Пилигрим, стр. 59
Этого всего я вслух не говорил, но затягивая паузу, пристально изучал сидящий за столом «хот-дог с хреном».
Судя по всему, должно было получиться…
В конце концов чиновник не выдержал состязания характеров. Он поднял глаза, в котором читался знакомый каждому совковому человеку вопрос: «Что еще?»
Дальше стандартный набор бюрократа: «Вас много — я один… Принесите необходимые документы, будем разговаривать… Выметайся к такой-то матери…»
Этот взгляд был строг, красноречив и понятен. Не долго думая, положил перед ним, неподкупным и принципиальным тысячу долларов. Положил так, чтобы он скотина мог все десять бумажек пересчитать.
— Нельзя ли ускорить? — спрашиваю с надеждой, смотрю в глаза. — Я очень нуждаюсь в работе. Многодетный отец. Детей на Чукотке, шесть штук имею, кормить-поить надо…
В глазах рыхлого борца за светлые идеалы, смятение и сомнение. Брать не брать, а вдруг, мерзавец, провоцирует? Опять же в очередной раз объявили беспощадную борьбу с коррупцией и мздоимством!
На всякий случай, как бы случайно положил толстую папку с документами личного состава на веером разложенные бумаги. Знает хитрости с красящими метками, в руки не берет. Говорит, осторожно взвешивая и подбирая слова.
— Дети это наше светлое будущее! — сам говорит, а глазки по сторонам так и зыркают, нет ли где камеры видеозаписывающей или, к примеру, у меня под рубахой чувствительный на его речь микрофон установлен.
Видя терзания честного и порядочного человека, захотелось помочь ему и самому быть таким же. Поэтому его сомнения с готовностью разрешил и охотно рубашонку расстегнул. В доказательство своих чистых помыслов, обнажил даже волосы на лобковом участке организма… Рубашку свою не первой и даже не второй свежести вытащил из брюк всю, мне скрывать нечего — нате, смотрите.
Он как-то обмяк и успокоился.
— Наша святая обязанность, бескорыстно и безвозмездно, помогать многодетным морякам… — говорит громко, уверенно, а глаза постепенно замасливаются. — Поэтому…
Вижу, что он в душе уже начал прикидывать варианты, как легко и красиво потратить деньги. Я резко кашлянул, он резко очнулся… Но чувствуется специалиста, продолжает меня убаюкивать, особенно напирая на свое «бескорыстие».
— …Вы будете первым кандидатом на занятие вакантной должности…
Тогда я пишу на бумаге, лежащей перед ним: «Меня это не устраивает…»
Он прочитал и охотно пожимает плечами. Еще бы, за тысячу долларов, он и станцевать может на этом столе.
Он конечно умен, но я талантлив.
К его пожатию плечами стопроцентная готовность.
Под столом достаю еще тысячу, разворачиваю веером, чтобы ему издали, не притрагиваясь, было проще считать…
«Зеленый веер», шась, под туже папку.
— Чего же вы хотите? — спрашивает, с нотками уважения к моей настойчивости. — Я, что-то никак не могу вас понять?
— Мне необходимо сегодня вечером, а еще лучше прямо сейчас, отправиться в далекий рейс, — я напускаю океанского тумана. — О причинах не спрашивайте… Они связаны… С женщиной…
Он еще раз взял мои бумаги в руки… Скривился… Сидя на его месте, я скривился бы так же… Но, сказать ничего не успел.
Третий раз (ну ей-богу, как в русских народных сказках) залез я в карман. Опять отсчитал десять бумажек и после демонстрации положил ему нас стол, все под туже папку.
Прав был «буревестник революции», наш незабвенный Горький, когда говорил, по такому поводу: «Буря, скоро грянет буря».
Так и случилась.
Чиновник увидев все лежащее на его столе, ничего больше не говоря и не кривясь по пустякам, сам занялся выпиской огромного вороха бумаг, о существовании которых я, как матрос дальнего плавания и не подозревал.
