Воин древнего мира, стр. 14

И если царя можно считать богом, то, совершенно определенно, Хасатут был царем-богом!

Теперь черную гвардию на высоком плато сменили царские трубачи. Их инструменты сверкали в лучах солнечного света. Они возвестили о начале парада.

В ответ на звуки труб протрубили слоны. К краю площадки на вершине пирамиды пододвинули огромный трон, на который опустилась облаченная в золото фигура (довольно неловко, как отметил про себя Кхай).

Затем, размахивая хоботами и тяжело ступая огромными ножищами, из-за пирамиды появились двести слонов фараона, шествующих вдоль северной стены пирамиды, а потом по вымощенной дороге к основанию восточного склона. На слонах были бронзовые шлемы, а их гигантские колени закрывала броня. Ими управляли маленькие пузатые пигмеи, сидящие без седел на широких спинах толстокожих животных. Слоны казались самыми страшными созданиями, которых когда-либо доводилось видеть Кхайю.

Как только слоны миновали возвышение, на котором сидели знатные люди Кемета, появились лучники Хасатута. Они бежали трусцой следом за слонами, выстроившись по десять человек в ряд. Их оказалось около пятнадцати сотен. За ними строем шла пехота по десять человек в ряд — шестьдесят тысяч воинов из Кемета и тридцать тысяч из Синайя, Аравии, Тира, Дарфура и Сидона. Бросалась в глаза их военная выправка. Потребовалось около часа, чтобы они смогли промаршировать мимо возвышения. У каждого воина было по бронзовому мечу и кожаному щиту с бронзовыми накладками.

Отсутствовали только воины из Куша и Нубии. Конечно, среди рабов фараона были кушиты, но ни один житель этой страны никогда добровольно не стал бы служить наемником в армии Хасатута. Они предпочли бы смерть. Кушиты оставались дикими и своевольными, жили в горах и предпочитали свободу высокогорья низинам и плеткам надсмотрщиков Хасатута и работорговцев из Аравии. Царь-бог поклялся, что когда-нибудь он завоюет Куш, но до этого момента ему приходилось довольствоваться немногочисленными рабами-кушитами. Но их дети рождались неуправляемыми и ненадежными. Естественно, их нельзя было отдавать на воинскую службу, по крайней мере, в армию фараона.

Что касается Нубии, то у фараона имелась черная гвардия, правда, никто из этих воинов не мог похвастаться благородным происхождением. Они все были детьми рабов, выбранными благодаря своим физическим данным. Их чуть ли не с рождения обучали угождать всем прихотям фараона. Ему стоило лишь щелкнуть пальцами — и все они прыгнули бы вниз головой с вершины недостроенной пирамиды. Раньше у фараона было еще пять тысяч чернокожих воинов — специально обученный отряд ветеранов — но нубийский царь отозвал их домой полгода назад якобы для того, чтобы они могли провести подготовку в джунглях у себя на родине.

За пехотой проследовала тысяча копьеметателей и семьсот метателей лассо. Последними шли военачальники: двадцать пять сильных полководцев в прекрасной физической форме. Они несли знамена своих стран с вышитым на них названием полка. Каждый по очереди останавливался напротив фараона в том месте, где Хасатут мог их хорошо рассмотреть. Они по три раза низко опускали перед фараоном свои знамена, а он, в свою очередь, поднимал левую руку, приветствуя их.

Затем они проследовали за армией вдоль основания пирамиды.

Все эти люди — а их набралось более ста тысяч, — а также слоны, когда не участвовали в маневрах, жили к западу от великой пирамиды в огромных казармах.

Теперь военная часть парада миновала. Осталось только выбрать невест и представить фараону всех заслуживших его внимание. За этим должен был последовать пир, но к тому времени фараон уже удалится назад в глубины пирамиды вместе со своими новыми женами.

Да и семейство Ибизинов вернулось бы домой, предпочитая праздновать в уединении их великолепного дома, расположенного у восточной стены города. Харсин Бен еще не знал, что на этот раз ему будет нечего праздновать...

