Живый в помощи. Часть вторая .А помнишь, майор..., стр. 17
Выстрел! Трясущийся в руке от прогрессирующего экстаза револьвер только кончиком пули задел голову офицера. Адова кухня бешено кормила сбившееся в кучу у ее котла зверье.
— 10, 9, 8, 7...
Выстрел! У тела воина грызли друг друга нелюди мира сего.
— 6,5,4,3,2,1,0...
Выстрел шестой... Самое неподвластное никому из смертных описание — последний, тускнеющий, истинный взгляд отделенной главы.
— 3, 2, 1...
...Сокрыто навеки, как осознает миг надвинувшегося сыновнего конца каждая мать, носившая его под сердцем.
Соседка безотрывно, чуть трясущимися ладонями, будто машинально, часто-часто не то гладила, не то растирала стремительно холодевшие руки Антонины. Что-то необъяснимое происходило с лицом ее подруги. В измененных глазах брезжило непривычное немирское принятие неизбежного. Соседка, задохнувшись, осела. На нее смотрели глаза человека, ушедшего от земной никчемности.
— 0... Ноль...
Антонина седела на глазах...
Самое непостижимое было в том, что деревня признала: Антонина не была глупа. Какое-то время спустя бабы из округи стали забегать к ней пореветь, как в лечебницу. Мать только молчала и улыбалась. У нее Валя всегда был дома, вот тут, рядом. И бабы уходили полегчавшими душой, порой уразумев, как поступить то ли со своим непутевым мужиком, то ли как помириться с невесткой. А однажды в полночь подъехала богатая машина, вышла представительная женщина с солидным мужчиной.
— Это, по-моему, здесь,— приехавшая, известная в области коммерсантка, больше часа сильно плакала, уткнувшись матушке в колени. Та тихо, с улыбкой гладила ее и все просила:
— А ты не серчай на них, не серчай... Лучше приходи ко мне и посерчай на меня, а Валюшка мой очень добрый — он все простит.
Весной 88-го многоканальный и многоэмоциональный поиск "Среза" (для чего было сделано решительно все) завершился логичной для того часа, престранной (при воспоминаниях по сей день) изнурительной, попойкой "во славу правды". Узкий круг кровно заинтересованных лиц замер в ожидании истины. Когда в ночные часы Рамадана за застольный плов сел весь мужской Афганистан, восьмым стаканом "Московской" был окончательно развязан язык вычисленному свидетелю "рулетки" — ХАДовцу. Утром он, очнувшись, воя у ног офицеров, кусал предатель-язык.
— Во имя Аллаха! Милосердного... Не губите... Не выдайте! Сейчас не выдайте. Уйдете — там говорить будете...
Офицеры молчали. ХАДовец, закатив глаза, утрамбовывая лбом пол, довывал:
— Иначе мне и моим детям надо готовить кафан... Мулла прикажет убить.
Русские слово сдержали. Сегодня уже 2001-й год. А ХАДовец... был люто наказан Аллахом месяц спустя после той ночи. Непредсказуемы и загадочны тайны Востока.
Спитак
В Москве ответственные за Карабах стороны, каждая в соответствии со своим профессионализмом, судорожно старались нащупать на теле Закавказья пупок соприкосновения. Но не то руки были холодные, не то тело боялось щекотки — получалось, что с какой стороны ни зайди, везде... в общем, все шло привычно не так. Тщательно уложенный закавказский вековой костер, чувствительно дымя, внезапно разгорался нешуточным огнем, в зависимости от того, с какой стороны дул ветер. Это был и есть странный, не природный жар. Он был кому губительным, а кому на руку. Кто-то у него грел руки, кто-то сушил мокрую грязную душу, кто-то терпеливо и старательно подкладывал дрова. Но костер затухает, когда его заливают всем селом, враз забывшем о спорах и дрязгах.
В стелящийся по Закавказью дымом день, 7 декабря 88 года, майор Николаев, как ответственный по гарнизону, с удовольствием снимал обязательную пробу котла перед обедом в летной столовой. Трехлетняя дочка с удовольствием путалась под ногами у всех поваров, стараясь поспеть везде. Сегодня была очередь Виктора воспитывать ребенка. Подозрительно затихшую дочь отец обнаружил под столом заведующей. Она честно делила свою котлету с двумя кухонными котятами, укоряя их голосом мамы за неаккуратность и отсутствие аппетита. В 11.41столитровые котлы с булькающими борщами и парившими кашами дружно поехали на пол со вставшей на дыбы огромной плитой. Самое точное состояние крепости души наблюдается только при панике. На кухне — весь набор реакций человека на непредсказуемые ситуации: от страха, который парализовал поваров, до невесть откуда взявшейся прыгучести, с какой сиганула из окна грузная, немолодая заведующая столовой. На фоне густо осыпающейся штукатурки, криков Виктор, управляемый шестым чувством, схватив в охапку дочь, в два-три прыжка преодолел большую кухонную площадь и оказался на улице.
