Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1, стр. 67
— Сударь, не могли бы вы дать мне пистолет, чтобы я мог застрелиться?
— Гражданин, — покачал головой начальник тюрьмы, — ты просишь единственную вещь, которую, как и свободу, мне запретили тебе давать.
— В таком случае, — заключенный снова сел, — мне ничего не нужно.
И больше не произнес ни слова.
На следующее утро в девять часов к нему вошли двое.
Узник сидел на том же месте. Кровь засохла, и затылок приклеился к стене: было ясно, что за всю ночь он ни разу не переменил положения.
Прокурор Республики пришел снять с него показания.
Он отказался отвечать, заявив:
— Я буду говорить только с господином Фуше.
— Вы хотите признаться?
— Да.
— Слово чести?
— Да.
Слух о том, что ночью было совершено нападение на дилижанс, уже распространился по округе, все понимали, как важны показания этого арестанта. Поэтому прокурор не колебался ни секунды.
Он приказал подать четырехместный экипаж, посадил туда крепко связанного узника, сам сел рядом, а напротив устроились два жандарма. Третий жандарм сел рядом с кучером.
Экипаж тронулся и через шесть часов остановился перед особняком гражданина Фуше.
Узника отвели в приемную второго этажа, где оставили под наблюдением четырех жандармов. Прокурор вошел в кабинет гражданина Фуше из Нанта, или, иначе, де Нант, какой стал с некоторого времени себя именовать, — это небольшое добавление наводило на мысль об аристократическом происхождении гражданина сенатора, и через пять минут туда же ввели арестованного.
Веревки, которыми были связаны руки узника, заставляли его сильно страдать, и Фуше сразу понял это.
— Гражданин, — обратился он к арестованному, — если ты дашь мне слово не пытаться бежать отсюда, я прикажу развязать веревки, которые причиняют тебе боль.
— Ужасную боль, — признался узник.
Фуше вызвал курьера.
— Тутен, — приказал он, — развяжите или разрежьте веревки на этом господине.
— Что вы делаете? — поразился прокурор Республики.
— Как видите, — ответил Фуше, — я велел снять веревки с заключенного.
— А вдруг он злоупотребит предоставленной ему свободой?
— Он дал слово.
— А если он его нарушит?
— Ни за что.
Узник облегченно вздохнул и потряс натертыми до крови руками.
— Теперь, — спросил Фуше, — ты ответишь на наши вопросы?
— Я уже сказал, что буду говорить только с вами. Мы должны остаться одни.
— Прежде всего, сядь, гражданин. Вы слышали, господин прокурор Республики: речь идет о небольшой задержке, только и всего. Следствие все равно будет в ваших руках, вы успеете удовлетворить ваше любопытство.
Фуше поклонился прокурору, и, как тот ни желал присутствовать при допросе, ему пришлось покинуть кабинет.
— Господин Фуше… — начал узник, но Фуше тут же прервал его:
— Можете ничего не говорить, сударь. Я знаю все.
— Вы?
— Вас зовут Гектор де Сент-Эрмин. Вы принадлежите к знатной фамилии из Юра, ваш отец погиб на эшафоте, ваш старший брат расстрелян в крепости Ауэнгейм. Ваш второй брат гильотинирован в Бург-ан-Брессе. После его смерти вы присоединились к Соратникам Иегу. Кадудаль после встречи с первым консулом освободил вас от ваших обязательств, и вы воспользовались этим, чтобы попросить руки м-ль де Сурди, которую любите. В тот момент, когда вы собирались подписать брачный договор, под которым уже стояла подпись Бонапарта, один из ваших соратников передал вам приказ Кадудаля, и вы исчезли. Вас искали повсюду, но напрасно. А вчера, после проезда дилижанса Париж-Руан, на который вы напали вместе с пятью вашими сообщниками, вас нашли под вашей убитой лошадью. Вы были без сознания. Вы хотели поговорить лично со мной, чтобы попросить меня дать вам возможность пустить себе пулю в лоб и умереть так, чтобы никто никогда не узнал вашего имени. К несчастью, это не в моей власти, в противном случае, слово чести, я пошел бы вам навстречу.
