Капитан Ришар, стр. 34

— Да, брат.

— Ты разыщешь Маргариту Штиллер. Ее отец, повторяю, был пастором в Абенсберге в тысяча восемьсот девятом году.

— Да, брат.

— Когда ты ее найдешь, то скажешь ей, что со мной случилось, как Бог меня покарал, как в заброшенной избе под вой волков я поведал тебе об этом гнусном происшествии, как ты мне обещал искупить мою вину, насколько возможно искупить подобное преступление, и отдашь ей все мое состояние. Чтобы помочь тебе узнать ее, вот портрет.

И он снял со своей груди медальон, взятый у Штапса.

Луи повесил себе на грудь цепочку, сплетенную из волос, и сказал:

— Будь спокоен, брат!

— Дай твою руку, — произнес Поль.

— Вот она.

— Теперь постарайся заснуть: тебе понадобятся все твои силы завтра.

— Разве я смогу заснуть?

— Постарайся! Я тоже постараюсь.

Луи встал, подбросил охапку еловых и лиственничных веток в костер, готовый вот-вот угаснуть; потом, взяв раскаленную головню, он швырнул ее в самую гущу волков: привлеченные жареным мясом, но сдерживаемые на расстоянии огнем, они полукругом расселись вокруг избы, другие же подошли и стали нюхать запахи через отверстия между досками.

Испуганные раскаленной головней, оказавшейся среди них, волки с воем разбежались.

От костра шел большой отсвет; Луи завернулся в свой плащ и улегся рядом с братом, намереваясь бодрствовать. Но через четверть часа усталость и потребность в сне, такая настойчивая в молодости, сначала перепутали все предметы перед глазами, а мысли в голове, затем все стало неясным и расплывчатым, наконец все погасло: он спал.

Когда забрезжил свет, он проснулся от прикосновения руки.

Он раскрыл глаза: это был Поль, будивший его.

— Брат, — сказал раненый, — я хочу пить!

Луи протер глаза, собрался с мыслями, взял кобуру, служившую ему фляжкой, и отправился к овражку.

Едва он вышел из избы, как услышал позади себя выстрел.

Он бегом вернулся обратно, охваченный мрачным предчувствием.

Поль, понимая, что со своим разбитым бедром он станет помехой для брата, застрелился.

XV

ДНЕПР

Луи Ришар не ошибся в своих предположениях, направляясь к северу: Ней преследовал одну цель — сбить русских с его следа; глухой ко всему, что его окружало, отворачиваясь, чтобы не видеть умирающих; затыкая уши, чтобы не слышать криков раненых, он шагал прямо, не обращая внимания на град картечи и снарядов, как и на хлопья снега, скрывавшего следы, по которым он мог бы узнать свою дорогу.

Через три часа маршал остановился; он находился в брошенной деревне, какими были все деревни; через них прошли одна-две, а то и три армии: в домах там не осталось ни дверей, ни окон — все, что могло гореть, было сожжено. Поэтому, не желая задерживаться, до зари он снова тронется в путь. Днепр должен быть впереди. Но там, впереди, были русские. Он пойдет прямо на восток, потом свернет под прямым углом на юг и найдет реку.

Около девяти часов выстрелила пушка. Быть может, какой-нибудь корпус, зная, что он заблудился, по приказу Наполеона идет его искать?

Нет, залпы были слишком равномерными: это русские празднуют победу в своем лагере.

Без лодок, без понтонов Нею и двум тысячам солдат, что у него оставались, надо было продолжать идти дальше, но по той же дороге следовали также восемьдесят тысяч всадников! Ней не мог избежать встречи с ними.

Артиллерийская стрельба возвещала о предстоящем взятии в плен Нея с его войском…

Маршал объяснил это своим солдатам.

— Теперь, — сказал он, — весь вопрос в том, как их обмануть: завтра мы двинемся до зари, завтра же до ночи соединимся с нашей армией!

Ночь в деревне прошла лучше, чем на равнине: хотя в разрушенных домах не было ни окон, ни дверей, все же они представляли собой своего рода убежища.

В четыре часа утра офицеры без помощи барабанов и труб стали будить солдат.

