Здесь был Шва, стр. 35

Вот уж чего мне ужасно не хотелось, но я почуял — сейчас, возможно, услышу нечто интересное, и сел. Гюнтер не торопился начинать рассказ.

— Пойми одно, парень: это всё не моего ума дело, — проговорил он наконец. — Я к этому никакого отношения не имею, я только свидетель.

Бинго!

— Значит, вы видели, что произошло! Она не исчезла. Так ведь?

Гюнтер опять вздохнул.

— В том-то и дело, что некоторым образом исчезла. И она не единственная, кто исчез в тот вечер.

Я ждал продолжения, но он откинулся на спинку, немного подумал и проронил:

— Нет, — после чего встал и взялся за тушу.

— То есть как это — «нет»? Если уж начали — договаривайте!

Мясник бросил говяжий бок на разделочный стол.

— Я расскажу эту историю только один раз. И при этом должен присутствовать твой друг. Приходите вместе и узнаете, что случилось в тот день.

На прощание он снабдил меня четырьмя громадными свиными отбивными, отрезанными на манер тех времён, когда мясо было мясом, и выпроводил за дверь.

17. Шоковая терапия, в которой я ещё раскаюсь, если останусь жив

Итак, Лекси, сдержав обещание, провела молниеносную травматическую атаку на своего деда. Всё случилось без предупреждения (то есть меня никто не предупредил) наутро после моего визита к Ночному Мяснику. Была суббота, так что можно было поспать утром подольше. Промаявшись и проворочавшись весь остаток ночи — снились кошмары, главным действующим лицом которых было мясо — под утро я уснул мёртвым сном. Когда зазвонил телефон, мама никак не могла меня разбудить и уже подумывала, не применить ли электрошок.

— Она говорит — это очень важно, — сказала мама, вкладывая трубку мне в ладонь. — Не понимаю, что такого важного может случиться в семь утра.

— Х-хто ховохит? — спросил я. Спросонок я еле ворочал языком.

— Сегодня! — ликующе сообщила Лекси на том конце провода. — Сегодня после полудня!

— А? Чего сегодня после полудня? — прохрипел я.

— Шоковая терапия, — прошептала она. — Дедушка — помнишь?

Я застонал, и Лекси разобиделась:

— Ладно, не хочешь помогать — не надо. Не приходи. Дело хозяйское.

— Нет-нет, — поспешил я заверить, — я хочу помогать! — Это была истинная правда. Нанесение травмы Старикашке Кроули в моём Списке Самых Больших Удовольствий занимало первое место. — Мне что-нибудь принести?

— Принеси себя, — сказала она. — И Кельвина. Скажи, я хочу, чтобы он тоже пришёл.

— А почему ты сама ему не скажешь?

Лекси ответила не сразу.

— Я не разговаривала с ним с того самого дня, когда распалась наша компания.

Закончив разговор с Лекси, я набрал номер Шва, но после первого гудка прервал вызов. Разговор с Ночным Мясником всё ещё был свеж в памяти, и я понимал, что Шва сразу учует в моём голосе что-то необычное. Я, конечно, всё ему расскажу, но такие деликатные темы нужно поднимать в подходящее время и подходящем месте.

Зазвонил телефон. Вообразив, что это опять Лекси, я сразу же взял трубку.

— Привет, Энси, это Кельвин.

— Шва? — Он застал меня врасплох.

— Угу. Ты звонил секунду назад. Что случилось?

У него определитель номера. Чёртовы новые телефонные технологии.

— Э-э… Ты чем сегодня занимаешься?

— О, у меня большие планы! — ответил Шва. — Огромные! Конечно, я пока что не могу распространяться на эту тему…

В его голосе слышалось такое радостное возбуждение, что козе было понятно: его распирает от желания рассказать свою тайну. Мне следовало поупрашивать его! Ведь так поступают настоящие друзья, правда? Они начинают терзать тебя вопросами и ноют, ноют, пока ты не расскажешь им секрет, который вроде как ни под каким соусом не хочешь раскрывать. Шва сейчас нужен был именно такой друг — который бы всё выслушал, а потом наорал на него: «Совсем сбрендил что ли?!» Это, возможно, удержало бы его от поступка, в котором он бы потом раскаялся. Вот каким другом я должен был быть.

