Алмазная цепь, стр. 48

Что и говорить? Бил страшно. Старик после первых ударов только что-то нечленораздельное замычал, а потом только носом выл на одной нескончаемой, протяжной ноте.

Когда он терял сознание, Харатьян садился на табурет, закуривал, выпивал водички. Отдыхал, тяжело раскинув ноги и тупо глядя на свои руки.

После требовал ведро студеной, колодезной воды, выливал ее на голову Курдупеля и убедившись, что тот очнулся, снова начинал бить.

Самое жуткое во всем этом садистском действии было то, что он бил без всякой злобы и каких бы то ни было эмоций. Бил, ничего не спрашивая, не издавая никаких звуков. Только меняя орудия пыток, прежде с удивлением их разглядывая.

Почувствовав, что еще минута и Курдупель может уйти в далекий мир теней, «крестный сын» прекратил «активные мероприятия». Не боясь испачкать в кровавых соплях, сорвал с лица экс-палача липкую ленту и не повышая голоса спросил:

- Ну, что, крестный, готов к разговору, или продолжим?

Беззвучно заплакав, тот закивал головой. Шейные позвонки у него еще не были сломаны, поэтому кивать он ещё мог.

- Ну раз готов, я повторю свой вопрос: «Где камни, переданные тебе курьером?» — при этом, он разглядывал длинные иглы и набор разнообразных напильников. Удивляясь еще больше, спросил: — А это зачем? — и как очнувшись поспешно добавил. — В принципе, можешь не говорить, я сам попытаюсь догадаться, тем более, что «лабораторный материал» под рукой…

Услышав про возможность проверить свои догадки, жестоко избитый Курдупель показал глазами на стеллаж и окровавленным ртом прошамкал: «Там, в сейфе… Код — 52 ЖАК 19…» Говорить ему было трудно, выбитые и раскрошенные зубы, своими заостренными концами, изнутри резали и кромсали распухший язык…

- Молодец! Батька будет тобой доволен, — похвалил его Харатьян и подумав добавил. — Конечно, если я ему расскажу о нашей незабываемой встрече… Но, будь уверен, привет от тебя передам обязательно.

Подойдя к указанному встроенному шкафу, долго рассматривал его стыки и полки, как бы примериваясь, а потом решительно отодвинул в сторону. В глубине открылась дверца сейфа. На его электропанеле тускло поблескивало панно. Он набрал указанный код.

Сейф потрескивая, что-то недовольно побурчал и с мелодичным звонком, мягко открыл путь к сокровищам «злого полковника».

Света вполне хватало, чтобы разглядеть содержимое хитроумного ящика. Сверху лежал свернутый брезентовый пояс. Под ним располагались какие-то папки с документами, деньги в стопках, пакетах, брикетах… коробочки с орденами и медалями героя.

Харатьян не обращая внимания на документы и деньги, достал пояс и держа его перед собой на весу, вопросительно посмотрел на прикрученного к препараторскому столу полковника в отставке.

Тот кивнул головой и сделав над собой усилие, было видно, как ему трудно говорить, сказал непонятный текст:

- Это стразы… — он еще раз сделал над собой усилие, обронил. — Ради этих стекляшек, не стоило меня убивать и мучать.

- Ничего старик, ты еще у меня на свадьбе потанцуешь, — ухмыльнулся Харатьян, но улыбка мгновенно сползла с его лица, так как, лежащий на столе пыток крестный, тяжело и неестественно выдохнул и вытянувшись во весь рост, обмяк и затих…

- Халявченко, — отворив дверь, заорал садист-крестник. — Быстро аптечку…

Давать ему умирать, не узнав, что такое «стразы» было нельзя. Прямой укол в сердце, вернул старика к жизни, а надолго ли? Да, черт его, старого хрыча, знает.

Эх-хе-хе! Много еще было неясного в этом деле?

ГЛАВА 53

Когда вице-премьеру Шолошонку, при помощи слов, выражений и других способов человеческого общения, доложили о том, что он уже ноль без палочки, он даже сперва не поверил…

И в самом деле? А как же этот красавец кабинет? Недавно привезенное из Эрмитажа царское кресло? Телефоны с гербами? Это все кому?

