Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1, стр. 51

— Говори! Говори! — донеслось со всех сторон. — Проси, чего хочешь!

— Кроме жизни! — раздался тот же женский голос, что радостно прозвучал после вынесения смертного приговора.

— Разумеется, кроме жизни, — усмехнулся мой брат. — Вы видели, как мой друг Валансоль вышиб себе мозги, как мой друг Жайя заставил себя расстрелять и как мой друг Рибье закололся кинжалом. Конечно, вы хотите, чтобы мне отрубили голову. Я вас очень хорошо понимаю!

Его хладнокровие, его голос и сардонические слова, произнесенные без единой заминки, заставили толпу содрогнуться.

— Да, я согласен! — продолжил Шарль. — Я сегодня добрый и готов умереть к нашему общему удовольствию. Пусть мне отрубят голову, но я хочу дойти до эшафота сам, по своей воле, так, как я ходил на ужин или бал, и главное, самое важное условие: я хочу, чтобы никто не прикасался ко мне! Того, кто посмеет меня тронуть, — он показал на рукоятки пистолетов, — я уничтожу! За исключением этого господина, — Шарль указал на палача, — так как это наше личное дело, которое и с моей, и с его стороны требует соблюдения правил.

Толпе такое условие явно понравилось, со всех сторон раздались крики: «Да! Да! Да!»

— Вы слышали, — обратился Шарль к офицеру жандармерии, — давайте договоримся, и все пройдет как по маслу.

Офицеру было не до споров, он только спросил:

— Если я оставлю ваши руки и ноги свободными, обещаете вы не бежать?

— Слово чести.

— Хорошо! Тогда отойдите и дайте нам забрать тела ваших сообщников.

— Справедливое требование, — согласился Шарль и тут же обратился к толпе: — Как видите, тут нет моей вины, не я вас задерживаю, а эти господа.

И он указал на палача и двух его подручных, перетаскивавших трупы в повозку.

Рибье был еще жив: он приоткрыл глаза и, казалось, искал кого-то. Шарль нагнулся и ласково дотронулся до его руки.

— Я здесь, мой друг, не волнуйся, я скоро!

Рибье закрыл глаза, губы его дрогнули, но он не смог выговорить ни слова. Только розовая пена выступила на краях его раны.

— Господин де Сент-Эрмин, — спросил бригадир, когда тела унесли, — вы готовы?

— Давно готов, сударь, — изящно и почтительно поклонился Шарль.

— В таком случае следуйте за мной.

Шарль подошел к жандармам, и они окружили его со всех сторон.

— Может быть, — сказал бригадир, — вы хотите поехать в повозке?

— Нет, я хочу проделать этот путь пешком, только пешком. Пусть каждый видит, что я иду на гильотину исключительно по собственной прихоти. Если же я поеду в повозке, все решат, что от страха меня ноги не держат.

Гильотину, как я уже сказал, соорудили на площади Бастиона; мы пересекли площадь Поручней, название которой произошло от того, что когда-то там была карусель, и прошли вдоль садовой ограды особняка Монбазон.

Впереди ехала телега. За ней шел отряд из двенадцати драгун. Затем мой брат, который время от времени бросал на меня взгляд, и в десяти шагах от него — жандармы с капитаном во главе.

В конце ограды процессия повернула налево, и здесь, между садом и большим рынком, мой брат внезапно увидел гильотину. Заметив это, я пошатнулся.

— Фу! — с отвращением покачал головой Шарль. — Гильотина! Я и не подозревал, что она такая уродина.

И никто не успел и глазом моргнуть, как он выхватил из-за пояса кинжал и по рукоятку вонзил в свою грудь.

Капитан жандармерии подстегнул свою лошадь и протянул руку, чтобы помешать ему.

— Стойте! — остановил его мой брат. — Никто не должен прикасаться ко мне — таков уговор. Я умру один или мы умрем втроем, вместе с вашим конем, выбирайте.

Капитан осадил свою лошадь и заставил ее сдать назад.

— Пошли, — и Шарль в самом деле пошел дальше.

Я не сводил с брата глаз, ловил каждое его слово, следил за малейшим движением и вспоминал, как Шарль написал Кадудалю, что не отпустит меня в его армию, потому что храпит меня для себя, чтобы я пришел ему на смену и отомстил за него.

И шепотом я клялся, что не обману его ожиданий. И время от времени мне казалось, что взглядом он просит меня о том же.

