Свой среди волков, стр. 49

Оленьи ноги я хранил бережно, и непременно вместе с копытами. Бегая с такой ногой, бросаясь из стороны в сторону, то и дело резко меняя направление, я изображал удирающее в панике животное, а волчата гонялись за мной, пытаясь завалить добычу. Поначалу они норовили схватить меня сзади и в ответ получали знатный апперкот копытом, а вместе с ним — ценный урок: у кого есть копыта, тот ими брыкается. Я-то предпочел бы вдолбить им, что пинок в горло от защищающего свою жизнь лося приводит к летальному исходу. От моих ударов они останавливались на месте как вкопанные, но боль, похоже, проходила довольно быстро.

Рога помогали мне довести до их сведения следующее правило: атаковать спереди тоже опасно, к тому же жертва в любой момент может развернуться. Как только кто-то из них давал до себя дотянуться, я колол его в бок — между прочим, и настоящие волчьи няньки проделывают нечто подобное. Довольно быстро волчата сообразили, что единственный способ повалить меня на землю — это слаженное, тактически выверенное нападение треугольным построением сбоку. Только выполнив его безупречно, они получали мясо.

После еды мы сначала учились оборонительным воем предупреждать наглых любителей дармовщины: «у нас кусок не отнимешь!», а потом метили территорию через равные промежутки в несколько метров (живи мы в диком лесу, это были бы несколько сотен метров), словно бы запирая на замок ворота крепости. На второй день мы отдыхали и переваривали пищу, а дальше цикл начинался заново.

Как только волонтеры закидывали тушу в вольер, начиналась битва за места, в которой пуще всех страдал наставник, не позволяющий никому зариться на чужую долю. Чем крупнее и сильнее становились мои ученики, тем больше крови я проливал в этих жарких сражениях.

В течение девяти месяцев я питался точно так же, как они: вгрызался в сырое мясо бок о бок с Яной, рыча и клацая зубами, чтобы защитить наши законные ребра от посягательств Тамаски. Потом наконец вспомнил печальный опыт Айдахо и забеспокоился о своем здоровье. Отныне волонтеры поджаривали для меня мясо и клали в пакет с кое-какими овощами, а потом засовывали все это в тушу. Проблема была в том, чтобы найти пакет прежде, чем до него доберутся волки. Периодически им это удавалось. В особенности интересовался моей порцией Тамаска: жареное мясо почему-то приводило его в экстаз. И тут я сталкивался с классической ситуацией, когда ученик таки превосходит учителя. Завладев пакетом, он показывал все, чему научился: рычал и скалился на меня так, что ой-ой-ой. Вернуть мой обед в таком случае не представлялось возможным и приходилось вновь перебиваться сыроедением.

Через полтора года я начал время от времени покидать загон примерно на час, возвращаясь обратно с добычей. Как будто отправлялся на охоту. Поначалу я далеко не уходил — залезал на вершину холма и смотрел, что творится в вольере. Мое отсутствие очень тревожило волков, и больше всех — Тамаску. Но им стоило только позвать меня, как я выл в ответ, сообщая, что я совсем рядом. Первые пару раз они так пугались, что выли не переставая, но вскоре связали мои отлучки с появлением еды и успокоились. Однажды Тамаска отличился — издал потрясающий вой, какого я никогда не слыша,!. Четыре отрывистых звука и один протяжный — определенно это был сигнал тревоги, и я со всех ног бросился обратно. Оказывается, по соседнему обезьяньему вольеру каталось сдутое откуда-то ветром белое пластиковое ведро. Непонятный шум напугал Тамаску, и он послал предостережение отсутствующему члену стаи. А ведь мы ничего подобного еще не проходили. Зато он уже владел призывным воем и коротким оборонительным лаем, вот и соединил два сигнала, получив в итоге «авральную телеграмму» для дальних расстояний. Для меня это был незабываемый день. Ученик выступил с блеском, вновь превзойдя учителя.

О расставании больно было даже думать, но я понимал, что ребятам пора осознавать себя как полноценную стаю, независимую от моей персоны. И хотя наша совместная жизнь продолжалась еще полгода, я все больше времени проводил вне вольера. На один из таких периодов и пришелся переломный момент в моей судьбе — я познакомился с Хелен Джеффе. Я вполне допускал, что рано или поздно кто-то оторвет меня от животных и вытащит обратно в человеческий мир, но даже не подозревал, что меня туда потянет так внезапно и с такой силой.

