Цезарь Каскабель (иллюстр.), стр. 55

Ну нет! Чу-Чук больше не задерживает их! Они уйдут, как только пожелают, а туземцы окажут им почести, подобающие путникам, которым столь явно покровительствует небо!

И в то время как Ортик и Киршев недоумевали, не подозревая о талантах господина Каскабеля, Клу воодушевленно повторял:

— Какой гений мой господин хозяин! Какой ум! Какой человек! Если только не…

— Если только не бог! — подхватила Корнелия, комично склоняясь перед мужем.

Коронный номер удался благодаря чрезмерному легковерию народа Новосибирских островов, выходящему за пределы всякого воображения. Господин Каскабель верно подметил это качество туземцев, что и подсказало ему идею поупражняться в чревовещании ко всеобщей пользе.

Само собой разумеется, европейцев проводили до «Прекрасной Колесницы» со всеми почестями, соответствующими их новому рангу святых. Чу-Чук усердствовал в лести и комплиментах, смешанных с изрядной долей страха и уважения. Он был недалек от мысли, что семье Каскабель следует поклоняться не меньше, чем идолам Котельного. Впрочем, как столь невежественное население Туркева могло раскусить мистификацию? Никаких сомнений! Боги Ворспюка говорили своими наводящими ужас голосами! До сих пор немые уста разверзлись и изрекли приказы на внятном русском языке! К тому же боги и раньше предупреждали туземцев! Ведь даже птица святых людей умеет говорить! Разве туземцы не изумились словечкам, вылетевшим из ее клюва? А раз уж пернатый умеет ругаться, то почему, почему же боги с головами птиц не способны на это?

С того дня господин Серж, Цезарь Каскабель и его семья, а также оба моряка, за которых заступился их соотечественник считали себя свободными. Зима клонилась к закату, и погода становилась сносной. Поэтому потерпевшие бедствие решили не задерживаться долее на Ляховском архипелаге. Не потому, что опасались новой перемены в отношениях с туземцами. Наоборот островитяне даже слишком старались поскорее выпроводить гостей! Теперь господин Каскабель пребывал в самых лучших отношениях со своим «братом Душкой», который чистил бы сапоги Цезаря, если бы только тот пожелал. Разумеется, добрый человек поторопился вернуть все украденное из «Прекрасной Колесницы». Он лично, упав на колени, вручил артисту барометр, который носил на шее, и Цезарь милостиво протянул ему руку; Чу-Чук с благоговением поцеловал святую длань, которой, видимо, ничего не стоило посылать молнии и вызывать бури!

Короче говоря, восьмого марта приготовления к отъезду закончились. Господин Каскабель запросил двадцать оленей в качестве упряжки для своего экипажа; Чу-Чук услужливо предоставил сотню, но его новый друг вежливо отказался. Он попросил только необходимое количество фуража на дорогу.

Поутру господин Серж, семейство Каскабель и русские моряки распрощались с туземцами. Все племя собралось проводить гостей и пожелать им счастливого пути.

«Дорогой Душка» в первом ряду таял от искреннего умиления. Господин Каскабель подошел к нему, хлопнул по животу и ограничился простыми французскими словами:

— Прощай, старый болван!

Этот снисходительный хлопок только возвеличил его величество в глазах подданных.

Десять дней спустя, восемнадцатого марта, совершив без особых трудностей переход через ледяное поле, соединявшее Ляховский архипелаг и побережье Сибири, «Прекрасная Колесница» вышла на берег к устью Лены.

После стольких бедствий и несчастий, опасностей и приключений, преследовавших путешественников вслед за выходом из Порт-Кларенса, господин Серж и его спутники наконец ступили на Азиатский континент.

Глава VIII

ЯКУТИЯ

Из-за дрейфа по арктическим водам и вынужденной задержки на Новосибирском архипелаге путешественникам пришлось отказаться от задуманного маршрута до границы Европы. Теперь уже нечего было и помышлять о том, чтобы пересечь Сибирь в ее южной части. С наступлением весны погода улучшится, а потому отпадет необходимость в зимовке в каком-либо из селений. Как ни странно, но последние события привели к благоприятной, чудесной развязке.

