Дом с характером, стр. 30
— Можешь себе представить, как я насторожился, — сказал Питер. — Но спросить ничего не успел — он посмотрел на вазу на столе и говорит: «Так это и вправду цветы из будущего? Не скажете ли вы мне, как они называются?» Я ужасно удивился, что он не знает. Сказал, что это гортензии из его собственного сада. «Кобольды срезали все разноцветные», — говорю. А он смотрит на них и бормочет, что они восхитительные, особенно потому, что такие разноцветные. «Буду выращивать их у себя, — сказал он. — У них даже больше оттенков, чем у роз».
«Можно вырастить даже синие, — говорю. — Мама делает для наших особые чары с медными опилками».
И пока он бормотал, я спросил, можно ли забрать вазу с цветами обратно к нам, чтобы ты поверила, что я его действительно видел.
«Конечно, конечно, — говорит он. — Они здесь немного мешают. И передайте той барышне, которая знакома с огненным демоном, что я надеюсь завершить схему дома к тому времени, когда барышня вырастет и эта схема ей понадобится».
— Так что я взял цветы, — закончил Питер, — и ушел. Правда, невероятная история?
— Правда, — согласилась Чармейн. — Он не стал бы выращивать гортензии, если бы кобольды их не срезали, а я не собрала, а ты не заблудился… Просто голова кругом идет! — Она отодвинула миску с репой и капустой. Надо быть к нему доброй. Надо, надо! — Питер, давай я завтра зайду по дороге домой к отцу и попрошу у него кулинарную книгу — ты не возражаешь? У него их, наверное, штук сто. Он лучший повар в городе.
На лице у Питера отразилось крайнее облегчение.
— Отличная мысль, — сказал он. — Мама не учила меня готовить. Она всегда готовит сама.
И ни за что не буду обижаться на него за то, что из-за него подумал обо мне дедушка Вильям, поклялась себе Чармейн. Надо быть доброй. Но если он еще хоть один раз это сделает…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой Светика заносит на крышу
Ночью Чармейн пришла в голову неприятная мысль. Если в доме дедушки Вильяма можно путешествовать во времени, вдруг она случайно окажется в Королевской резиденции десять лет назад — и обнаружит, что король ее не ждет? Или через десять лет — и обнаружит, что теперь правит принц Людовик? Этих соображений было достаточно, чтобы она решила отправиться в резиденцию обычным манером — пешком.
Так что на следующее утро Чармейн шагала по дороге, а Потеряшка семенила следом, пока они не поравнялись с утесом, на котором была лужайка лаббока, и тут Потеряшка принялась пыхтеть так жалостно, что Чармейн взяла ее на руки. Чувствую себя настоящей взрослой трудящейся девушкой, добавила она про себя, шагая в город и увертываясь от довольной-предовольной Потеряшки, которая лизала ей подбородок.
Ночью снова прошел дождь, и утром после него, как всегда в таких случаях, небо было голубое и блеклое, а облака — белые и тяжелые. Синева и зелень гор шелковисто лоснились, а в городе солнце блестело на мокрой брусчатке и сверкало на глади реки. Чармейн было покойно и радостно. Она предвкушала, как целый день будет разбирать бумаги и болтать с королем.
Когда она шла через Королевскую площадь, золотая крыша Королевской резиденции сияла на солнце так ярко, что Чармейн пришлось опустить глаза и смотреть под ноги, на брусчатку. Потеряшка жмурилась, прятала мордочку — и вдруг подпрыгнула, потому что со стороны резиденции раздался пронзительный крик:
— Посьмотри, где я! Посьмотри, где я!
Чармейн посмотрела — глаза у нее заслезились от блеска, — а потом посмотрела еще раз из-под руки, которую она высвободила от Потеряшки. Верхом на золотой крыше, в добрых ста футах над мостовой, сидел малютка Светик и весело махал ей ладошкой. При этом он едва не потерял равновесия. Это зрелище заставило Чармейн разом позабыть все вчерашние скептические соображения о детях. Она плюхнула Потеряшку на мостовую, бросилась к двери резиденции и там застучала огромным дверным молотком и яростно затрезвонила в звонок.
— Тот мальчик! — выдохнула она в лицо Симу, когда тот медленно, со скрипом открыл дверь. — Светик. Он сидит на крыше! Надо его оттуда снять!
