Пляски демонов, стр. 56

Прогнала, но не до конца. Родная же ж, биёмать, все же ж кровиночка. Передала непутёвого сыночка в руки племянника живущего в городе Норильске со слёзной просьбой, что-нибудь сделать.

Племяш, а для Андрюхи двоюродный брат Гошка, начальник ЖКХ горно-металлургического комбината им. Страдивари, долго не цацкался, луч ненависти в светлом царстве в свой в коллектив (как в тайне и надеялась маманька) устраивал с большим сомнением, своих таких «аршином общим не измерить».

Взял он буйного брательника истопником в котельную, где много беды сделать нельзя, хотя если постараться, то очень, даже легко.

К удивлению брата-начальника Серега пить перестал. Причина простая и не одна. Не было денег. На улице у магазина стоять выпрашивать холодно. На работе тепло, только кайфа нет.

Из-за отсутствия материального обеспечения, на второй день пребывания в суровом Норильске, Серега перешёл на потребление популярного в среде токсикоманов клея БФ-2. Он оказался дорогим удовольствием, да и засыхал быстро. После перешел на вдыхание ацетона и эфира. Судя по всему в погоне за кайфом, дело подходило к уколу в вену чего-нибудь бодрящего, но очень одноразового.

Чтобы не краснеть перед тёткой и избежать расходов на похороны, Гошка, еще недавно босоногий пацан в цыпках и коросте, выкрутил фортель и сбагрил брательника от греха и смерти подальше, в коммуну. Как он объяснял родной тетке: «Алкоголь питался его мозгом и перестал. Там свежий воздух, сельмагов вокруг нет. А кто есть? А есть вокруг одни непьющие белые медведи. Тетя…».

Люди исламских террористов, под видом изредка заезжающих в коммуну для покупки рабочей силы купцов-вербовщиков, быстро нашли с Сальником общий язык. При чем, по его словам выходило, что танцевать на барабане они его не просили. Отсюда я сделал вывод, что навел их на меня никто иной, как Алавердяша, гнусная морда.

За семь месяцев проведённых в крокодилярии, в условиях полярной ночи и низкокалорийного питания, тремор-трясун исчез, глазомер с фокусировкой зрения, хоть и не совсем, но восстановился. Правда, тяга ко вкусному и манящему осталась. И такая дьявольская, прости господи, тяга, что прямо бери объект с истонченными стенками совести и лепи из него любую конфигурацию — хочешь коников, как из… забыл из чего обычно коников лепят, а хочешь, лепи то, чего не хватает хорошим танцорам.

Передали Сережке ненадёжную пукалку, сделанную китайцами под АКМ-47, горсточку патронов местный Гаврош поднёс и указали цели. Целями или объектами стрельбы были уже ранее упоминавшиеся субъекты: ваш покорный слуга, с гордостью носящий имя Гусаров; правая рука — Федор Войтылов; левая, не менее приятная рука — Жорж Муранов.

ГЛАВА 47 Алавердян. Самоубийство Пердоватора

Пердоватору пришлось самолично удавиться на резинке от собственных трусов. Конечно, конечно — если бы она в талии не лопнула, у него бы и в мыслях ничего подобного не возникло. А так, стоит потный со спущенными трусами, держит её в руках, небритый живот вывалился вперед и вниз висит не эстетично — просто до неприличия и главное — виновато хлопает белёсыми ресницами.

Правда, резинка порвалась не от того, что это была кара небесная. Со свистом пстрикнула она потому, что в момент высочайшей аудиенции, именно в тот момент, когда происходил укол в лохматую ягодицу (Пердоватор с обожанием и благоговением смотрел в задницу своего начальника), Алавердян скривился и этим самым неприятным лицом задумчиво произнес:

— …Щас кому-то прилетит пиз…лина. Я всё знаю.

Пердоватор оторвал взгляд от обожаемой задницы шефа, поднял глаза вверх и задумался. Пересчитывая колосья на всесоюзном гербе, он, сукин кот, попытался проникнуть в смысл сказанного. Долго не отводил глаз от искусной лепнины на потолке в виде рабочих и колхозниц, изображенных амурами и херувимами.

Медсестричка Нона, в мини халатике, что-то у него спрашивала, тот, уйдя в глубокий астрал не отвечал. Алавердян натянув на продырявленный филей пижаму, поминутно охая и стеная, с удивлением наблюдал за клиническим проявлением факторов «юного предателя»:

— усиленное потоотделение (как говорят в народе — пот лил ручьём);

— прерывистое дыхание и неконтролируемые движения конечностями;

— громкое урчание в животе;

— резкая и отрывистая икота;

— переливы и быстрая смена пятен на лице от белых до бордовых.

И как венец всего этого — грубый и громкий понос в положении стоя себе под ноги.

Бог иуду метит только для него предназначенными знаками. Трусы, что вполне понятно, не выдержали такого напряжения — резинка возьми и лопни. Вонь и гадость от носителя портфеля первого приближенного стали стремительно распространяться по помещению. Кроме этого можно было услыхать, шлепки при ходьбе и увидеть яркие следы трупного яда на ступенях лестницы успеха, при движении по ним сомнамбулического существа…

Помощник удавился в незакрытом сортире на этом же этаже. Алавердян, стоя над трупом с посиневшим, вывалившемся языком про «подмосковные вечера» не насвистывал, во-первых — не было настроения, а во-вторых — он внутри себя отмечал проницательность и лихость, с какой удалось вычислить предателя.

Однако, в поисках истины и падчерицы её правды, следует отдать должное тому, что говоря «я всё знаю», болезненный Алавердян имел ввиду разгадывание сканворда в журнале «Юный натурал-натуралист»… А тут совершенно неожиданно такая забавна оказия приключилась.

На самом деле, резинка пердоваторскую тушу, привязанную к батарее не выдержала и благополучно лопнула. Шум, гам, звуки льющейся воды — всё это привлекло внимание охраны и, как результат хозяина избушки. Когда Алавердян закричал на него полузадушенного: «Ты зачем это? Вот так-то вот?». Тот и выложил всю правду, с массой подробностей его предательства, не забыв упомянуть и краткую биографию Мальчиша-Плохиша.

— Фашист и пидараст, вот ты кто такой одновременно — опять, но уже гневно и с болью, закричал Алавердян, после чего выдал рекомендации почерпнутые из пособия по изготовлению гербариев. — Повесьте его туда, где он висел. Вместо осины, пусть украсит собой канализационную трубу. Падла.

Горько!

Горько, товарищи, сознавать всё это.

Оно и понятно. Ступеньки от дерьма отмыли. Освежителем воздуха окружающую атмосферу проозонировали. Тело иуды, завёрнутое в клеёнку отдали прокурорским. Все вроде сделали правильно. Да вот только осадок неприятный остался. Хочется рыгать в ведро от таких событий, так как весь этот продажный мир сидит в заднице у негра, а там темно и неприятно воняет предательством.

Получается, что никому нельзя верить. Пердоватор был из самой доверенной, первой когорты наиболее приближённых лиц. Алавердян с удивлением, сделал для себя открытие, получается, что этот малый служил ему за деньги, а не за идею. Получается, что Борзой дал больше, он и сломался, предал, ссучился — говоря на понятном читателю языке. Ну, что же? Что должно висеть — те не утонет… И даже не застрелиться!