Свой среди волков, стр. 50

Когда он наконец полностью очухался, мое обиталище чуть не разлетелось на кусочки — что ж, вполне нормальная реакция для взрослого вменяемого волка, ни с того ни с сего очутившегося в незнакомом тесном помещении. К счастью, мне удалось вовремя накинуть ему на шею цепь и выволочь на улицу, где мы еще долго ходили кругами, пока он совсем не выдохся. Вернувшись в фургон, я принялся ведрами вливать в него воду, чтобы вывести из организма все лишнее. Вскоре процесс пошел, и после полудня я уже со спокойной совестью водворил Яну обратно в вольер, к братьям. Анализ экскрементов показал огромную концентрацию фенобарбитала — этот препарат входит в состав антиконвульсанта, который часто используется для подавления эпилептических припадков. Моя рабочая гипотеза: кто-то напичкал лекарством кусок мяса и бросил его через забор, а Яна, альфа-самец и вожак, пользуясь правом первого подхода, мигом сожрал прилетевшее угощение.

Среди моих друзей-индейцев бытует поверье, что если охотник и медведь ранят друг друга до крови, они сделаются как одно существо и охотник того медведя застрелить уже не сможет никогда, где бы они ни встретились. В Айдахо мне сказали бы, что после этого происшествия между мной и Яной установилась особая связь. А я бы ни за что не поверил, но…

Несколько месяцев спустя лежим мы с Хелен в постели в моем фургончике, как вдруг у меня начинает невыносимо ныть левая рука. Я давай ее чесать, рассматривать ладонь в поисках занозы, или мелкого пореза, или чего-то подобного. Ничего не вижу, прошу Хелен взглянуть. Ее осмотр тоже не дает результатов: покраснение есть, а отчего — непонятно. А ощущение, как будто заноза засела под кожей и все вокруг воспалилось до такой степени, что даже не притронешься, чтобы попробовать ее вытащить. Боль невыносимая, всю ночь не дает мне глаз сомкнуть. Наутро мы отправляемся в вольер. Хелен только ушла вперед — и тут же возвращается бегом.

— Ты не поверишь! — кричит. — Яна хромает на левую переднюю лапу!

— Укусили, наверное, — машинально отмахиваюсь я и иду посмотреть, в чем дело.

Переворачиваю его, хватаю пострадавшую лапу, гляжу — а в ней колючка застряла, в том же примерно месте, где у меня болит рука. Кончик занозы едва нащупывается, но я все-таки кое-как подцепляю ее ногтями и выдергиваю.

— Просто лапу занозил, — объясняю Хелен, сосредоточившись на Яне и ни во что толком не вникая.

А она в ответ:

— О господи.

— Ты чего?

— Твоя рука ночью. Заноза.

И что это было? То ли самое загадочное совпадение в моей жизни, то ли подтверждение индейской мудрости: если вытащишь зверя с того света, быть вам впредь единым целым и чувствовать друг друга на расстоянии.

Глава 29

Родственная душа

Хелен и я становились все ближе, несмотря на то, что большую часть времени мы проводили либо в вольере с волками, либо в моих чудовищных апартаментах. Она с самого начала понимала, во что ввязалась, и не строила никаких иллюзий на мой счет. Я обожал ее за то, что она невозмутимо принимала все как есть. Проводила ночь в фургоне, в котором нет не то что горячей воды, а даже и отхожего места, потом в 5:30 вставала и ехала к Аррану, пока муж не ушел на работу. Я-то из-за волков привык просыпаться с восходом солнца, но она, мягко говоря, не находила в этом особенного удовольствия. А дома ей еще надо было быстренько принять душ, накормить сына завтраком и бежать с ним в школу. Муж Хелен не имел ничего против ее образа жизни. Когда однажды мы приехали вместе, и он, и Арран встретили меня очень дружелюбно. Но все же такой режим дня изматывал Хелен. После того как мы провели выходные в отеле в Майнхэде, где я впервые за долгое время принял настоящую ванну — обычно мне приходилось довольствоваться холодной водой из шланга, — она решила, что хватит с нее половины шестого утра и всей этой беготни ни свет ни заря. Они с Арраном куда-нибудь переедут, а я смогу приезжать, когда работа позволит отлучиться. Так она и поступила: сняла себе отдельный домик, а я навещал их — правда, не так часто, как мне бы хотелось.