— Клёво! — сказал я. — Тогда увидимся в понедельник.

И повесил трубку. Я не спросил его, что он задумал, не рассказал ему о Ночном Мяснике и не пригласил с нами на шоковую терапию Кроули.

Принимая мелкие решения, как правило, не догадываешься, какими значительными они на самом деле могут оказаться. На меня нельзя по-настоящему возлагать ответственность за то, что случилось в дальнейшем, но если бы я в тот момент сделал правильный выбор, всё могло бы повернуться иначе.

В полдень я стоял у двери Кроули, переводя дыхание. Несколько собак по ту сторону, учуяв меня, подали голос. Выдохнув в последний раз, я принялся колотить в дверь, пока все псы не залаяли разом.

— Мистер Кроули! Мистер Кроули! Открывайте! Скорей!

Я слышал, как Старикан осыпает «кабысдохов» руганью; затем проскрежетали засовы, и дверь отворилась самую чуточку, так, что стали видны четыре цепочки — они висели между мной и хмурым лицом Кроули, словно стальная паутина.

— Что? Что случилось?

— Лекси! Она упала с лестницы. Кажется, что-то сломала. Может, и не одно.

— Я позвоню 911.

— Нет, не надо! Она просит, чтобы вы пришли! Вы должны пойти!

Мгновение он колебался. Дверь затворилась; я услышал, как зазвенели отодвигаемые цепочки, и Старикан снова открыл дверь. Благоразумие и несколько других собак выскочили наружу, но Кроули, похоже, это не озаботило. Он застыл в двери, как замороженный.

— Мистер Кроули, идёмте же!

На его лице нарисовался такой страх, будто он стоял на краю обрыва, а не на пороге собственной квартиры.

— А разве ей там никто не бросился помочь?

— Да бросился, бросился, но она зовёт вас!

И словно по заказу от подножия лестницы донёсся жалобный вопль Лекси.

— Мистер Кроули, она же ваша внучка! Вы что — так и будете стоять столбом?

Он сделал один шаг. Следующие, как мне показалось, пошли уже легче. А когда Старикан добрался до верха лестницы и увидел распростёртую внизу внучку, он слетел по ступенькам, словно сбросил разом половину груза своих лет.

— Лекси, солнышко, всё будет хорошо. Скажи мне, где болит! — Он гневно воззрился на вытаращивших глаза официантов и посетителей: — Эй вы, балбесы! Кто-нибудь додумался позвонить в «скорую»?

И тут Лекси поднялась на ноги. Я подхватил Кроули под один локоть, Лексин водитель-гармонист — под другой, и прежде чем кто-нибудь успел опомниться, мы выволокли своего пленника через кухню и заднюю дверь ресторана наружу.

Это был грязный трюк, но что ещё могло бы заставить Старикана Кроули спуститься по лестнице? Лекси досталась самая лёгкая роль: знай лежи себе и изображай полумёртвую; а вот мне… Это я должен был выманить нашу жертву из норы. А актёр-то из меня как из равиоли пуля. Правда, в начальной школе я играл, но роли были всё типа «Третий мальчик», или «Средний кочан», или — полный мрак — «Задняя часть лошади». У меня не было ни малейшей уверенности, что я это потяну, но моя нервозность, фактически, сыграла мне на руку.

К тому времени, когда Кроули опомнился достаточно, чтобы сообразить, что его обманули, мы уже водворили его на заднее сиденье «линкольна». Он попытался сбежать, но я заступил ему дорогу и захлопнул дверь — а она оборудована детскими замками и открыть её изнутри невозможно.

Не стану повторять здесь эпитеты, которыми Кроули характеризовал нас. Некоторых из них я до того момента никогда не слышал, а у меня, уж поверьте, в этой области солидный словарный запас.

— Вам всё равно некуда деваться, — заявил я ему, — так что лучше сидите тихо и не дёргайтесь.

Он повернулся к Лекси:

— Что вы затеяли? Это он тебя втравил?!

— Идея полностью принадлежит мне, дедушка.

— Это похищение! — завизжал он. — Я на вас в суд подам!

— Представляю себе заголовки в газетах! — усмехнулась Лекси.

— Ага, — поддакнул я. — «Богатый старый псих привлекает к суду свою бедную слепую внучку!» Пресса сожрёт это за милую душу!