— В самом деле? — сказал Сим. И зашаркал на крыльцо.
Чармейн пришлось ждать, пока он дошаркает до того места, откуда видно крышу, и неловко выгнет шею.
— И правда, мисс, — согласился он. — Бесенок. Он свалится. Крыша скользкая, как лед.
К этому времени Чармейн уже приплясывала на месте от нетерпения.
— Пошлите кого-нибудь его снять! Скорее!
— Не знаю, кто бы это мог быть, — медленно проговорил Сим. — В нашей резиденции никто не умеет ловко лазать по крышам. Пожалуй, можно было бы послать Джамала, но у него только один глаз, а значит, не очень хорошее чувство равновесия…
Потеряшка прыгала вокруг крыльца и поскуливала, чтобы ее подняли на ступеньки. Чармейн от нее отмахнулась.
— Тогда пошлите меня, — предложила она. — Только объясните, как попасть на крышу. Скорее! Пока он не сверзился!
— Хорошая мысль, — похвалил Сим. — Поднимитесь по лестнице в зале, мисс, до самого конца. Последний пролет будет деревянный, и вы увидите дверцу…
Больше Чармейн ждать не стала. Бросив Потеряшку на произвол судьбы, она пробежала по сырому каменному коридору и попала в зал с каменной лестницей. И со всех ног кинулась наверх — очки прыгали на груди, топот гулко отдавался от стен. Она бежала все вверх и вверх, миновала два длинных пролета, а в голове так и крутились страшные мысли о том, как маленькое тельце летит вниз и ударяется о брусчатку с громким… э… всплеском — прямо там, где она оставила Потеряшку. Пыхтя, она одолела третий пролет, где лестница была гораздо уже. Казалось, подъем никогда не кончится. Потом Чармейн добралась до деревянных ступеней и протопала по ним, едва дыша. Казалось, деревянная лестница тоже никогда не кончится. Наконец показалась низенькая деревянная дверка. Чармейн распахнула ее навстречу ослепительному солнечно-золотому сиянию, уповая на то, что она не опоздала.
— Я узь думал, ты никогдя не придесь, — заявил Светик с середины крыши. На нем был голубенький бархатный костюмчик, а золотые локоны сверкали не хуже кровли. Вид у Светика был непоколебимо спокойный — прямо-таки залетный ангел, а не маленький мальчик, который вот-вот упадет с крыши.
— Тебе очень страшно? — в тревоге пропыхтела Чармейн. — Держись крепко-крепко, не шевелись, сейчас я подползу и возьму тебя!
— Просю, — учтиво отвечал Светик.
Он не понимает, что ему грозит, подумала Чармейн. Надо держаться очень спокойно. С великой осторожностью она вылезла за деревянную дверку и после некоторых маневров оказалась верхом на крыше, как Светик. Было ужасно неудобно. Чармейн не знала, что хуже: то, что жестяная кровля была горячая, царапучая и скользкая, или то, что конек резал ее пополам. Украдкой покосившись на Королевскую площадь далеко-далеко внизу, Чармейн была вынуждена напомнить себе — весьма настоятельно, — что она всего три дня назад сотворила чары, которые спасли ее от лаббока, и убедилась в том, что умеет летать. Может быть, удастся схватить Светика за пояс и спланировать вниз вместе с ним…
Тут она обнаружила, что Светик тихонечко отползает от нее — с той же скоростью, с какой она приближается к нему.
— Перестань! — сказала она. — Ты что, не понимаешь, как это опасно?
— Ессё как понимаю, — отозвался Светик. — Страсьно боюсь высяты. Но это единсьтвенное место, где мозьно поговорить безь посьторонних усей. Сядь посередине крыси, сьтобы мне не приходилось кричать. И поськорее. Принцеся Хильда наняла нам с Морганом няньку. Эта тупая девица вот-вот появится.
Говорил он настолько по-взрослому, что Чармейн разинула рот и вытаращила глаза. В ответ Светик ослепительно улыбнулся — сплошные огромные голубые глаза и прелестные розовые губки.
— Ты что, юное дарование? — спросила его Чармейн.
— Сейтясь — дя, — ответил Светик. — Когда мне на сямом деле было шесть лет, я, наверное, был как все. Есьтественно, за исключением блестясих магических сьпособностей. Давай сюдя, ськорее!