Понадобился целый час, чтобы поднять этих несчастных и заставить их снова отправиться в путь, однако триста или четыреста человек так и остались там — ни просьбы, ни мольбы, ни угрозы не смогли заставить их подняться.

Вновь пошли по дороге, по которой они двигались накануне, забирая все время влево. Так они шли уже два часа, когда вдруг солдаты, находившиеся в голове колонны, остановились и, казалось, стали совещаться.

Ней поспешил к ним.

— Что случилось? — спросил маршал. — Что вас беспокоит?

Солдаты указали ему на красную точку среди снега, а над ней — столб черного дыма, поднимавшегося прямо в серое небо.

Не наскочили ли они на казачий аванпост?

Один из солдат решился обойти костер сзади и, вернувшись, доложил, что это отдельная изба, видимо служившая жилищем какому-нибудь крестьянину. Никаких следов ни жителей, ни казаков поблизости не было.

Пошли прямо к избе и, когда оказались на расстоянии около двадцати шагов, они увидели, как оттуда вышел человек с пистолетом в каждой руке.

— Стой, кто идет? — по-французски спросил он.

— Француз! Француз! — хором воскликнули пятьсот голосов.

Человек молча вернулся в избу.

Это безразличие было непонятно. Наверное, этот француз не в себе, иначе как мог он так холодно встретить своих братьев?

Двинулись вперед, вошли в избу и обнаружили его на коленях около трупа.

— Капитан Луи Ришар! — прошептало несколько голосов.

— Тот, что все время звал своего брата, — сказал немец, видевший, как упал Поль.

В это время в избу вошел Ней.

Луи узнал его.

— Господин маршал, — сказал он, — вы ведь ищете Днепр, не так ли?

— Да, — ответил маршал.

— Тогда помогите мне похоронить моего брата, и я провожу вас прямо к реке.

— Такие же смелые солдаты, как и он, остались незахороненными, — ответил маршал. — Как бы мало времени мы ни потратили на рытье могилы, это будет потерянное время.

— Господин маршал, сегодня ночью я видел, как волки пожирают трупы, а я не могу позволить, чтобы то же было с моим братом. То время, которое мы потеряем, я вам обещаю наверстать.

— Пусть поищут, не осталось ли саперов с кирками и ломами.

Нашлось четверо или пятеро солдат, сохранивших свои инструменты.

— Те, что выроют могилу для моего брата, получат медвежью шкуру и мой плащ, — сказал Луи Ришар.

Два человека принялись за дело; им удалось вырыть нечто вроде могилы. Туда положили тело капитана Поля Ришара и засыпали его землей; потом четверо солдат разрядили над могилой свои ружья.

Со времени выхода из Москвы ни один генерал не удостоился таких посмертных почестей.

— Ну вот, — сказал Луи Ришар, — теперь пошли.

И, проводив маршала к оврагу (тому самому, куда Луи упал ночью; снег в нем еще был красным от крови волка и его собственной), сказал, указывая на ручей, который тек к востоку:

— Смотрите, господин маршал, вот несомненно приток Днепра; следуя по нему, мы найдем реку.

Это предположение было так вероятно, что не вызвало ни малейшего возражения. Двинулись вдоль по оврагу, и тот привел к деревне, заброшенной, как и все селения в этих местах.

Прошли через деревню и, выйдя из нее, заметили реку.

— Теперь остается выяснить, — сказал Луи Ришар, — замерзла ли река.

— Замерзла, — произнес Ней.

Молча приблизились к берегу. Замерзла река или нет — это был вопрос жизни или смерти для двух тысяч человек…

Река замерзла! До этого места она еще текла, но здесь был резкий изгиб ее берегов, движение воды замедлилось, и льдинки примерзли одна к другой, быть может, не более часа назад. Выше и ниже по течению виднелись плавающие льдины.

— Нам осталось только убедиться, — сказал маршал, — выдержит ли лед. Есть ли доброволец, готовый рискнуть жизнью ради спасения двух тысяч французов?

Он не успел закончить свое обращение, как один человек уже ступил на гибкую поверхность — это был Луи. Ужасная боль, испытанная им только что от смерти брата, сделала его равнодушным к собственной безопасности, поэтому он ставил жизнь на карту, совсем не считая подвигом рискнуть ею ради такого результата.