Теперь оставалось только выбрать наилучший путь к Уральским горам — границе между азиатской и европейской частями России. Именно это и собирался сделать господин Серж, прежде чем снять лагерь, который наши герои разбили на побережье Ледовитого океана.

Стояла ясная, безветренная погода. Продолжительность светлого времени в преддверии весеннего равноденствия уже превышала одиннадцать часов; сумерки, и так очень длинные на территориях, расположенных по семьдесят второй параллели, каждый день становились все длиннее.

Маленький караван, к которому присоединились Ортик и Киршев, состоял теперь из десяти человек. Хотя отношения между артистами и моряками не потеплели, русские столовались в «Прекрасной Колеснице»; они и ночевали в фургоне, так как на улице пока было холодновато.

Действительно, средняя температура дня держалась на отметке нескольких градусов ниже нуля, что легко сверялось по термометру, любезно возвращенному Чу-Чуком законным владельцам. Насколько хватало глаз, поверхность земли скрывалась под толстым снежным покровом, который растает только под лучами апрельского солнца. По твердому плотному снегу, словно по травянистой равнине степей, олени легко потянут тяжелый экипаж.

Животные питались фуражом, предоставленным туземцами; его запаса хватило оленям на всю дорогу от Котельного до устья Лены. Отныне, с их умением откапывать из-под самого глубокого снега мох и прошлогодние листья карликовых деревьев, которыми усеяна земля тундры, они сами позаботятся о пропитании. Нужно признать также, что во время перехода через ледяное поле новая упряжка показала себя с наилучшей стороны и Клу управлялся с ней без особых хлопот.

Путники также не страдали от голода; «Прекрасная Колесница» располагала еще консервами, рисом, чаем, галетами и «живой водой». Кроме того, в распоряжении Корнелии оказалось некоторое количество якутского масла в маленьких берестяных коробах, подаренное Чу-Чуком брату Каскабелю. Правда, запасы керосина уже совсем истощились и их предстояло пополнить в каком-нибудь сибирском городке. Впрочем, «охотничьи угодья» не подводили с поставками свежего мяса, господин Серж и Жан по пути много раз демонстрировали свою меткость, поставив ее на службу желудкам.

Приходилось рассчитывать на помощь русских моряков. Они с удовольствием согласились послужить проводниками, так как северные районы Сибири частично им знакомы.

Однажды на привале зашел разговор на эту тему.

— Поскольку вы уже бывали в этих краях, ведите нас… — предложил господин Серж Ортику.

— Это лишь малая часть того, что нам хотелось бы для вас сделать, — любезно ответил Ортик, — поскольку мы очень благодарны господину Каскабелю.

— Мне? Не стоит! — ответил Цезарь. — Только моему животу! Его наделила природа даром речи! Вот кого благодарите!

— Ортик, — спросил господин Серж, — каким маршрутом вы бы посоветовали идти после выхода из Ленского залива? [164]

— Самым коротким, господин Серж. Если вы не возражаете, мы оставим в стороне основные города Якутии, что находятся далеко на юге, и пойдем прямо к Уральскому хребту. Впрочем, по пути немало поселений, где можно купить продукты или даже остановиться на какое-то время в случае необходимости.

— С чего вдруг? — вмешался господин Каскабель. — Нам нечего делать в деревнях. Важно не задерживаться и ускорить шаг. Надеюсь, передвигаться в этих краях не опасно?

— Ничуть, — заверил Ортик.

— К тому же сейчас мы сильны как никогда, и горе бандитам, пожелавшим напасть на «Прекрасную Колесницу»! Дай Бог им ноги унести!

— Успокойтесь, господин Каскабель, нам нечего бояться! — поспешил усмирить его пыл Киршев.

Заметим, что Киршев говорил очень редко. Малообщительный, угрюмого и мрачного нрава, он уступал возможность поговорить своему товарищу. Ортик казался сообразительнее; он обладал по-настоящему метким умом, в чем не раз убеждался господин Серж.

вернуться

[164] Такого топонима, как «Ленский залив», в географической номенклатуре Арктики нет. Автор имел в виду либо губу Буор-Хая, куда впадают восточные рукава ленской дельты, либо более обширный морской бассейн, южную часть современного моря Лаптевых, который в конце XIX — начале XX века назывался морем Норденшёльда.