, особенно — на жену). Камилла свернулась в качалке, как кошка, которая спит где угодно. Айви дышала ртом, а Грейс Айронвуд сидела прямо, словно она с суровым терпением приняла унизительное бремя насильственного сна.
— Будить их некогда, — сказал Макфи. — Идемте наверх.
Они пошли, зажигая по пути свет, через пустые комнаты, беспомощные, как все комнаты ночью, — огонь в камине погас, часы остановились, на диване газета. Никто и не ждал увидеть что-нибудь другое на первом этаже.
— Свет наверху, — сказала Джейн, когда они дошли до лестницы.
— Мы сами зажгли, еще в коридоре, — сказал Димбл.
— Нет, это не то, — сказал Деннистон.
— Простите, — обратился Димбл к Макфи, — мне лучше идти первым.
Еще со второй площадки Джейн и Деннистон заметили, что первые двое вдруг остановились. Хотя у нее немыслимо устали ноги, Джейн кинулась вперед и увидела то, что видели Димбл и Макфи.
Наверху, у балюстрады, стояли два человека в пышных одеждах, один — в алой, другой — в светло-синей. Страшная мысль поразила Джейн: собственно, что она знает о Рэнсоме? Он заманил ее сюда… из-за него она узнала сегодня, что такое адский страх… Теперь он стоит вот с этим, и они ведут себя как ведут себя такие люди, когда остаются одни. Один пролежал много лет в земле, другой побывал на небе… Больше того, один говорил, что другой им враг, а теперь они слились, словно две капли ртути. Рэнсом стоял очень прямо, без костыля. Свет падал сзади, и от его бороды шло сияние, а волосы сверкали чистым золотом. Вдруг Джейн поняла, что смотрит, ничего не видя, прямо на пришельца. Он был огромен и что-то говорил, указывая на нее.
Слов она не поняла, но их понял Димбл.
— Сэр, — говорил Мерлин на какой-то странной латыни, — вот лукавейшая дама из всех живущих на земле.
— Сэр, ты неправ, — отвечал Рэнсом. — Эта дама грешна, как и все мы, но она не лукава.
— Сэр, — сказал Мерлин, — знай, что она причинила королевству величайшее зло. Ей и ее господину было суждено зачать дитя, которое, возросши, изгнало бы наших врагов на тысячу лет.
— Она недавно замужем, — сказал Рэнсом. — Дитя еще родится.
— Сэр, — сказал Мерлин, — оно не родится, ибо час миновал. Она и ее господин бесплодны по своей воле. Я не знал, что вам ведомы мудрости Сульвы. И в отцовском роду, и в материнском рождение это уготовили сто поколений. Если сам Господь не совершит чуда, такое сочетание людей и звезд не повторится.
— Молчи, — сказал Рэнсом. — Она понимает, что речь идет о ней.
— Было бы великой милостью, — сказал Мерлин, — отрубить ей голову, ибо поистине тяжко глядеть на нее.
Димбл загородил собою растерянную Джейн и громко спросил:
— Рэнсом, что это значит?
Мерлин что-то говорил, и Рэнсом слушал его.
— Отвечайте! — сказал Димбл. — Что случилось? Почему вы так одеты? Зачем вы беседуете с этим кровожадным стариком?
— Доктор Рэнсом, — сказал Макфи, глядевший на пришельца, как терьер на сенбернара, — я не знаю латыни, но прекрасно знаю, что вы разрешили загипнотизировать меня. Поверьте, не так уж приятно видеть вас в оперном костюме с этим йогом, шаманом или кто он там есть. Скажите ему, чтобы он на меня так не смотрел. Я его не боюсь. Если вы, доктор Рэнсом, перешли на их сторону, я здесь не нужен. Можете меня убить, но смеяться над собой я не дам. Мы ждем ответа.
Рэнсом молча глядел на них.
— Неужели дошло до этого? — спросил он наконец. — Неужели вы мне не верите?
— Я верю вам, сэр, — сказала Джейн.
— Чувства к делу не относятся, — сказал Макфи.
