Меченый, стр. 44

– Растана! – подсказал я.

– …Сын Растана, в ученики сроком на один год. Твои кости – мое мясо…

Глава 27

Баронесса Мэйнария д’Атерн

Третий день третьей десятины третьего лиственя

– …А по-о-отом ка-а-ак вдарю ему по-о-о темечку! Ну, шейка-то-о-о и не выдержала: хрусть – и сло-о-омалася! Представляешь? – Возница, рассказывающий мне о своих подвигах во время последнего нападения лесовиков на их обоз, развернул плечи, вскинул подбородок и стал удивительно похож на барона Олмара Геррена: не хватало только кубка с вином, седой бороды до пупа и золотой цепи толщиной в руку.

– Па-а-адбираю я его-о-о меч и тут же прыгаю в толпу этой шелупони! Р-р-размахиваюсь…

«…и взбираюсь на крепостную стену! Как обычно, первым… – с трудом удержавшись от улыбки, мысленно закончила я. – И, сбросив с нее последних защитников, вскидываю над головой королевский штандарт…»

– Слышь, Рыба, только не говори, что убиваешь всех одним ударом! А то я умру от зависти… – ехидно ухмыльнулся подъехавший к нам щит. – Кстати, откуда толпа-то? Вроде, в начале истории их было десятка три. Потом ты убил чуть ли не сотню…

Возница побагровел:

– Чего-о-о?

– То-о-ого-о-о… – передразнил его охранник. Потом повернулся ко мне и игриво подмигнул: – Рыба – воин, каких еще поискать! Но почему-то воюет только в мечтах. Зато я – по-настоящему…

– Лучше в мечтах, чем по-настоящему… – решив заткнуть парня, явно собирающегося за мной поволочиться, буркнула я. И процитировала Изумрудную скрижаль: – «Тот, кто отворил кровь единожды, подобен скакуну, вступившему на тонкий лед: любое движение, кроме шага назад – суть путь в Небытие. Тот, кто отворил кровь дважды и более, воистину проклят. Он никогда не найдет пути к Вседержителю…»

Щит посмотрел на меня, как на юродивую, потом привстал на стременах, огляделся и вытянул руку куда-то вперед:

– Посмотри-ка во-о-он туда! Видишь груши [128]?

Я посмотрела в указанном направлении и увидела десятка два тел, болтающихся на ветвях придорожных деревьев.

– Это – все, что осталось от шайки Урса Трехпалого. Они убивали всех, кто попадался им на пути… Всех до единого – мужчин, женщин и ДЕТЕЙ… Вот они – прокляты, так как отворяли кровь во зло. А те, кто отправил их в Небытие, были, есть и будут самыми верными слугами любого бога. Ибо, уничтожив этих ублюдков, спасли жизни тех, кто еще проедет по этой дороге.

Судя по построению фраз, охранник повторял чужие слова. И искренне верил в то, что говорил.

– Изумрудная скрижаль – это книга, написанная людьми и для людей! Значит, как любая книга, полна ошибок. Поэтому, прежде чем верить в то, что тебе говорят – думай.

– Или про-о-осто представь себя на месте тех, ко-о-ого о-о-они убивали или ссильничали, – угрюмо буркнул возница.

«Только не это…» – с ужасом подумала я и, как назло, тут же вспомнила лесовика в алом жиппоне, его прикосновения и запах.

В этот момент к левому плечу прикоснулись чьи-то пальцы… и я, не сообразив, что это возница, вскрикнула, юркнув под руку Бездушного. И уже там затряслась от вернувшихся воспоминаний.

Спрыгнув с телеги, Кром забросил за плечо увесистую котомку, взял в правую руку свой посох, а левую… подал мне! Я покраснела до корней волос, однако вцепилась в нее, как клещи кузнеца в раскаленную заготовку: вот так, касаясь его пальцев, я не боялась ни жутких воспоминаний, ни всех тех опасностей, которые подстерегали нас в ночном Увераше.

Опершись на его руку, я сползла с облучка, одернула камзол и, не оглядываясь на возницу, засеменила вверх по переулку.

– До-о-оброго пути, девка! Не держи на нас зла, – прогудел в спину возница. – А тебе, Идущий, быстрого Посмертия.

– Вседержитель вам в помощь, – привычно буркнула я. А Кром ограничился кивком.

