Вамфири, стр. 61

Он был там. Плотно прижимаясь к каменной кладке стены, он, словно огромный слизняк, полз вверх. Да, именно, как слизняк, — его ступни и ладони были размером с огромные блюда, которые прилипали к стене. Объятый ужасом, я вглядывался в темноту. Ференци меня пока еще не заметил. Он продвигался очень спокойно, и его ладони-присоски издавали хлюпающие звуки, когда отрывались от камня, чтобы присосаться вновь еще выше. Пальцы были длинными, с перепонками. Такие руки способны растерзать тело человека с неменьшей легкостью, чем грудку цыпленка.

Я стал в отчаянии озираться вокруг. По краям пространства, в тех местах, где большой зал соединялся с башнями, были укреплены котелки с кипящим маслом. Именно так и должно было быть, ибо ни одному нормальному человеку даже в голову не придет, что кто-то попытается взобраться по отвесной стене, когда под ним зияет пропасть и он просто обречен на верную смерть.

Подскочив к ближайшему от меня котелку, я схватился за его край. О, какая мука! Металл был раскален!

Сняв с себя перевязь, я просунул ремень в металлическое звено опрокидывающего устройства и побежал обратно, таща за собой котелок. Кипящее масло выплескивалось и прожигало мне сапоги, одно звено опрокидывающего устройства застряло, и мне пришлось остановиться, чтобы освободить его. Вся система задевала за настил пола, звенела, гремела и сотрясалась — шум стоял такой, что Ференци, конечно, не мог меня не услышать. Но в конце концов я подтянул котелок к тому месту, где увидел его.

Я в страхе заглянул за парапет, и в эту секунду над его краем взметнулась рука с присоской на конце, она пролетела буквально в нескольких дюймах от моего лица и с шумом плюхнулась на поверхность стены.

Я действовал очень быстро. Бросившись к опрокидывающему устройству, я резко повернул рукоятку — котелок двинулся к стене и ударился о каменную кладку. Выплеснувшееся через край масло стекло по внешней стороне котелка, от попавшей на него искры масло вспыхнуло, отчего сапог у меня на ноге тоже загорелся. Над краем парапета появилось лицо Ференци. Рот его был широко открыт, внутри его сверкали огромные зубы, которые вновь стали целыми и крепкими, и шевелилось то, что служило ему языком.

С пронзительным воплем я яростно крутил рукоятку. Котелок наконец перевернулся и обрушил на Ференци поток горящего масла.

— Нет! — хрипло взревел он, голос его при этом походил на звук треснувшего колокола. — Н-е-е-т! Н-е-е-т! Не-е-е-е-е-е!..

Желто-голубое пламя было беспощадно, его не умилостивил отчаянный вопль Ференци. Окатив его с ног до головы, оно заставило Фаэтора вспыхнуть подобно факелу. Отлепив руки от парапета, он протянул их ко мне, но я успел вовремя отскочить. Снова раздался пронзительный крик, и Ференци полетел в бездонную пропасть.

Я видел, как катится вниз огненный шар, ярко озаривший окружающее пространство, но до меня по-прежнему доносился душераздирающий крик и визг Ференци. Мириады преданных мелких летучих мышей бросились к нему, пытаясь своими телами потушить пламя, но порывы ветра отгоняли их прочь. Ференци падал вниз, и вопли его, словно ржавым ножом, резали мне по нервам. Даже теперь, ярко пылая, он пытался расправить крылья — я вновь услышал знакомый треск и хлопок. О, какие мучения должен был он испытать, когда горящее масло заставило скручиваться кожу на его теле, проникло в трещины, опаляя живую плоть!

Но даже сейчас ему удалось наполовину расправить крылья — он, как и в прошлый раз, заскользил по воздуху, ударился о дерево и кувырком, ломая встречавшиеся на пути деревья, скрылся из глаз.

Он оставил после себя лишь несколько искр, сверкнувших в ночном воздухе, массу искалеченных, обожженных летучих мышей, метавшихся в лунном свете, да отвратительный запах горелого мяса. Все было кончено.

Я, однако, все еще не был уверен, что он мертв, — знал лишь, что этой ночью он уже не вернется. Пришло время отпраздновать победу.