Он все шел и шел, и кровь сочилась из его раны. Дойдя до ступенек эшафота, Шарль вырвал кинжал из своей груди и нанес себе второй удар. И опять смерть обошла его стороной.

— Воистину, — с яростью вскричал он, — я живуч, как кошка!

Помощники палача, ожидавшие на эшафоте, выгрузили из телеги тела Валансоля, Жайя и Рибье. Первые два были уже мертвы, их головы упали без единой капли крови. Рибье застонал, жизнь еще теплилась в нем, и когда его голова покатилась в корзину, кровь хлынула потоком, а толпа содрогнулась.

Теперь настала очередь моего бедного брата, и все это время он почти не сводил с меня глаз.

Палачи решили помочь ему подняться на эшафот.

— О нет! — Шарль жестом отстранил их. — Не прикасайтесь ко мне. Уговор есть уговор.

И он поднялся на шесть ступенек, ни разу не покачнувшись. На помосте он опять вытащил кинжал, нанес себе третий удар, но снова остался на ногах. Шарль расхохотался, и кровь фонтаном брызнула из трех ран на его груди.

— Черт побери, — обратился он к палачу, — с меня хватит, выручай, у тебя получится. — И, повернувшись ко мне, крикнул: — Ты все помнишь, Гектор?

— Да, помню, — ответил я.

Без всякой помощи Шарль лег на роковую перекладину.

— Ну, как, — спросил он у палача, — так хорошо?

Ему ответил только нож, и его голова, одаренная той же неумолимой живучестью, что не дала ему умереть по своей воле, не упала в корзину, как три другие, а отскочила в сторону и, прокатившись по всему помосту, оказалась на земле.

Отчаянным рывком я проскочил цепочку солдат, которые сдерживали толпу, не давая ей приблизиться к эшафоту, и, прежде чем кто-либо попытался меня остановить, взял дорогую мне голову и поцеловал ее. Глаза Шарля приоткрылись, а губы дрогнули в ответ на мое прикосновение.

О, клянусь Богом, он узнал меня!

— Да, да, да! — повторял и повторял я. — Не волнуйся, я сделаю то, что ты хочешь.

Солдаты хотели было помешать мне, но раздались чьи-то голоса:

— Это его брат!

И больше никто не шелохнулся.

XIX

ОКОНЧАНИЕ РАССКАЗА ГЕКТОРА

Рассказ длился более двух часов. Клер так плакала, что Гектор остановился, не зная, стоит ли продолжать. Он умолк и вопрошающе посмотрел на Клер; в его глазах блестели слезы. — О, пожалуйста, рассказывайте дальше! — попросила она.

— Да, сделайте милость, выслушайте меня, потому что я не рассказал еще, что потом стало со мной.

Клер протянула ему руку.

— Как же вы страдали, — прошептала она.

— Подождите, возможно, скоро вы поймете, что стоит вам захотеть, и я все забуду.

Я не был близко знаком с Валансолем, Жайя и Рибье, но через моего брата — их соратника, через моего брата — их товарища по смерти, они стали и моими друзьями. Я забрал тела всех четверых и похоронил их. Затем я вернулся в Безансон, привел в порядок наши семейные дела и стал ждать. Чего? Я и сам точно не знал, но ждал чего-то, что определит мою судьбу.

Я не желал сам идти ей навстречу, но понимал, что подчинюсь, когда наступит час, и был готов ко всему.

Однажды утром мне доложили о приезде шевалье Маалена. Я никогда не слышал этого имени, однако сердце мое болезненно сжалось, как будто я уже знал его.

Это был человек лет двадцати пяти, изысканно галантный и безукоризненно одетый.

— Господин граф, — сказал он мне, — вы знаете, что сообщество Соратников Иегу, так трагически потерявшее четырех своих вожаков, и в том числе вашего брата, возрождается; теперь им руководит знаменитый Лоран, скрывающий под этим бесхитростным прозвищем одно из самых аристократических имен Южной Франции. По поручению нашего капитана, который приготовил вам особое место в своем отряде, я пришел спросить, хотите ли вы, присоединившись к нам, сдержать данное брату слово.

— Господин шевалье, — ответил я, — я солгу, если скажу, что отношусь с восторгом к жизни бродячего рыцаря, но я дал клятву своему брату, а мой брат поклялся Кадудалю, поэтому я готов.