Алмазная цепь, стр. 56
Подбежавшие смелые парни, полоснули ножом по ремню «безнадежности» и под ручки и ножки потащили меня, на ставший за эту ночь такой негостеприимный асфальт. Сзади раздался взрыв. Молодцы, касатики, успели. Не надо хи-хи… Спасли мне жизнь.
Бравые хлопцы, без церемоний стали одевать на меня наручники. Приковывали основательно.
Пока не били, и это плюс, который давал мне надежду — может все еще обойдется?
Однако, пока ребята в форме занимались любимым делом: рылись у меня в карманах и сковывали ручки-ножки стальными браслетами, я узнал кое-какие подробности о своем будущем.
Все…
К гадалке можно не ходить. Линия жизни окончательно вычерчена, определена и обжалованию не подлежала.
Текст, примерно был следующий и очень мне не понравился своими откровенными подробностями о тяжелых милицейских буднях.
- Этот бандит? — закуривая спросил милиционер, тыкнув в мое тельце пальцем и вытирая трудовую испарину. — Щас подсвечу…
После этого направил мне в лицо луч света и жестко, за мою жиденькую чуприну, рывком поднял голову вверх.
- Этот, — ответил другой. — Посмотри на его рожу. Вылитый еврей. Просто ужас.
Я лежу, нюхаю асфальт. Непротестую и невмешиваюсь…
- А что, собственно случилось? — спросил еще один незнакомец, в красивой маске Бетмена с дырками для глаз. — Почему потрачено столько нервов и государственного бензина?
- Он остановил машину моего племянника, просил подвезти…
Начался рассказ и моих подвигах, со слов эмбицилов, оставленных в задумчивой позе на развилке.
- Тот, добрая душа, хотя ему было в другую сторону, конечно согласился. Это он ехал после работы в библиотеку, газеты почитать… И… Ну, там… Книги заменить… Еще журналы, всякие.
- И что?
- Этот бандит, приказал им съехать у гадюкинской развилки и там, вместо самой элементарной благодарности, хоть бы спасибо сказал, стал избивать беззащитных парней…
-Вот же, подлец, — не сдержался еще один незнакомый голос. — Негодяй! Как только таких земля носит? И что дальше было?
- Бедные ребята, добрались до телефона, он у них лежал в кармане и, честь по чести, заявили о факте бандитизма и угона транспортного средства.
- Зачем нам следователи, — не снимая ботинка с моего лица, спросил его обладатель. — Давай, как тогда, когда банду четырнадцатилетних воров брали… Помнишь? Эти детдомовцы, еще говорили, что есть очень хотели, поэтому якобы и пошли на воровство?
- Да, помню, — голос вместо милицейского металла, приобрел оттенок воркующей любовной серенады. — Особенно, когда им жопы дырявили…
От этих приятных воспоминаний, все стоящие на мне сотрудники, дружно заржали.
- Вломим ему… как следует, по-гадюкински, — я услышал сверху странный звук удара кулака в ладонь. — Он, недельки две, кровью посцыт и сам благополучно сдохнет. Без продажного суда, либерального следствия и этих… Как их… Проституток… О, адвокатов.
О ком это они говорят таким странным языком? Но продумать все детали загадки мне не дали.
- Я согласен, — с сомнением сказал другой и повеселев добавил. — Если… Это… Прокуратура опять прицепиться… Как его? Это… Скажем, что при попытке к бегству пришлось утихомиривать распоясавшегося алимента…
ГЛАВА 62
Наслушавшись разных ужасов и своевременно догадавшись, что разговор ведется обо мне, я уже снизу собирался хрипло кричать, дескать, это не я… дескать, произошла грандиозная ошибка. Что, в конце концов, поделюсь с вами, благородные рыцари дорог и «Веселые Роджеры» в фуражках, нажитыми сокровищами, в обмен на свою никчемную жизнь… Проститя!!!
Да, и еще…
Чтобы достоверней виделось отчаянье обреченного…
Только я вдогонку ко всему задуманному (для правды жизни и искренности слов), собрался заплакать настоящими слезами и напустить себе в штаны настоящей мочи…
Только набрал в легкие воздуха…
После этого в головехе провал… Даже не провал, а вполне реальный провальчик… Словно самосвалом по ней проехали.