Звонко щелкнул кнут, заскрипели колеса телеги, всхрапнула лошадь, и через пару десятков ударов сердца мы остались одни. Ну, почти одни – за невысоким плетнем раздавалось чье-то кряхтение, чуть выше, справа, мужской голос крыл какую-то Аниську, а сзади, за перекрестком, визжала пила. Кроме того, почти со всех сторон лаяли собаки, где-то мычала скотина, а из-за высоченного забора, начинающегося через половину перестрела вверх по переулку, слышался дробный перестук копыт.

– Вы лучше под ноги смотрите, ваша милость! – заметив, что я глазею по сторонам, буркнул Меченый. И я, опустив взгляд, брезгливо поморщилась: местные жители использовали этот переулок исключительно в качестве отхожего места.

– Так намного короче, – после небольшой паузы добавил Кром. – Вон за тем домом можно пройти на улицу Ткачей. Кстати, по ней обычно ходят стражники.

«Стражники?» – недоуменно подумала я. А потом сообразила, что он просто пытается меня успокоить!

На душе потеплело. Настолько, что когда из-за плетня раздалось негромкое покашливание, я даже не вздрогнула.

– Гля, Дафи, Бездушный под руку с девкой! Лопни мои глаза!!!

– Вертайся в избу, дурень! – перепуганно воскликнула эта самая Дафи. – Те-е-е че, жить надоело? Это ж ключ! Вдруг – по наши души?!

Я криво усмехнулась – еще несколько дней назад и я считала себя ключом. И боялась за души своих родных.

«Прежде чем верить тому, что тебе говорят, – думай», – мысленно повторила я слова возницы и вздохнула: он оказался прав.

– Ой… Бегу… – перепуганно воскликнул тот же голос, и из-за плетня раздался топот.

– Действительно дурень… – вполголоса пробормотала я и чуть ускорила шаг.

Увидев вывеску на постоялом дворе, я остановилась как вкопанная: на ней была нарисована полуголая женщина с обнаженной грудью и ногами, открытыми по середину бедра! Алые губы, призывная улыбка, прогнутая в пояснице спина – ее фигура дышала самой настоящей похотью. А значит, должна была привлекать на постоялый двор мужчин, ищущих плотской любви!

Почувствовав, что я вырвала руку из его пальцев, Кром замер, встревоженно посмотрел на меня и… улыбнулся:

– Это не то, что вы думаете, ваша милость!

Улыбка на его лице выглядела так непривычно, что я забыла про вывеску, про свои мысли о тех непотребствах, которые должны твориться в этом месте, и прикипела взглядом к его глазам.

Увы, улыбка пропала так же быстро, как и появилась. А на смену теплым искоркам, на миг появившимся в уголках его глаз, пришел привычный мне холод.

– Один из немногих постоялых дворов в Увераше, в котором можно помыться, – буркнул Меченый. Потом поудобнее перехватил посох и толкнул дверь калитки.

Я представила себе бочку с горячей водой и… рванула вслед за Кромом: ради возможности нормально помыться я была готова зайти даже в храм Двуликого!

Увидев перед собой Бездушного, хозяин постоялого двора принялся растерянно мять сорванный с головы колпак:

– Э-э-э… Еды? Воды? Места на сеновале?

Кром мрачно оглядел пялящихся на него посетителей черного зала и отрицательно помотал головой:

– Две комнаты. Рядом. Ужин в одну из них. Бочку с горячей водой. Прачку.

«Бочку с горячей водой…» – предвкушая удовольствие, мысленно повторила я. Потом наткнулась на слащавую улыбку, появившуюся на лице сидящего за ближайшим столом здоровяка, услышала его «а рыжая-то, ничего, правда, Гринь?» и… вцепилась в руку Меченого:

– Кром! Комнату – одну!

Толстяк, сообразив, что мы вместе, на мгновение потерял дар речи.

Кстати, удивился не только он – у улыбавшегося мне мужика отвалилась челюсть, а мордастая девица лиственей на пять старше меня, убиравшая с освободившегося стола, увидев, что мои пальцы касаются руки самого настоящего Бездушного, смахнула на пол не крошки, а пустой кувшин из-под вина!

Кинув взгляд на источник шума, Кром повернулся ко мне, «полюбовался» на мое пылающее лицо и кивнул:

– Комнату – одну. Но побольше…