Три мушкетера (ил. М.Лелуара), стр. 87
— Идите, молодые люди, идите работать: работа полезна для пищеварения, — с важностью сказал им прокурор.
Как только писцы ушли, г-жа Кокнар встала и вынула из буфета кусок сыра, варенье из айвы и миндальный пирог с медом, приготовленный ею собственноручно.
Увидев столько яств, мэтр Кокнар нахмурился; увидев эти яства, Портос закусил губу, поняв, что остался без обеда.
Он посмотрел, стоит ли еще на столе блюдо с бобами, но блюдо с бобами исчезло.
— Да это и в самом деле пир! — вскричал мэтр Кокнар, ерзая на своем кресле. — Настоящий пир, epuloe epularum. Лукулл обедает у Лукулла.
Портос взглянул на стоявшую возле него бутылку, надеясь, что как-нибудь пообедает вином, хлебом и сыром, но вина не оказалось — бутылка была пуста. Г-н и г-жа Кокнар сделали вид, что не замечают этого.
«Отлично, — подумал про себя Портос. — Я, по крайней мере, предупрежден».
Он съел ложечку варенья и завяз зубами в клейком тесте г-жи Кокнар.
«Жертва принесена, — сказал он себе. — О, если бы я не питал надежды заглянуть вместе с госпожой Кокнар в шкаф ее супруга!»
Господин Кокнар, насладившись роскошной трапезой, которую он назвал кутежом, почувствовал потребность в отдыхе. Портос надеялся, что этот отдых состоится немедленно и тут же на месте, но проклятый прокурор и слышать не хотел об этом; пришлось отвезти его в кабинет, и он кричал до тех пор, пока не оказался возле своего шкафа, на край которого он для пущей верности поставил ноги.
Прокурорша увела Портоса в соседнюю комнату, и здесь начались попытки создать почву для примирения.
— Вы сможете приходить обедать три раза в неделю, — сказала г-жа Кокнар.
— Благодарю, — ответил Портос, — но я не люблю чем-либо злоупотреблять. К тому же я должен подумать об экипировке.
— Ах да, — простонала прокурорша, — об этой несчастной экипировке!
— К сожалению, это так, — подтвердил Портос, — об экипировке!
— Из чего же состоит экипировка в вашем полку, господин Портос?
— О, из многих вещей! — сказал Портос. — Как вам известно, мушкетеры — это отборное войско, и им требуется много таких предметов, которые не нужны ни гвардейцам, ни швейцарцам.
— Но каких же именно? Перечислите их мне.
— Ну, это может выразиться в сумме… — начал Портос, предпочитавший спорить о целом, а не о составных частях.
Прокурорша с трепетом ждала продолжения.
— В какой сумме? — спросила она. — Надеюсь, что не больше, чем…
Она остановилась, у нее перехватило дыхание.
— О нет, — сказал Портос, — понадобится не больше двух с половиной тысяч ливров. Думаю даже, что при известной экономии я уложусь в две тысячи ливров.
— Боже праведный, две тысячи ливров! — вскричала она. — Да это целое состояние!
Портос сделал весьма многозначительную гримасу, и г-жа Кокнар поняла ее.
— Я потому спрашиваю, из чего состоит ваша экипировка, — пояснила она, — что у меня много родственников и клиентов в торговом мире, и я почти уверена, что могла бы приобрести нужные вам вещи вдвое дешевле, чем вы сами.
— Ах, вот как! — сказал Портос. — Это другое дело.
— Ну, конечно, милый господин Портос! Итак, в первую очередь вам требуется лошадь, не так ли?
— Да, лошадь.
— Прекрасно! У меня есть именно то, что вам нужно.
— Вот как! — сияя, сказал Портос. — Значит, с лошадью дело улажено.
Затем мне нужна еще полная упряжь, но она состоит из таких вещей, которые может купить только сам мушкетер. Впрочем, она обойдется не дороже трехсот ливров.
— Трехсот ливров!.. Ну что же делать, пусть будет триста ливров, — сказала прокурорша со вздохом.
Портос улыбнулся. Читатель помнит, что у него уже имелось седло, подаренное герцогом Бекингэмом, так что эти триста ливров он втайне рассчитывал попросту положить себе в карман.
— Далее, — продолжал он, — идет лошадь для моего слуги, а для меня чемодан. Что касается оружия, то вы можете о нем не беспокоиться — оно у меня есть.