Мне очень четко запомнился сноп яркого света, до рези бьющий в глаза… Над ухом шелест шин, остановившейся надо мной машины…
Чей-то невнятный, пытающийся быть убедительным голос…
Кто-то тихо напевал арию «про тореадора»…
Затем аплодисменты и очень одиночные хлопки. Чьи-то сзади шаги… Снятие с меня всех наручников… И вдруг, нежный и тоненький материнский голосок:
- Вставай Лешенька. Пора до Курдупеля топать. Ты здесь, ленивым кабаном разлегся и ждешь, что кто-то за тебя будет делать твою работу… Давай, поднимайся. Иди, иди… Ищи свои бриллианты.
Контузия продолжалась. Только сейчас, она начинала принимать странные, болезненные формы.
Во-первых, моя маменька, никогда не обладала тоненьким голоском, тем более нежным. Во-вторых, она ничего не могла знать о камнях… В-третьих, с каких это высот, она здесь упала? И в-четвертых, раз я не ощутил подзатыльника, значит и ее рядом быть не могло…
После этих здравых рассуждений, я почти сразу сам, обо всем догадался. Это контуженные бесы, меня, ударенного взрывной волной соблазняют…
Пришлось троекратно осенять себя крестным знамением и громко читать «Отче наш»… Удивлению не было конца. Быстро же я стал истинным верующим. Одно было непонятным, откуда я узнал слова молитвы, если и не слышал ее никогда толком?
Но вера верой, а пора вставать…
Поднялся, пошатался гудящей башкой и осмотрел сумрачную действительность.
Человек я подготовленный и бывалый, но открывшийся вид меня буквально потряс. Все сотрудники милиции принимавшие участие в моем задержании-спасении, были аккуратно и надежно расстреляны. Как есть, лежали вокруг насмерть убитые.
У вас холодок по спине, в виде мурашек или лобковых вшей, никогда не бегал? Только не от говенного, натужного оргазма, когда каждый участник этого набившего оскомину, вынужденного действия, представляет себе свое и от этого тащится. Я имею ввиду взаправдашний холодок, могучий и ужасный, связанный со страхом или чем-то еще более пугающим?
Нет?
Вот и у меня, до сегодняшнего дня, эти насекомые не бегали, не прыгали и не скакали — о чем, находясь в твердой памяти и туманном рассудке, добровольно подписываюсь.
Как только я посмотрел на тех, кому аплодировали пистолеты с глушителями, отсутствие насекомых быстро закончилось. Одномоментно целый их ворох забрался мне за шиворот. И споро побежал по остывающему от жуткой картинки телу.
Вот это фокус. И кто здесь такой умный. Кто так вовремя оказал посильную помощь, оставив меня в живых? Это высшие силы, или стечение обстоятельств? За полчаса, совершенно в безвыходной ситуации, дважды остаться живым, это надо уметь.
О том, что это была катастрофа с привкусом триумфа, с оттенком торжества, не могло быть и речи. Слишком много трупов… Это не критика, констатация факта.
Один, два, три… Хоть садись рядом и плач… Четыре, пять… Парни молодые, здоровые, судя по всему, многие женаты… Восемь… Ни хрена себе… Восемь человек. Недавно меня спасли… Многие обезображены, им стреляли в упор, в лицо… Ради чего?
Осмотрелся.
Вспомнил, что это такое — состояние полного хладнокровия. Постарался привести себя в него. Ни хрена, не берет.
Наследил я здесь основательно, но времени вытирать отпечатки своего лица с чужих подошв, катастрофически не хватало.
Опять забрался, только уже в другую машину, там их целый выводок стоял и поехал дальше. Ехал странно. Руки похолодевшие, тело чужое, скула на которой стоял ботинок, саднит и жалобно ноет.
Темно…
Лоси дорогу переходят. В полосе света заяц побежал, я притормозил. Заяц это не к добру. Пушкин и тот, перед восстанием на Сенатской площади увидел длинноухого, повернул назад и жив остался…
Все ни как не могу избавиться от странного ощущения, как будто это я сам расстрелял пост.