Волчий вой, стр. 17

           Два месяца понадобилось ногайцам, чтобы пройти весь Крым от края до края. Дотла разорив многие поселения крымчаков и, ловко уходя от серьезных стычек с татарами, взял хан Аюк большой полон и завяз с богатой добычей на Перекопе, где настигли его турки, вызванные на подмогу крымским ханом. Но хозяева степи, встретив неприятеля жестокой сечью, бились долго и храбро, а затем, сделав вид, что гнутся под напором превосходящих сил противника, сломали строй и повернули коней в степь.

           Более 20 верст скакали ногайцы во весь опор, загоняя лошадей, а далеко в степи неожиданно перескочили с усталых коней на заводных и повернули на турок, растянувшихся длинной лентой на несколько верст, и с гиканьем и улюлюканьем понеслись широкой лавой, охватывая фланги янычар. Турки, измотанные длительным преследованием, на лошадях, падающих от усталости, не ожидали такого маневра и попали в западню. Двое суток ногайцы гоняли турок и татар, уцелевших после первой сшибки, по степи, пока не уничтожили их всех. И еще сутки собирали по степи разбежавшихся лошадей.

           В это время обоз с военной добычей и пленными спокойно ушел в степь и через шесть суток пути, достиг родных кочевий.

           Хан Аюк получил в результате этого похода одних только лошадей более пяти тысяч. А стада коров, быков и овец гнали туварши  к юртам буджакцев все лето, благо травы в степи, поливаемые теплыми летними дождями, вымахали в человеческий рост, и недостатка в кормах не было.

          Казакам, не принимавшим участия в этой войне, однако тоже пофартило – более сотни янычарских лошадей хороших кровей – и арабов, и аргамаков, и ахалтекинцев прибилось после сечи в степи к казачьим табунам. И дали впоследствии доброе потомство.

          Тунгатар перед походом на крымчаков стал главным харабарчи в войске Аюка и прославился в битве с турками, заманив передовой их отряд, состоявший из тысячи отборных янычар, в косую безлесную балку. Увлеченные погоней за малочисленной группой ногайцев, в которой едва набиралось полторы сотни воинов, турки втянулись в горловину балки и, когда последний янычар исчез за увалом, в тыл им ударила сотня Таргыла. А Тунгатар, развернув свое войско на склонах балки, встретил отряд янычар копьями, которые полетели в турок сотнями. Тех, кто уцелел после дождя копей, ногайцы порубали в капусту, не встречая особого отпора от полностью деморализованного противника.

           Вот так и получилось, что главные враги казаков – крымцы и буджакские ногайцы, занятые войнами друг с другом, обеспечили казакам год без войны.

           До рождественских праздников укрепляли казаки свои заставы, строили новые на путях выдвижения крымских татар и ногайцев, обучали молодых казаков воинскому искусству. А после Рождества Христова засновали вдруг по степи татарские разъезды, высматривая что-то и, явно к чему-то готовясь.

           Замеченные и не раз преследуемые казаками, дали они повод казакам готовиться к отражению нападения крымцев, когда сойдет снег, и степь покроется зеленым ковром разнотравья. Так было всегда, так должно было случиться и теперь…

           Но беда пришла с другой стороны.

ГЛАВА 27

            Тринадцатилетний царь московский Иоанн IV, выросший под влиянием козней боярских, боярского хамства и грубости, принял от них озлобленный, лукавый и жестокий характер. Выведенный из терпения дерзостью боярина Шуйского, приказал он псарям бросить его на растерзание псам. Семейство Шуйских было сослано им в ссылку.

            «С тех пор, - писал летописец, - начали бояре от государя страх иметь, и началась в России смута великая».

             Смута, посеянная боярами, ослабила и без того еще не окрепшее Московское государство, и этим не преминул воспользоваться гетман литовский Радзивилл.