Затоптав огонь в тех местах, где старые и сухие доски настила загорелись, я потушил пламя в жаровнях и устало побрел в жилые апартаменты Фаэтора. Там я нашел хорошее вино, но сначала лишь осторожно попробовал его, а уж затем глотнул от души. Потом насадил на вертел фазанов, разрезал луковицу, откусил кусочек засохшего хлеба и без остановки пил и пил вино, до тех пор, пока не зажарились птицы. И вот тогда я устроил себе поистине королевский ужин. Да... еда была великолепной, я впервые после долгого перерыва мог позволить себе нечто подобное. И все же... и все же чего-то недоставало. Я никак не мог понять, чего именно. Дурак! Я все еще считал себя человеком. Но, надо сказать, в определенном смысле я по-прежнему оставался человеком — мужчиной.

Прихватив с собой кувшин крепкого, проверенного мною вина, я нетвердой походкой направился к женщине, оставленной в запертой комнате. Она не хотела принимать меня, но я не был настроен спорить. Я брал ее снова и снова, всеми возможными способами, какие только приходили мне в голову. Только после того, как она, изможденная и обессиленная, уснула, улегся спать и я. Вот так замок Фаэтора Ференци стал моим..."

Глава 10

Нимб голубого света, олицетворявший собой Гарри Кифа, сиял над гробницей Тибора Ференци, в то время как его бестелесный разум отсчитывал проходящее время. В пространстве Мебиуса время практически не имело значения, но здесь, в предгорьях Южных Карпат, оно было вполне реальным понятием. И все-таки рассказ мертвого вампира по-прежнему не был завершен. Предстояло еще узнать нечто очень важное, необходимое для Гарри, для Алека Кайла, для отдела экстрасенсорики. Гарри, однако, не намеревался напрямую спрашивать о том, что его интересовало. Он мог только потребовать от Тибора, чтобы тот рассказал все — до самого конца.

— Продолжай, — нетерпеливо сказал он, когда пауза затянулась чересчур надолго.

«О чем ты? Что продолжать? — Тибор, казалось, был слегка удивлен. — Я поведал тебе всю свою историю».

— И все-таки я хочу услышать ее окончание. Остался ли ты в замке, как велел Фаэтор, или возвратился в Киев? Ты окончил свои дни здесь, на этих крестообразных холмах, в Валахии. Почему так случилось?

«Думаю, что теперь твоя очередь поведать мне кое о чем, Гарри, — вздохнул в ответ Тибор. — Если помнишь, мы заключили с тобой сделку, Гарри».

«Я предупреждал тебя, Гарри Киф, — резко вмешался в разговор Борис Драгошани, — Никогда не вступай в соглашение с вампиром, ибо тебе всегда придется иметь дело с дьяволом...»

Гарри понимал, что Драгошани прав. Тибор собственными устами поведал ему о своем коварстве — требовалось немало хитрости и вероломства, чтобы одержать победу над Фаэтором Ференци.

— Уговор есть уговор, — тем не менее ответил он. — Как только Тибор расскажет мне все до конца, я выполню свое обещание. А теперь продолжай, Тибор, я хочу услышать окончание твоей истории.

«Будь по-твоему, — ответил тот. — Вот как, все происходило дальше...»

"Что-то заставило меня проснуться. Мне показалось, что я услышал треск дерева. Тело и разум мои были совершенно измучены. Виной тому — события прошедшей ночи, первым и главным из которых была битва с Фаэтором. Несмотря на это я постарался взбодриться. Я лежал на кушетке совершенно обнаженный. Со странной улыбкой женщина направлялась ко мне, держа руки за спиной. Мозг мой оставался затуманенным, и я не почувствовал опасности. Если бы она захотела убежать, ей ничего не стоило взять из кармана моей одежды ключ. Однако едва я попытался сесть, как выражение ее лица резко изменилось — на нем явно читались ненависть и вожделение. Это не было человеческой похотью, вызванной событиями прошедшей ночи, — это была страстная, звериная жажда вампира. И тут я увидел, что в руке у нее зажат заостренный на конце кусок дерева, оторванный от разбитой мною дубовой дверной панели, — острый нож из твердого дерева.

— Тебе не удастся воткнуть этот кол мне в сердце, женщина! — вскричал я, вырывая у нее из руки деревяшку, и оттолкнул ее так сильно, что она буквально отлетела от меня.