Берендеев лес, стр. 34

                 Но зрел исподволь заговор промеж людей княжеских да боярских. Тохтамыш уже не был для них грозным захватчиком, а был осерчавшим барином, которого надо умилостивить, принеся богатые дары и пообещав преданность и возмещение долгов, недополученных царём из-за недальновидной политики Великого князя Димитрия. Ведь Тохтамыш – их законный повелитель, в отличие от Димитрия, который самовольно отринул законную власть хана, пытаясь противостоять ей.  И полетели к Тохтамышу послы с единственной целью - обмануть, оболгать своих политических противников. Вызвать гнев царя в отношении их и склонить его на свою сторону…

                   Войско уже готово было выступить из Москвы, как вдруг злохитрие князей проявилось в самой тяжёлой для Великого князя форме – форме мятежа и измены...  Все эти -  клявшиеся, что не нарушат договоров, родственники и союзники, и бояре, обязанные нести военную службу по приказу князя, и боярские дети [19], и княжеские кметы находящиеся в его прямом подчинении, отказались выполнить приказ и подняли мятеж. В походе, перед лицом врага, когда тот был уже в пределах порубежья...

                   И то познав, и уразумев, что его в любой момент могут схватить и выдать Тохтамышу, Великий князь Димитрий убоялся стать в лице против самого царя. И не встал на бой против него, и не поднял руки на царя, но поехал в град свой Переяславль, и оттуда – мимо Ростова на Кострому, вынужденный бежать от собственного войска!  И бежал столь быстро, что вынужден был оставить в Москве свою жену, только что родившую ему сына.

 Мятежники наверняка знали, на что идут. Мятеж против князя должен был закончиться либо его убийством, либо пленением и выдачей Тохтамышу. Оставшийся в живых князь был зело опасен, ибо мог собрать верных людей и вернуться, чтобы покарать мятежников. Великий князь Дмитрий Иванович для того и поехал в свою вотчину Кострому.

                   А в граде Москве началась великая смута. Простые люди и дружинники пребывали  в смятении, словно овцы, не имеющие пастуха. Одни сидеть хотели, затворившись в граде, а другие бежать помышляли. И была промеж ними распря великая: одни с рухлядью в град рвались, а другие из града бежали, будучи ограбленными.

 Не имея твёрдой руки над собой, москвичи избрали вече, как в давние времена, и ему доверили власть на Москве.

                   Митрополит Киприан оставался в Москве ещё некоторое время после того, как власть перешла к вече, но затем ему удалось добиться у горожан позволения уйти из града вместе с великой княгиней Евдокией. Но народ уже был столь ослеплён ненавистью к Великому князю, всячески подогреваемую мятежниками, что на выезде из Москвы митрополит и великая княгиня были ограблены дочиста...

                   Подстрекаемые мятежными боярами лихие люди безжалостно грабили сторонников Димитрия и всех, не примкнувших к бунту.

                   Мятеж продолжался до тех пор, пока в Москву не прибыл князь Остей – сын Димитрия Ольгердовича, княжившего в литовском Трубчевске и перешедшего на сторону Дмитрия Ивановича Московского за год до Мамаева побоища, во время похода Москвы против Ягайло. Отец Остея - Дмитрий Ольгердович со всей своей семьей, с боярами и с челядью бежал из Литвы и поступил на службу московскому князю, который пожаловал ему в держание Переяславль-Залесский.

                   Собрав вече, князь Остей говорил не долго. Но слова его падали на благодатную почву, ибо в вече избраны были люди почитаемые и вес в граде имевшие. Они разошлись по своим слободам и кварталам мастеровых людей, неся слово князя, и Москва сама покорилась Остею. Он приехал и, не встречая сопротивления, сразу начал ею управлять, приготовляя город затвориться в осаду. Князь Остей укротил мятеж и укрепил народ в желании оборонять город.