             Весной, едва покрылась степь молодой травой, еще не успевшей набрать силу, прискакал в Сечь гонец с Дона и привез послание от атамана Морозова. Писал атаман о том, что вторглись в Московию войска гетмана Радзивилла, объединившиеся с татарами. Что литовское войско опустошило уже окрестности Чернигова, Новгород-Северска, Стародуба и подступило к Брянску. Одновременно, вынуждая Москву биться на два фронта, Крымский хан повел свое основное войско на Астрахань, подвергая земли русские разорению и порабощению. Писал атаман донцов, что просит царь Иоанн защиты земли Русской у казаков, и что донские казаки эту просьбу уважили, и призывают казаков кошей запорожских присоединиться к ним.

             Сечевой атаман Иван Кошка собрал на Великую Раду всю сечевую старшину и объявил казакам послание атамана донцов. Много было голосов за то, чтобы не оставлять земли Приазовья и Северского Донца без достойной защиты, поскольку крымцы только того и ждут, чтобы напасть на ослабленные казачьи курени. Но большинство склонялось к тому, чтобы идти с донскими казаками на литвинов и татар.

            Долгой была та Рада, но, в конце концов, решила – собирать казаков в поход. И когда пришла пора выбирать походного атамана, вышел в круг Кондрат Баштовенко.

            - Братья – казаки, - сказал он, поклонившись на четыре стороны и осенив себя крестным знамением. – Я долго ходил в походы, не одни сапоги стер, и не одну саблю сломал о вражьи головы. Покрылся я ранами и увечьями в походах, и знать, пришла мне пора обзаводиться жинкой и уходить в «гнездюки» . Много я повидал на своем казацком веку атаманов, и сам был атаманом и водил в битвы казаков. Потому знаю, каким должен быть атаман в походе, чтоб и славу заслужить, и казаков понапрасну не погубить. Знаю, каков обычай наш старый, не нами – дедами нашими установленный, жестокий пусть, но то не нам решать. Предлагаю я, братове, на атаманство Гната Зарубу. Брат он мне по духу, по воле нашей казачьей, славен познаниями своими  военными. Знаю, что по обычаю нашему на смерть его обрекаю, но нет у нас другого такого же, чтоб по силам и по уму ему было казаков в поход вести. А что до обычая стародавнего, чтоб походного атамана после войны в мешок, да в реку с кручи, давайте, казаки, подумаем – может пора уже тот обычай отменить! Да пусть наши атаманы, в походе себя славой неувядаемой покрывшие, апосля войны доживают свой век с нами в Сечи. Пусть не уходят в женатые, да вообще пусть за пределы Сечи не выходят, но живут во славе и почете в товариществе нашем.

             Якшо будет на то ваша воля, давайте кинем шапки, братове…

             Но тут встал атаман Кошка и, не выходя в круг, сказал:

             - Братья – казаки, старшино, я тоже скажу слово за Гната Зарубу. Добрый казак и, главное – справу военную добре розумиет. И я кину шапку за него.

             Но обычай ломать мы не можем, не вправе мы отменять то, что предками нашими славными у спадщину  нам досталось. Вы знаете все, что должен избранный нашим товариществом походный атаман полювать  в степи живьем матерого волка – вожака стаи и провести с ним его последние часы. Наши славные предки считали, что атаман возьмет от волка его презрение к смерти и его готовность умереть. Возьмет коварство к врагу и силу волчьего духа. Возьмет умение водить стаю и умение управлять стаей в жестокой борьбе за жизнь.

            Но вот жить после войны в суспильстве  с волчьими навыками, считалось, и я знаю, что это – правда, казак уже не сможет. Ему постоянно нужна будет война, он уже не сможет без нее. А, значит, будет представлять постоянную угрозу окружающим.

            Таков обычай. Но давайте, казаки, решим судьбу Гната, якшо мы его сейчас выберем, после похода. Будет на то воля круга – не лишим его жизни. Но якшо сломается казак на войне, атаманя, поддержим обычай и сделаем то, что предками завещано. Згода, казаки?