Первая мысль — рядом упал самолет — несколько минут спустя официально сменилась трудно воспринимаемой человеческим разумом правдой: в Армении произошло землетрясение силой более 10,5 баллов. Разрушены города Ленинакан, Кировакан, Спитак, Степанаван. Десятки тысяч людей в секунды были засыпаны, завалены обрушившимися зданиями. Неисчислимое количество жителей враз лишилось жилья.
Пять часов спустя, в 17.00 первая колонна военных, обладающих боевым опытом в нештатных ситуациях, ушла на Армению. Зам. начальника отряда м-р Николаев покачивался в замыкающем колонну "КАМАЗе". Задача... Задачу поставить так и не смогли. В общем, по прибытии в Ереванский аэропорт Эребуни группа придается руководству, возглавляющему спасение людей. Дальнейшие действия принимать на месте. По мере приближения к Еревану дорога обрастала всеми видами транспортной помощи. Ох, ты горе-горькое, беда-то какая! Спитак превратился в аккуратные холмики. Дымящийся город, разом похороненный, плачущий навзрыд, кричащий и захлебывающийся в зове о помощи. Чья-то мать, вся в пыли, копоти, с окровавленным лицом, с невероятной силой пребыстрыми движениями рук раскапывала дочку, мужа, сына, внучку. Отец столбиком окаменел над всей семьей и детским не по возрасту голосом, не веря в случившееся, пытал каждый трупик: "Ддд-ээ-ттт-ка-а-аа... ддд-ээ-тт-ка-а-а..."
Больно-пребольно выла придавленная плитой собака. Ей было по-человечески страшно от прижатой к ее морде детской ножки. Господи, да неужто с нами это? Все объяснялись только осиплым криком, хватая друг друга за руки и плечи. У каждого самое страшное горе было свое. Каждый рвал к себе спасателей в первую очередь. Виктора, нередко соображающего дольше трех секунд, на четвертой волокли за шкирку ревущие в плаче взахлеб армяне. Беда была настолько велика, что первые признаки офицерского профессионализма и осмысленной сообразительности проявились лишь через час после прибытия.
Когда притупляется молниеносно пришедшее горе, подходит холод, голод, физическая боль. Офицеры, действуя мелкими группами, уже довольно четко выполняли все вновь и вновь валившиеся вводные. Умение оперативно руководить в беде проявляется только при беде. Политбюро угрюмо присвистнуло 9 декабря, и Михаил Сергеевич все-таки решил вернуться из Америки. Положение осложнялось тем, что в Армении находились уже десятки тысяч все прибывающих беженцев из Карабаха. Виктор с мужиками, охрипшие, немытые, нечесаные, сбившись во временном отсчете на своем участке, были вдесятером едины в сотнях лиц — и повар, и ЦК, и врач, и утешитель, и правый, и виноватый. Беда своей страшной силой как-то сразу примирила и породнила всех.
Подчиненный, забыв о себе, тащил к ближайшей санитарной машине до этого нелюбимого директора. Секретарь горкома голыми руками раскапывал избирателя, который до сих пор не мог к нему пробиться ни под каким предлогом. Все враз стали едины сердцем и душой: продавец — с обманутым клиентом, обиженный с хамом, чванливый с кротким. О, Боже правый! Да неужто мы дожили до того, что только от этого способны образумиться и прозреть?! Сердце и сознание были настолько не готовы к таким нечеловеческим мучениям, что к появившемуся мародерству никто не был готов. Четверо офицеров в назначенное для патрулирования время терпеливо бродили по вверенному квадрату. Стараясь ступать как можно бесшумнее, чтобы... ну, а вдруг прослушается голос неспасенного, необнаруженного под завалами в дневное время, когда при общем шуме, вполне возможно, кого-то просто не услышали. Позавчера, Слава Богу, случилось такое — шестым чувством расслышали странный звук. Из-под завалов извлекли паренька. Это был сплошной серый, бусый от густой цементной пыли, едва теплый куль. Его руки намертво прижали к себе живую кошку. Это она звала осипшим человеческим голосишком, скребя о бетон источенными коготками.