                   Но тут случилась новая беда…

                   Мятежники, усмирившись внешне после прибытия в город князя Остея с дружиной, притаились, измышляя новый план против Москвы и москвичей. И план был разработан. Когда добрые люди разошлись по Храмам и молились Богу, чтобы отвести беду,  некие же недобрые человеки начали обходить по дворам, вынося из погребов меды господские и сосуды серебряные, говоря: «Не устрашаемся нахождения поганых татар, поскольку тверд град имеем, его стены каменные и врата железные. Не утерпят они долго стоять под градом нашим, великий страх имея! Изнутри града – вои, а извне – князей наших соединившихся устремления убоятся».

                   В Москве началось повальное пьянство. Погреба знати были разграблены и мёды лились рекою… Очень быстро выяснилось, что москвичи вовсе не были усмирены Остеем. Они просто подчинились ему, как военачальнику, нужному им для защиты от татар. Москвичи управляли Остеем, а не он ими.

                   Князь Остей ничего не мог поделать с этим истинно русским пороком…

Глава 39

           Князь Владимир Андреевич, прозванный после победы над туменами Мамая Храбрым и Донским, удельный владетель Серпуховский, Боровский и Углицкий, младший сын князя Андрея Ивановича Серпуховского и  внук Великого князя Московского Ивана I Калиты, получив известие о приближению к порубежью войска Тохтамыша, немедленно отправил гонцов к брату своему двоюродному – Великому князю Московскому и Владимирскому Димитрию.

            Князь был славным воеводой. За его плечами уже были победы над тверичами и рязанцами, войсками Литвы и Орды.

            В 1380 году в Куликовской битве вместе с воеводой Димитрием Боброком-Волынским командовал засадным полком, решившим исход боя в пользу русских сил.

 Но не только воинскими делами был славен князь Владимир Храбрый Донской. Будучи двадцати одного года от роду, основал молодой князь в 1374 году вместе с преподобным Сергием Радонежским в Серпухове мужской Высоцкий монастырь, к коему приходили поклоняться жители всего порубежья.

            Князь в одиночестве сидел в светлой горнице и думал думу тяжкую. Польза Отечеству была более любезна его сердцу, чем власть. Поэтому в своё время он отказался от древних прав семейственного старейшинства и был из князей российских первым дядею, служившим брату Димитрию. Сия великодушная жертва возвысила в князе Владимире пред судилищем потомства достоинство героя, который счастливым ударом решил судьбу битвы Куликовской, а может быть и всей Руси…

            Он думал о том, что Русь, раздираемая междоусобными войнами, слабеет год от года. Бездарность – наглая, изворотливая пробивала себе дорогу, царствуя во всей жизни страны. Государственный ум, бескорыстное служение народному благу уже не считались достоинством. Во главу угла ставились умение угождать стоящему выше и набивать кошель за счёт простаков.  И только бесправные  бедняки  трудились в поте лица на полях и в ремесленных мастерских, иссыхая от непосильной работы, презираемые и отверженные, ибо труд, вскармливающий силы народа, считался уже недостойным.

            А тем временем в степях и в горах, ещё не тронутые тленом гниющих цивилизаций, сбивались в грозные стаи племена кочевников. Там младенцу, едва он начинал ходить и разуметь речь, вручали маленький лук и деревянный меч, обучая воинскому ремеслу. Уже подростком он знал своё место в строю, готовый на полное самоотречение ради исполнения воли джихангира – предводителя войска, именем которого действовали все воинские начальники – от десятника до темника. Ему постоянно твердили: "Злые соседи разжирели и живут теперь в богатых городах, купаясь в роскоши. Тебя они считают дикарём и бродягой. У них много войска, но их военная сила – это чучело тигра, набитое опилками. Они ничего не заслуживают, кроме смерти и рабства, и придёт час, когда мы отнимем у них всё, что должно принадлежать великим воинам степи».

             И этот час пришёл. Потому, неспроста шныряют в степи тысячи и сотни Тохтамыша. Великого хана, коему помогли рати русские его врага Мамая разбить и на троне Орды укрепиться. Ох, не спроста! Разве могут князья, не подготовленные к упорным и кровавым битвам, погрязшие в эгоизме, не разглядевшие врага за своими усобными делами, в одиночку противостоять сплочённой ордынской стае, где царит беспощадная дисциплина,  где смыслом жизни всегда была война, а смерть в битве почиталась высшей честью?!