Берендеев лес, стр. 31

                        - Мамай был все еще силен, - отпив из чаши, сказал Тохтамыш. – Не забывай – он двадцать лет правил Ордой, сажая на трон и смещая по своей воле ханов из числа кровных чингизидов. Худородный кият сумел взять бразды правления Ордой в свои руки и уверенно удерживал их сильной рукой. Уже через месяц после поражения у него было более тридцати тысяч всадников. Мне нужно было время, чтобы увидеть, какие силы пойдут за ним, кто станет его союзником, а кто противником.  Кроме того, своими шараханьями с заменой ханов и походом на Москву Мамай разорил и Орду и Русь, и мне нужно было ждать, пока закрома урусов наполнятся хлебом нового урожая. А иначе, я бы привел войско в пустыню…  Нукеры не должны голодать.

                       - Но разгромив Мамая, ты идешь войной на Москву, а князь Димитрий был твоим союзником в битве с Мамаем.

                       - В том тоже вина Мамая. Он никогда не понимал князей Московской Орды и считал, что их нужно постоянно держать в состоянии войны друг с другом. Отдавая ярлык на княжение одному князю, он тут же отбирал его и отдавал другому, поддерживая постоянную вражду между ними.  Но в случае с Димитрием  нашла коса на камень.  Когда вырастают рога у козленка, он колет ими вымя матери: Димитрий не пустил на княжение Михаила Тверского, коему Мамай вручил ярлык на великое Владимирское княжение, за сим отправил войско в казанское ханство, заставив булгар платить дань Москве, а не Мамаю. А через год разбил на реке Воже войско мурзы Бегича, умертвив его самого и еще четырех мурз и захватив обоз.

                       - Значит, Димитрий пошел против Орды? – Едигей старался не пропустить ни слова.

                       Великий хан внимательно посмотрел на темника.

                       - Нет, мурза, - ответил он. – Димитрий пошел  не против Орды, а против  Мамая, Орде не подчинившегося, не считая его более законным правителем Орды. А мне высылал богатые дары, и тем самым признал Орду своим союзником. То есть, бился он с Мамаем за единство Орды.

                       - Так зачем же воевать его? – Едигей в удивлении поднял брови. При всем своем уме ему еще сложно было разобраться в хитросплетениях ханских замыслов.

                       - А я не иду на Димитрия! – довольный произведенным на Едигея впечатлением, Тохтамыш отвалился на подушки, сложив руки на животе. – Я иду на Русь, чтобы показать, что в Орде есть Великий хан, который не прощает и не милует тех, кто отказывается платить десятину в казну Великой Тартарии. А коль урусы не хотят платить ее добровольно, как это было всегда, я пришел, чтобы взять ее силой. И наказать тех, кто забыл, что не выстоять туче перед ветром, росе - перед солнцем.

                        - Воистину ты велик, Великий хан! – Едигей склонил голову в низком поклоне.

                        - Иди, мурза! – Тохтамыш повелительно махнул рукой. – Завтра будет трудный день. Мне нужно собраться с мыслями.

                       Едигей тихо поднялся с подушек и, кланяясь, направился в пологу, закрывавшему вход в шатер.

                       Но выйти не успел…  В шатер, низко согнувшись, шагнул главный харабарчи Адаш.

                       Хан рывком сел на подушках, тяжелым взглядом буравя рябое лицо Адаша.

                       - Что?! – грозно спросил он, желтея глазами.

                       - Урусы заманили отряд Баракчи в лес… - Адаш замялся…

                       - И что?! – Тохтамыш спросил очень тихо, и от этого тихого голоса липкий пот ручейком побежал по спине обоих мурз.

                       - Урусы порубали почти всех. Вернулись две сотни израненных в битве нукеров.

                       - Баракча?

                       - Еще жив! Но жить ему осталось недолго! Он весь изрублен.

                       Великий хан отвалился на подушки и закрыл глаза.