— Лошадь для слуги? — нерешительно повторила прокурорша. — Знаете, мой Друг, это уж слишком роскошно!
— Вот как, сударыня! — гордо сказал Портос. — Уж не принимаете ли вы меня за какого-нибудь нищего?
— Что вы! Я только хотела сказать, что красивый мул выглядит иной раз не хуже лошади, и мне кажется, что, если раздобыть для Мушкетона красивого мула…
— Идет, пусть будет красивый мул, — сказал Портос. — Вы правы, я сам видел очень знатных испанских вельмож, у которых вся свита ездила на мулах. Но уж тогда, как вы и сами понимаете, госпожа Кокнар, этот мул должен быть украшен султаном и погремушками.
— Будьте спокойны, — сказала прокурорша.
— Теперь дело за чемоданом, — продолжал Портос.
— О, это тоже не должно вас беспокоить! — вскричала г-жа Кокнар. — У мужа есть пять или шесть чемоданов, выбирайте себе лучший. Один из них он особенно любил брать с собой, когда путешествовал: он такой большой, что в нем может уместиться все на свете.
— Так, значит, этот чемодан пустой? — простодушно спросил Портос.
— Ну конечно, пустой, — так же простодушно ответила прокурорша.
— Дорогая моя, да ведь мне-то нужен чемодан со всем содержимым! — вскричал Портос.
Госпожа Кокнар снова принялась вздыхать. Мольер еще не написал тогда своего «Скупого». Г-жа Кокнар оказалась, таким образом, предшественницей Гарпагона.
Короче говоря, остальная часть экипировки была подвергнута такому же обсуждению, и в результате совещания прокурорша взяла на себя обязательство выдать восемьсот ливров деньгами и доставить лошадь и мула, которым предстояла честь нести на себе Портоса и Мушкетона по пути к славе.
Выработав эти условия, Портос простился с г-жой Кокнар. Последняя, правда, пыталась задержать его, делая ему глазки, но Портос сослался на служебные дела, и прокурорше пришлось уступить его королю.
Мушкетер пришел домой голодный и в прескверном расположении духа.
Глава 3. СУБРЕТКА И ГОСПОЖА
Между тем, как мы уже говорили выше, д'Артаньян, невзирая на угрызения совести и на мудрые советы Атоса, с каждым часом все больше и больше влюблялся в миледи. Поэтому, ежедневно бывая у нее, отважный гасконец продолжал свои ухаживания, уверенный в том, что рано или поздно она не преминет ответить на них.
Однажды вечером, явившись в отличнейшем расположении духа, с видом человека, для которого нет ничего недостижимого, он встретился в воротах с субреткой; однако на этот раз хорошенькая Кэтти не ограничилась тем, что мимоходом задела его, — она нежно взяла его за руку.
«Отлично! — подумал д'Артаньян. — Должно быть, она хочет передать мне какое-нибудь поручение от своей госпожи. Сейчас она пригласит меня на свидание, о котором миледи не решилась сказать сама».
И он посмотрел на красивую девушку с самым победоносным видом.
— Сударь, мне хотелось бы сказать вам кое-что… — пролепетала субретка.
— Говори, дитя мое, говори, — сказал д'Артаньян. — Я слушаю.
— Нет, только не здесь: то, что мне надо вам сообщить, чересчур длинно, а главное — чересчур секретно.
— Так что же нам делать?
— Если бы господин кавалер согласился пойти со мной… — робко сказала Кэтти.
— Куда угодно, красотка.
— В таком случае — идемте.
И, не выпуская руки д'Артаньяна, Кэтти повела его по темной винтовой лесенке; затем, поднявшись ступенек на пятнадцать, отворила какую-то дверь.
— Войдите, сударь, — сказала она. — Здесь мы будем одни и сможем поговорить.
— А чья же это комната, красотка? — спросил д'Артаньян.
— Моя, сударь. Через эту вот дверь она сообщается со спальней моей госпожи. Но будьте спокойны: миледи не сможет нас услышать — она никогда не ложится спать раньше полуночи.
Д'Артаньян осмотрелся. Маленькая уютная комнатка была убрана со вкусом и блестела чистотой, но, помимо воли, он не мог оторвать глаз от той двери, которая, по словам Кэтти, вела в спальню миледи. Кэтти догадалась о том, что происходило в душе молодого человека.