— Что ж, — сказал Рэнсом, — мы ошиблись. Ошибся и враг. Это Мерлин Амвросий. Он с нами. Вы знаете, Димбл, что такая возможность была.
— Да, — сказал Димбл, — была… но посудите сами: вы стоите здесь рядом, и он говорит такие жестокие слова…
— Я и сам удивляюсь его жестокости, — сказал Рэнсом. — Но, в сущности, можно ли ожидать, чтоб он судил о наказании как филантроп девятнадцатого века? Кроме того, он никак не поймет, что я не полновластный король.
— Он… он верит в Бога? — спросил Димбл.
— Да, — отвечал Рэнсом. — А оделся я так, чтобы его почтить. Он пристыдил меня. Он думал, что мы с Макфи — рабы или слуги. В его дни никто не надел бы по своей воле бесцветных и бесформенных одежд.
Мерлин заговорил снова.
— Кто эти люди? — спросил он. — Если они твои рабы, почему они столь дерзки? Если они твои враги, почему ты терпишь их?
— Они мои друзья, — начал Рэнсом, но Макфи перебил его.
— Должен ли я понять, доктор Рэнсом, — спросил он, — что вы предлагаете нам включить в нашу среду этого человека?
— Не совсем так, — отвечал Рэнсом. — Он давно с нами. Я могу лишь просить вас, чтобы вы это признали.
Мерлин обратился к Димблу:
— Пендрагон сказал мне, что ты считаешь меня жестоким. Это меня удивляет. Третью часть имения я отдавал нищим и вдовам. Я никого не убивал, кроме негодяев и язычников. Что же до женщины, пускай живет. Не я господин в этом доме. Но так ли важно, слетит ли с плеч ее голова, когда королевы и дамы, которые погнушались бы взять ее в служанки, гибли за меньшее? Даже этот висельник (cruciarius {109}), что стоит за тобою, — да, да, я говорю о тебе, хотя ты знаешь лишь варварское наречие! — даже этот жалкий раб, чье лицо подобно скисшему молоку, ноги — ногам аиста, а голос — скрипу пилы о полено, даже он, этот карманник (sector zonarius) не избежал бы у меня веревки. Его не повесили бы, но высекли.
— Доктор Рэнсом, — сказал Макфи, — я был бы вам благодарен…
— Мы все устали, — перебил его Рэнсом. — Артур, затопите камин в большой комнате. Разбудите кого-нибудь из женщин, пусть покормят гостя. Поешьте и сами, а потом ложитесь. Завтра не надо рано вставать. Все будет очень хорошо.
4
— Да, нелегко с ним, — сказал Димбл на следующий день.
— Ты очень устал, Сесил, — сказала его жена.
— Он… с ним трудно говорить. Понимаешь, эпоха важнее, чем мы думали.
— Я заметила, за столом. Надо было догадаться, что он не видел вилки… Сперва мне было неприятно, но он так красиво ест…
— Да, он у нас джентльмен в своем роде. И все-таки… нет, ничего.
— А что было, когда вы разговаривали?
— Все приходилось объяснять и нам и ему. Мы еле втолковали, что Рэнсом не король и не хочет стать королем. Потом он никак не понимал, что мы не британцы, англичане… он называет это «саксы». А тут еще Макфи выбрал время, стал объяснять, в чем разница между Шотландией, Ирландией и Англией. Ему кажется, что он — кельт {110}, но он такой же кельт, как Бультитьюд. Кстати, Мерлин Амвросий изрек о нем пророчество.
— Какое?
— Что еще до Рождества этот медведь совершит то, чего не совершал ни один медведь в Британии. Он все время пророчествует, кстати и некстати. Как будто это зависит не от него… Как будто он и сам больше не знает… просто поднялась в голове заслонка, он что-то увидел, и она опустилась. Довольно жутко.
— С Макфи они ссорились?
— Да нет. Мерлин не принимает его всерьез. Кажется, он считает его шутом Рэнсома. А Макфи, конечно, непреклонен.