Алмазная цепь, стр. 33
Злой я и бесчувственный. Охранники, они же — конвойно-расстрельная команда, даже не прикрикивали на нас. И правильно. Зачем беспокоить и нервировать покойников?
«Они же нас не убьют? Ведь правда? Вы же им все отдали? Они же нас не будут убивать? — продолжал тоскливо курлыкать, прощальную лебединую песню мой разнорабочий-напарник. — Вы же им все отдали? Нас ведь не за что убивать..?»
А песочек-то, давно не поливали водой. Пересох неимоверно. Бросать его штыковой лопатой тяжело. Вроде бросишь, а только облако пыли остается, да и осыпается она с лопаты. Но помогать бандитам, предлагая выдать другую лопату, совковую, например, я не собираюсь. Что и говорить, если бы удалось оттянуть смертный час, то я готов и ломом копать эту сыпучую массу. Все дальше от рокового выстрела в затылок… В то, что он грянет в тишине, я ни сколечко не сомневался.
Да, а песок, тем не менее, сух и сыпуч.
Один раз, чуть повыше подбросил песчаную смесь.
Посмотрел.
Красиво получилось.
Второй раз, еще выше.
Серое облако в ночном воздухе держалось долго.
И так плохо видно, тускло и сизо, а здесь еще и пыль.
Но мою тягу к высокому и воздушному пресек окрик.
- Эй, ты, — я сразу понял, что так бесцеремонно обращаться к незнакомому человеку, могли только в мой адрес. — Кончай балдеть. И так пыли много. После тебя, нам её что-ли собирать?
- Ой, бомж, — другой голос и на этот раз наверняка ко мне. — Давай, потише швыряй.
«Ага! Щас! — подумалось мне, но усилия пришлось убавить. — Зачем этих сволочей злить?»
- Ты поосторожней с этим бомжем, забыл, что о нем старшой рассказывал? — раздался тревожный голос, который опять обратился ко мне, вернее в мою согнутую спину. — Слышь, чумазый, какое у тебя звание?
- Подполковник, — зло рыкнул я разгибаясь. — Может, хлопцы, отпустите? В самом деле…»
- Вы, товарищ подполковник, лучше нас знаете, что это невозможно, — он даже носом шмыгнул. — Прям, такой непонятливый, как мой сынишка. Говорю ему, не ковыряйся, а он пальцы из носу не достает. Что он там все время ищет и в рот себе сует, не знаю? Даже интересно.
Я пытался в его словах уловить нотки сочувствия.
Уловил.
И что после этого?
Ни-че-го…
Выпускать группу свидетелей? Возможно, даже коллегу по службе из соседнего ведомства? Эти предположения исходили из области сказок про неконтролируемые эмоции. А, как известно, эмоциям на службе — места нет. Есть приказ, который необходимо выполнить. Иногда ценой собственной, бездарной жизни. Как ее не жалко, но — плюнь, разотри, но все, что приказано — исполни.
- Они же нас не убьют? А, товарищ подполковник? Они же нас не убьют, ведь правда? — опять заныл беспринципный подручный олигархов. Тот, кто хотел иметь: все, сразу, много и при минимуме затрат. Но про то, что готов отдать полцарства, в обмен на жизнь, даже не заикается.
Странные люди эти начальники, подумал я о нем. Каждый день читают в газетах и смотрят по телевизору: то там взорвали губернатора, то здесь пристрелили чиновника администрации, а то, бывало, что и банкирчика, вкладчики банка на вилы поднимут… Знают ведь, что «служить» Отечеству опасное и неблагодарное занятие. А все равно — прут… И не просто прут, а давятся, толкаются, затаптывают слабых и менее наглых. Напирают сплошным потоком. Со стороны создается такое ощущение, что их невозможно остановить или просто согнать с должности. А все потому, что возможность, на их взгляд, «безнаказанно» хапнуть, оказывается сильнее инстинкта самосохранения.
Все они знают. Все.
Сейчас, стоит, слизняк, стоит и нестерпимо ноет. Заунывный, раздражающий фактор бытия. Не дает скотина сосредоточиться. Еще раз вякнет, придется пиз…нуть… Пардон. Огреть его лопатой по горбу.