К удовольствию Фуше, Гектор взирал на него, застыв от изумления. Вдруг он оглянулся вокруг, заметил на столе тонкое, как игла, шило и бросился к нему. Но Фуше успел схватить его за руку.
— Берегитесь, сударь, — сказал он. — Вы нарушите ваше слово, как благородный человек вы не можете так уронить ваше достоинство.
— Каким же образом, скажите на милость? — вскричал граф, пытаясь вырвать свою руку.
— Убить себя — значит бежать.
Сент-Эрмин выпустил шило, рухнул как подкошенный на пол и забился в приступе отчаяния. Фуше выждал какое-то время, как бы дав молодому человеку дойти до крайности, затем сказал:
— Послушайте, есть один человек, который может позволить то, о чем вы просите.
Сент-Эрмин живо приподнялся на одно колено.
— Кто он? — с надеждой спросил Гектор.
— Первый консул.
— О! Попросите его оказать мне эту милость, пусть меня расстреляют за какой-нибудь стеной, без суда и следствия, так, чтобы никто не знал моего имени, даже те, кто будут в меня стрелять.
— Вы дадите мне слово, что дождетесь меня здесь и не попытаетесь бежать?
— Дам, сударь, дам! Только, ради Бога, добейтесь моей смерти.
— Приложу все силы, — рассмеялся Фуше. — Ваше слово…
— Клянусь честью! — вскричал Сент-Эрмин, приложив руку к сердцу.
Прокурор Республики все это время ждал в соседней комнате.
— Ну что? — спросил он Фуше, когда тот вышел из кабинета.
— Можете возвращаться в Верной, — сказал Фуше, — вы нам больше не понадобитесь.
— А как же мой арестант?
— Я сам буду его охранять.
И не дав больше никаких объяснений, Фуше быстро спустился по лестнице и, вскочив в карету, приказал:
— К первому консулу!
XXVII
АДСКАЯ МАШИНА
Лошади, как будто только и ждавшие этого приказа, пустились галопом. В Тюильри они сами стали как вкопанные: они давно привыкли останавливаться у ворот этого дворца.
Бонапарт был у Жозефины. Фуше не стал спускаться к ним, не желая вмешивать женщину в большую политику, а попросил Бурьена передать первому консулу, что ждет его.
Первый консул тут же поднялся в кабинет.
— Приветствую вас, Фуше, — сказал он. — Какое у вас ко мне дело?
— Дело такое, — ответил Фуше, — что я осмелился вас побеспокоить.
— И хорошо сделали. Ну, говорите же…
— При господине Бурьене? — Фуше понизил голос до шепота.
— Господин Бурьен глух, господин Бурьен нем, господин Бурьен слеп, — заявил первый консул. — Говорите.
— Я послал одного из моих агентов следить за человеком Кадудаля. В первую же ночь он встретился с Красавцем Лораном, главарем Соратников Иегу, который туч же поднял на ноги всех своих бывших сообщников.
— Дальше.
— Он выехал в Страсбург, пересек Рейн в Келе и нанес визит герцогу Энгиенскому.
— Фуше, вы уделяете недостаточно внимания этому молодому человеку. Он — единственный из своей семьи, у кого хватает сил на борьбу со мной, и на борьбу отчаянную. Меня даже уверяли, что его видели два или три раза на дороге в Страсбург. Надо следить за ним.
— Будьте покойны, гражданин первый консул, мы не теряем его из виду.
— А вам известно, чем они занимались, о чем говорили?
— Чем занимались? Ужинали. О чем говорили? Трудно сказать, они ужинали вдвоем.
— Когда они расстались?
— Тем же вечером в одиннадцать часов гражданин Соль де Гризоль выехал в Лондон. В полночь за ним последовал мой агент.
— И это все?
— Не совсем. Самос важное еще впереди.
— Слушаю.
— Соратники Иегу совершили новое нападение.
— Когда?
— Прошлой ночью они напали на дилижанс.
— Они ограбили его?
— Нет. Меня предупредили, я набил дилижанс жандармами, и вместо того, чтобы остановиться, они открыли огонь. Один из нападавших был убит, и еще один — арестован.
— Какой-нибудь подлец?
— Нет, — Фуше отрицательно покачал головой, — совсем наоборот.
— Один из аристократов?
— Из лучших.
— Он дал показания?
— Нет.