Он засмеялся и замотал головой… «Только не надо таких злых розыгрышей. Не следует всуе, поминать мое имя, даже…»

Ему громко, по складам повторили еще раз. Он и со второго раза не понял, о чем это ему говорят? И даже рученькой своей атласной, аки лебедушка крылом, пытался отмахнуться. Чур меня, чур…

Кстати… Всегда помогало…

Бывалоча, проснется вот так на совещании, махнет дланью наманикюриной… И вместо решеток некованых, и параши нечищеной, наблюдается алый бархат скатёрки президиумной.

Но не помогло заклинание, должно устарело, истерлось, истрепалось.

Тогда он попробовал другой способ избавиться от дьявольского наваждения.

Угрозы в адрес принесших это скверное известие угрожал и кулачком своим пухленьким, по столу стучал. До синяков, до ощутимой физической боли.

Показывал даже указательным пальцем на то место у своих ног, где все они: антидемократы и скрытые антирыночники, будут валяться в слезах и грязи, вымаливая у него прощение.

Короче говоря, видя, что и это не берет нечистую силу… Указ и подпись под ним — не исчезает, он опустился до похабной, площадной брани…

И что?

И ничего.

Не помогло, не подействовало…

Бумага с именным указом, своего содержания не изменила. И это был не сладкий сон в президиуме. Это была жуткая, неотвратимая реальность.

Оставалась последняя надежда… Тонкая, почти незаметная соломинка из меню вегетарианца…

Ну да… Именно это.

Шолошонко с похолодевшей спиной и выступившей по всему телу сыпью, попытался достучаться до своего благодетеля, до президента любимого. За телефон с любимыи горбиком, т. е. гербиком влажными рученьками хватались и выли в него, выли тоску навевая на пришедших…

Но выстрел прозвучал холостым пуком, так как «отец родной» либо работал с документами — т. е. был зело пьян, либо играл в теннис — что означало на общедоступном, отлеживался от пьянки и никого не принимал, не слушал.

Да и сами президентские домочадцы, стоя на страже мира и добра, блюли тишину и покой страны. Не допускали до грузного, державного тела нежелательных элементов в виде пройдох просителей. Вон, во Франции не досмотрели, так он после тамошнего угощения, вернулся в свою разоренную и разворованную его соратниками страну, с признанием Россией (на огромную сумму), еще царских долгов.

Если бы тогда еще, хоть на один день остался. Если бы чиновное окружение и супруга, его тогда насильно не посадили в самолет, все — японцы свои Курилы получили, что называется на золотом подносе и с извинениями.

Короче говоря, чтобы не повторились события 1993 года с разгоном и расстрелом парламента, никого и близко не подпускали на вельможные глаза, отгоняя всех поганой метлой, включая и начальника личной охраны.

Наконец-то поняли, дошли своим умом, что не надо будить медведя и выгонять его на мороз из берлоги. Иначе он такого наворотит, что «Девяносто третий год», покажется милой забавой В. Гюго на детском утреннике, по сравнению с неожиданными поворотами небритого, недопохмеленного мозга.

Дюжие добры-молодцы из президентской администрации, под самый нос поднесли вице-премьеру, указ о снятии его со всех государственных постов и наделении почетной приставкой «экс».

Когда все это, поднесли еще и на деревянно-глиняном блюде, как бы с намеком на гроб в глине. Ох, и похолодело у «бывшего небожителя» во всех местах сразу. Ох, и вспучило у него в желудке. Ох, и понесло его по кочкам, да буеракам…

Это ж, как жить дальше, оставшись без копейки в кармане, Без своих законных двухсот или даже трехсот тысяч долларов в месяц. А уважение… А мягкий, такой ласковый язык подхалимов, нежно вылизывающий тебя с ног до головы… А мигалка, со звуком сирены… А длинноногие секретарши с пухлыми референтшами???

Нет, он не скрипел зубами от злобы и досады. Он не кричал, куда-то вверх подняв кулачки, с угрозами «все у меня… на чистой воде попляшете». Он не проклинал до тринадцатого колена и не тыкал булавки в разные места идентичных кукол ву-ду…