ГЛАВА 37
Бросая земельку, пытался думать о чем-то приятном и радостном, при помощи этого вводил себя в позитивное мышление.
Когда мы в последний раз отдыхали в загородном доме у Курдупеля, зашел к нему сосед по даче и до того момента, пока от выпитого не сковырнулся навзничь, успел душевно рассказать, то ли притчу, то ли историю из собственного богатого прошлого — добрым молодцам (т. е. мне) намек.
Но рассказывать сосед стал не сразу, повода не было, чего зря языком молоть? Понесло его по извилинам и колдобинам памяти, после того, как мы не ответили на его вопрос, чего, такого празднуем? С каких таких чертей, выпиваем, закусываем?
Говорил тогда сосед Федорчук долго, нудно и заунывно. Сейчас, размахивая лопатой и возвращаясь в великолепие того вечера, только и остается мечтать о таком неспешном повествовании, хоть какое-то изменение сегодняшней действительности.
Со слов приснопамятного Федорчука, его рассказец, со дня на день, обещали внести на скрижали Священного писания внешней разведки «Протоколы кремлевских близнецов». Впрочем, к чему излишние рефлексии, махая лопатой, приятно еще раз вернуться к услышанному. Сами посудите, вот оно, само повествование.
«Было время когда шифровкам доверяли мало, поэтому наиболее ценные сведения пересылали из зарубежных резидентур специальными курьерами, — издали начал акын СВР свою песнь.
Вызвали как-то оперативного сотрудника забугорной резидентуры, дали ему незапечатанный конверт и говорят: «Давай, — говорят — «ехай» и передай сей, особой важности документ, как быть должно, прямо в руки, но сам, дурья башка, читать невздумай…
Он после услышанного заартачился, мол, не мой профиль, я не курьер, я — оперативник, и вообще, работы по ноздри, дышать и то некогда. Ему и говорят, кончай саботаж разводить, это приказ, а приказы, как ты, есть — боевая единица, обязан исполнять беспрекословно, иначе расстрел.
Делать нечего, взял он конверт, одел специальную сбрую курьера и отправился выполнять поручение.
Приехал он по расписанию. Встретили его в Центре хорошо. Что говорить? Приветливо встретили. Накормили, напоили. Почистил он после еды зубы, пожевал корень хрена, чтобы чесноком сильно не воняло. Потом руку к козырьку приложил и передал конверт по принадлежности.
Адресат прочитал, удивленно посмотрел на него… и как треснет ему в зубы… Наш парень от неожиданности — навзничь.
Тот, который читал цидулку, из-за стола выполз, плечи расправил и давай его болезного, ногами месить. Как в этих органах полагается, отбил ему часть внутренних органов, вложил конверт с посланием в руки. Поднатужился и с помощью порученца, выбросил из кабинета, как надоедливую жабу.
Избитый сотрудник побежал жаловаться к начальнику, а тот и говорит: — Раз ты мне казенные ковры своей пролетарской кровью измазал, выкладывай все начистоту.
Рассказал курьер, про то, как его послали передать пакет, он передал, после чего и был избит.
- Давай — говорит высший начальник. — Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет…
Прочитал вышестоящий. Задрожал нервной дрожью. Гневно закусил губу и сам бросился лупцевать парнишку. Бил основательно. Окончательно отбил ему оставшиеся до этого целыми органы. После вложил конверт с посланием в руки и собственноручно выбросил прочь из кабинета.
Совсем загорюнился избитый. Ползет по ковровой дорожке, оставляя за собой глубокий, кровавый след.
Нежданно-негаданно, ему навстречу Берия…
- Ты, пачэму, тут, такой-сякой, портишь народное имущество, — и сквозь пенсне подозрительно смотрит. — Отвэчай, мать-перемать…
Опять начал бывший здоровый сотрудник рассказывать…
- Давай — говорит Берия, его перебивая. — Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет…
Прочитал, изменился в лице, отдал бумагу назад. После того, как руку освободил, достал пистолет и несмотря на то, что дело происходит в коридоре учреждения, где следовает соблюдать чистоту, застрелил письмоносца до смерти…»
Тут Курдупель не выдержал и перебивая своего дружка Аркадьича, говорит: «Так, стоп! Хорош, врать! Быть такого не может, чтобы прямиком в коридоре.»