                       Адаш и Едигей стояли, согнув тела в полупоклоне, не смея поднять головы.

                       Адаш, скосив глаз на нос, увидел, что на нем повисла капля пота, но не осмелился сбросить ее на ханский ковер.

                       - Пусть Баракчу принесут к шатру. Я выйду к нему! – после долгого тягостного молчания приказал Великий хан. – И соберите всех темников и мурз.

                       Адаш и Едигей вышли, с облегчением вздохнув, лишь ступив за полог.

                       Баракчу на окровавленном плаще внесли на холм и положили на землю, убрав ковер при входе.

                       Великий хан вышел из шатра, и юртджи тут же вынес и положил позади него валик из войлока, обтянутый ковровой тканью. Тохтамыш присел на валик и склонил свое лунообразное лицо над поверженным в бою тысяцким.

                       - Как это случилось, мурза? – спросил он Баракчу.

                       - Нукеры не могут сражаться в лесу, - слабым голосом ответил тысяцкий. – Мы не должны были входить в лес. Русы были за каждым деревом и били нас топорами. Саблей же среди веток не размахнешься…  Не пускай нукеров в лес, Великий…

                       Баракча замолчал…  Его голова безвольно повернулась набок. Тело дрогнуло и расслабилось…  Великий воин испустил дух…

                       Его нукеры стояли у подножия шатра, выстроившись в две шеренги. Многие поддерживали друг друга, чтобы не свалиться от ран.

                       Тохтамыш спустился к ним и пошел вдоль строя, пристально всматриваясь в лица воинов. Увидев сотника Батбаяра, хан остановился.

                       - Где ваши лошади, сотник? – спросил Великий хан.

                       - Они разбежались, повелитель, - Батбаяр не смел поднять глаз.

                       - Скольких русов вы побили в сражении?

                       - Они нападали неожиданно, из-за деревьев и, нанеся удар тут же исчезали.  Мы не могли достать их саблями.  И вынуждены были выйти из леса, чтобы сразиться с ними в чистом поле. Но на нас вышла их конница…

                       Хан качнулся с пятки на носок и развернулся к мурзам, стоявшим за его спиной.

                       - Вы все слышали! – громко сказал он. – Это стадо баранов вышло из боя, не поразив ни одного врага, растеряв лошадей…  Мало того, они не смогли уберечь в бою своего мурзу, принеся нам его израненное тело! Они покрыли позором себя и бунчук славной некогда тысячи Баракчи! Примите решение, мурзы!

                       - Смерть! Смерть! – вразнобой закричали ордынские военачальники. -  Только смерть!

                       - Адаш! – Тохтамыш нашел взглядом главного харабарчи. – Всех обезглавить, а головы насадить на пики и выставить на всеобщее обозрение. Чтобы каждый нукер знал, какой будет кара за трусость в бою!

                       Великий хан, сгорбившись, пошел к шатру, и мурзы расступились, давая ему проход…

                       Через час вокруг стана Орды возвысился частокол из длинных пик, на каждую из которых была насажена голова нукера из «непобедимой» тысячи Баракчи.

 Глава 36

                    Заутра ханское войско задышало, задвигалось, запестрело бунчуками. Конные тысячи расходились лучами от ставки Великого хана, растекаясь по просторам Руси.

                    Степан смотрел из-под ладони и не верил глазам своим: в полуверсте от засеки дружинников через броды шло в сторону Серпухова большое ордынское войско. Ещё вчера в Орде было тихо – лишь небольшие конные отряды выходили в поле, а сегодня сотни разведчиков-харабарчи  разбежались, словно мыши в разные стороны. А за ними пошло несметное войско…

                    - Неужто на Москву пошёл Тохтамыш? – сурово хмуря брови, спросил боярин.

                    - На Москву, на Серпухов, на Казань! – сказал Хасан. – Вишь, отряды за бродами расходются потоками.

                    - Нам-то что делать, Степан? Маловато нас, чтобы на такое войско нападать! – сказал боярин.