В парке была уйма дел. Мне предложили взять двух европейских волков, трехлеток, собственность какого-то богача. Он хотел поскорее сбыть их с рук. Я подумал, что если не возьму, то предлагать кому-то еще их не станут, а сразу усыпят. У того парня денег было явно больше, чем мозгов. Я не против людей, которые тратят деньги на дорогие игрушки, но если в груди их собственности бьется сердце, это уже не какая-нибудь безделушка, от которой можно избавиться в два счета. Я поехал к нему посмотреть на животных и узнал, что произошло. Оказывается, его недоумок сынишка пинал футбольный мяч в вольере с волками и в какой-то момент один из них, не выдержав искушения, цапнул парня. Звали этих несчастных Тотто и Нанук. Я на скорую руку огородил участочек рядом со своим фургоном, чтобы не смешивать разные подвиды, и перевез их в Кум-Мартин.

Место им понравилось, а вот я — не сразу. Слишком их до этого испортили. Первую неделю без какого-нибудь кролика в руках к ним и соваться не стоило: уж очень они были скоры на расправу. Следовало дать им понять, что тот, кто приносит им еду, сам в их меню не входит. Через какое-то время к ним присоединился еще один постоялец — Зарнести, которого я знал еще малышом в Броксборне. Мать вскоре после рождения повредила ему челюсти, из-за чего он смахивал на недотепу Гуфи. Именно он, Зарнести, растрогал до слез мальчика-инвалида.

Волков теперь было целых девять. Тень, Бледнолицый и Илу — в одном вольере, три щенка Яна, Тамаска и Мэтси — в другом, плюс трое европейцев. Не хватало еще чтоб они размножились! Поэтому я два года подряд колол единственной самке, Илу, контрацептивы. Они были предназначены для собак, но до поры до времени действовали и на нее. Однако я не учел потрясающей способности волков контролировать свой организм. Они же могут растворить в собственном теле целый выводок щенков, если понимают, что в изменившихся обстоятельствах их потомству не выжить, и все в таком духе. Илу просто-напросто задержала течку, пока препарат не перестал действовать, и забеременела. Через девять недель появились щенки: столько же, сколько и в первый раз, только девочка не погибла. Я назвал ее Шайенн, а трех самцов — Натаа, Тиджес и Нануз.

К сожалению, у Илу так и не выработалось материнского инстинкта, и она опять покинула логово, оставив новорожденных на произвол судьбы. Пришлось самому о них заботиться. Я кормил всех четверых крошечных проглотов из бутылочки каждую ночь недель пять-шесть, а как только они перешли на твердую пищу — спихнул их Яне, Тамаске и Мэтси в надежде, что те дадут щенкам более аутентичное воспитание.

Хотя пополнение рядов и не входило в мои планы, щенки пришлись как нельзя кстати. Я не терял связи с Бернардом Уолтоном, продюсером сериала Би-би-си «Беседы с животными». У него теперь была своя компания, Aqua Vita Films, и, узнав, как я воспитывал щенков в Кум-Мартине, он захотел снять об этом документальный фильм. И не только о волчатах, но и обо мне, и о моей карьере вообще, и об исследованиях в Польше. Новый выводок дал идеальную возможность воспроизвести ход событий, и мы отсняли с ними огромное количество материала. Кроме того, мы ездили в Польшу, Финляндию и Америку, где тоже снимали волков и беседовали с авторитетными специалистами, в том числе с Леви Хольтом. В Америке фильм показывали по National Geographic Channel под названием «Человек среди волков» (A Man Among Wolves), а в Великобритании — по Channel Five под названием «Человек-волк» ('The Wolfman). Чтобы осветить противоположную точку зрения — и заодно добавить перцу, разведя дебаты, — Бернард попросил группу ученых прокомментировать мой эмпирический подход.

Пренебрежительное, а подчас и откровенно враждебное отношение ученых меня не удивляло. Складывалось впечатление, что молодые специалисты зашорены, не решаются ставить под сомнение общепринятые теории, ибо опасаются погубить на корню свою карьеру. Но вот с Дугом Смитом, возглавляющим программу по восстановлению популяции волков в Йеллоустонском национальном парке, у меня состоялся продуктивный разговор. Мы сидели на плато Блэктейл-Дир, любуясь великолепным видом на парк, и я в кои-то веки чувствовал себя спокойным и раскованным. Впервые на горизонте забрезжил свет надежды. До сих пор мне ни разу не удавалось вступить в нормальный диалог с биологом, обменяться идеями. Конечно, мы работали на камеру, но в итоге оба признали, что компромисс и возможен, и необходим.