Глава 3

Приказ царя-бога

Как только фараон отошел от края плато и скрылся из виду, простые люди Асорбеса стали расходиться с центральной площади, посреди которой стояла великая пирамида. Для них зрелище закончилось. Прошло несколько минут, пока толпа рассеивалась. За это время у подножия пирамиды собралось много мускулистых, вымытых и чисто одетых рабов с носилками, сделанными из легкого, искусно сплетенного тростника. Каждую пару носильщиков сопровождал раб с огромным опахалом.

Семьи знатных жителей города спускались с возвышения и по одному усаживались на носилки. Рабы поднимали их вверх по длинной лестнице, ведущей по склону от основания к площадке на вершине пирамиды. Когда знатных жителей доставляли на гору, созданную человеческими руками, носильщики хватали пустые носилки и бежали с ними трусцой вниз по длинному склону, так что вскоре у людей, издали наблюдающих за происходящим, создавалось впечатление, что вниз и вверх по склону спешат муравьи.

Одновременно с членами знатных семейств по широким ступеням вверх несли и носилки с пологами, где внутри шелковых стен сидели девушки, на чью красоту последние три месяца обратили внимание слуги фараона. Из двадцати претенденток фараон должен был выбрать себе трех невест.

Семейство Ибизинов также спустилось с возвышения, село в приготовленные носилки, и их понесли вверх по огромной лестнице. Пока Кхайя поднимали вверх, он смотрел на открывавшийся перед ним город, и у него закружилась голова. Он подумал о том, как чувствует себя его мать, боявшаяся высоты. Наконец вся семья оказалась среди нескольких десятков высших чиновников царства, тоже прибывших вместе со своими родными и близкими. После того, как наверх доставили менее значительных лиц — богатых купцов, судовладельцев, иностранных послов и различных правителей, — началась церемония выбора невест.

Хасатут сидел на огромном троне в тени стены и кивал, когда мимо него проводили по очереди каждую из двадцати претенденток. Только три раза он поднял правую руку, чтобы показать, что именно эта девушка ему особенно понравилась. Каждая из трех избранных по очереди вышла вперед, встала на колени и поцеловала украшенную драгоценными камнями ступню будущего мужа — царя-бога.

К этому времени Кхай понял, что фараон вовсе не гигант, как мальчик думал вначале. Вблизи становилось ясно, что внешний вид — только фасад, сооружение в образе человека, скрываясь за которым фараон благоразумно и осмотрительно избегает взглядов простых смертных, которые могут принести ему вред.

Так и должно было быть, потому что фараон — не обычный человек, на которого любой может смотреть тогда, когда пожелает. Среди наиболее необразованных подданных Хасатута ходили слухи, что фараон отличается такой красотой, что простолюдин ослепнет, если увидит истинный лик живого бога.

Трех выбранных невест увели в пирамиду через огромную арку входа, возвышающуюся за спиной фараона. Они больше никогда не предстанут взорам смертных людей. Затем фараон подозвал своего визиря, верховного жреца Анулепа, до этого момента стоявшего сбоку, сложив руки на груди. В ответ на зов фараона тот пал ниц, подполз к Хасатуту и положил голову между украшенных драгоценными камнями стоп своего владыки.

— Встань, Анулеп, — приказал Хасатут. — Подведи ко мне первых из моих подданных, чтобы я снова посмотрел на них... Подведи их ко мне для благословения, по очереди, каждого с семьей, чтобы его родные разделили славу, которую только я могу даровать им.

Анулеп встал и приблизился к знатным людям и их семьям. Кхай с удивлением наблюдал за ним. Одновременно он испытывал что-то очень похожее на страх или, по крайней мере, опасение. Анулеп был мертвенно-бледным, высоким и сухим, с непомерно длинной шеей. Ни на лице, ни на голове у него не росло ни волосинки. Он напоминал стервятника в человеческом облике или жуткого специалиста по бальзамированию из Тира, которого мальчику когда-то довелось увидеть. Кхай задумался: росли ли у визиря когда-нибудь хотя бы веки и ресницы или он сбривал их каждое утро? Судя по блестящему затылку, там волосы не росли уже много лет.