Однажды вечером я твердил себе, что не надо лезть в вольер, а тут как раз в парке объявился мой приятель с воплями, что в местном баре дают две порции по цене одной. Не очень-то мне хотелось с ним идти, но я все же поддался на уговоры. А Хелен зашла выпить с подругой. Вооб-ще-то она этот бар не любит, по ее же собственному признанию, ее проще убить, чем затащить туда, но день выдался у них таким паршивым, что по дороге с работы дамы не удержались. Я называю это счастливой случайностью, Хелен — провидением. Она меня узнала, поскольку, во-первых, обо мне уже шла молва в тех краях, а во-вторых, имелись недвусмысленные подсказки, как то: убийственная вонь, бородища почти двухлетней давности, длинные нечесаные космы и шрамы по всей физиономии. Я, конечно, не щеголял в комбинезоне и ботинках, которые носил в загоне, — уходя во внешний мир, я оставлял их возле фургона, чтобы не пропитались посторонними запахами, — но все равно разило от меня, надо полагать, будь здоров.

Хелен выразила интерес к моей работе с волками, и в итоге мы с ней проболтали больше часа, пока наши спутники общались между собой, а прощаясь, договорились встретиться еще раз. Удивительно красивая женщина, с длинными светлыми волосами и огромными голубыми глазами, на год меня младше, она немного напоминала Мишель, мою первую любовь в Норфолке. Работала она в то время в местной школе, сыну ее было восемь, с мужем они жили под одной крышей из практических соображений, но на самом деле их супружеская жизнь давно себя исчерпала. Зеркальное отражение моих отношений с Джен — официально наш брак еще существовал, в мимолетном приступе оптимизма мы даже успели зачать четвертого сына, Сэма (он родился в марте 2004-го, незадолго до волчат), но любовь прошла давным-давно, и у Джен был другой мужчина.

Взаимное влечение вспыхнуло между Хелен и мной с первого взгляда. Она жила в скромном домике на другой стороне долины — довольно далеко, если ехать по дороге, но фактически нас разделяло километра полтора, не больше. И пока я доживал последние дни с Яной, Тамаской и Мэтси, мы с ней перекликались через долину на волчьем языке.

Глава 28

Странное совпадение

Незадолго до того, как я снова стал спать в фургоне, кто-то попытался отравить щенков. Вечером того дня я вошел в вольер, чтобы, как обычно, провести там ночь, и увидел Яну в крайне подозрительном состоянии: он был будто пьян, причем в хлам, едва на ногах держался. Никогда не видел, чтобы волк так себя вел. Если бы я не испугался за него, то нашел бы зрелище даже забавным: он не мог нормально ходить, но и на месте ему не сиделось. Бедняга сшибал все на своем пути, натыкался на деревья, на камни, на заграждения. К тому же его все время тянуло в пруд, только вытащу его, он уже снова там — трясется от холода, но все равно лезет в воду. На мое присутствие он никак не реагировал — похоже, просто не замечал меня. Волк совершенно ничего не соображал и вдобавок продрог до костей, хотя ночь была довольно теплая.

Я не понимал, что с ним творится, и до ночи просидел в вольере, раз за разом тупо вылавливая его из пруда. Меня пугало, что он такой холодный, и полночь я встретил уже на грани истерики. И тут меня посетила безумная идея… Паника придала мне сил, так что я исхитрился вытащить Яну за ворога, отпихнув попутно его братишек, и донести до фургона. Там я уложил его в постель, включил обогреватель и лег с ним под плед, прижимая его к себе и пытаясь согреть своим телом. Взрослый волк — по крайней мере, с виду, — сейчас он не мог даже пошевелиться.

Яна как будто высасывал из меня тепло, и через пару минут я уже сам стучал зубами. Приходилось то и дело вскакивать, чтобы, завернувшись в одеяло, посидеть у обогревателя. Потом я возвращался под плед и снова отдавал «накопленное» тепло волку. Так мы развлекались почти до рассвета, пока он не начал понемногу приходить в сознание… и не попытался первым делом меня укусить. Наверное, все еще не узнавал. Я зажал его морду в кулак и сказал себе: может, хоть знакомый голос его успокоит. В Айдахо я, помнится, ни разу не издал человеческого звука, и со своими волчатами тоже старался этого не делать, но они все-таки иногда слышали, как я говорю по рации или — в случае крайней необходимости — по телефону. Словом, ничего более умного мне в голову не пришло, поэтому еще пару часов я угрохал на светскую беседу: обсуждал с ним погоду, свою личную жизнь, планы на будущее и т. д. и т. п.