Когда все было готово, позвонил куда-то попросил задержать отплытие судна «Атеист Корвалол». Больно схватив меня за руку, ломая расписания движения судов, лично доставил на борт корабля отходящего в далекое плавание.
В момент расставания, его добил окончательно. Достал еще пять сотенных купюр и передавая ему, настойчиво попросил никому не говорить о нашей встречи.
«Это в наших с вами интересах.»
Когда он в присутствии капитана, стал кивать головой и подобострастно трясти мне руку, я подумал, что от излишнего усердия у него сейчас голова отвалиться, а я останусь безруким покорителем морских просторов.
Приступая к своим обязанностям, палубного матроса, читай уборщика-прислуги, с сожалением думал, что несколько минут назад с моим участием был развеян миф о неподкупности флотских чиновников. Якобы, они не берут оттого, что бояться последствий: увольнения с работы и тюремного заключения.
Вынужден громогласно заявить — алчность перебивает чувство самосохранения. Тюрьмы и преследований — не бояться… Берут, и, еще как берут. Но в отличие от обычных, штатских, эти сволочи, взятку отрабатывают по полной программе.
ГЛАВА 29
Ничего интересного за время моего покорения водных просторов не произошло. Так, одно расстройство и каменные сухари с солидолом. Хотя мне казалось, что от преследователей я на время оторвался… Но даже это обстоятельство, настроения мне не добавило.
Как водится, флотский взяточник, деньги взял с удовольствием. Но обдурил клиента, пользуясь его дремучим невежеством, по полной программе. Отправил меня, скотина, не в морские дали, куда-нибудь подальше от родных берегов, на Филиппины или в Буэнос-Айрес, а поближе, через систему каналов и шлюзов, в сторону Ленинградской области.
Матросы и другие Боцманы (странная фамилия), очень быстро меня раскусили. Они поняли, что гордое имя матроса торгового флота я захватил нагло и по недоразумению. И не мудрено речные братишки привыкли общаться на своей флотской терминологии, а я хоть и понимаю отличия между зюйдом и нордом, но вместо юта, куда меня посылают большими буквами, бегу в другую сторону…
Если бы только одно это, я бы и горя не знал…
К моей радости капитан смирился со мной, как с ниспосланным свыше неизбежным злом. Чтобы я не утопил корабль, вместе с грузом и бравым экипажем в придачу, старались мне поручений связанных с движением судна не давать.
Должен признаться, это помогало плохо. Не из пакостности и не по злодейскому умыслу, но вредил, команде быстроходного баркаса как мог. Тем более, во время всего плавания палуба шаталась из стороны в сторону, что не давало возможности сосредоточиться и задержать в уме сочные, соленые приказы и проклятия в свой адрес… Просто не успевал… Только начинал думать, отчего это «сто чертей мне в глотку, а ржавый якорь в задницу»? Судно переваливалось на другой бок, а в мой адрес неслись иные пожелания.
Благодарю небеса, что в условиях российских речных просторов, чуждый нам суд Линча отменили. А пиратские привычки, сразу вешать проказника на рею, признали вредными для нашего общего флотского дела. Если бы, это средневековое отношение к человеку осталось, каюк матросу… Все время забываю свою нынешнюю фамилию. Ну, да, якорь ей в задницу…
Мои знания, умения и высокую квалификацию с пользой для дела использовались на работах попроще. Жирные котлы вымыть. Убрать туалет, гальюн по морскому, мной же изгаженный во время жуткого полуторабального шторма. Да мало ли на судне всяких разнообразных занятий: палубу шлифануть и вымыть; медный поручень надраить, «чтоб блестел, как у кота залупа» (замечание старшего матроса); наждачной бумагой отодрать ржавчину…
Я начал входить во вкус речного путешествия только тогда, когда мои товарищи окончательно осознали, мою безнадежность и перестали мучить меня работой. Они поняли, что на открытых водных просторах, это себе дороже.
Вскоре вид и запах еды, перестал вызывать во мне приступ рвоты. Я уже достаточно освоился и мог выползать из кубрика не на карачках, а гордо выходить на своих двоих, подламывающихся при каждом шаге, ногах…