Отвага Соколов, стр. 29

Кейт почувствовала, как гнев шевельнулся в ее груди.

– Значит, ты думаешь, что он способен ударить меня? Меня?

– Нет. Я не думаю, что он может сделать что-нибудь подобное. Но я знаю, что ты не имеешь представления о том, на что он способен. Ты не можешь знать этого. Он – мужчина, обладающий свободной волей и решимостью, и в таком качестве Ри непредсказуем, как и любой другой мужчина. Если же он даст клятву Соколов, это… в какой-то мере ограничит его возможности – в хорошем смысле этого слова. Вот почему если бы я мог выбирать из вас двоих, то предпочел бы его. Связанный клятвой и чарами, он не мог бы сильно навредить нашему делу. Кейт слабо улыбнулась:

– Понимаю. Не скажу, что мне очень понравилась твоя логика, но я могу понять ее.

Она ковырнула пальцем трухлявый бок бревна. Ноздри ее тотчас наполнил густой древесный запах, такой знакомый и успокоительный.

– И много ли времени потребуется на наше посвящение? Дугхалл фыркнул:

– Ты можешь принять клятву прямо сегодня. Это не то что клясться в верности иберизму в парниссерии. Не надо зубрить катехизис, учить молитвы и обряды, запоминать наизусть все признаки истинного человека. Тебе только нужно дать клятву в том, что ты обязуешься пользоваться лишь той силой, которая принадлежит тебе самой или свободной волей отдана в твое распоряжение. Обязуешься почитать священной всякую жизнь – и телесную, и вечную, – не творить зла своими чарами, не допускать его ни действием, ни бездействием, ну а если вред неизбежен, стараться уменьшить его, чтобы результат оказался по возможности наиболее благоприятным. Еще ждать обетованной Паранны и возвращения Возрожденного. Как только ты даешь клятву, она сама начинает следить за исполнением самой себя. – Дугхалл нахмурился и вперил задумчивый взгляд себе под ноги. – В отношении последнего пункта я уже не могу испытывать прежней уверенности. Возрожденный не придет в третий раз, а без него нам не видать ни Паранны, ни мира между людьми. Интересно было бы знать, какую клятву будут приносить новые Соколы…

Кейт вернула его к прежней теме:

– Если мы сегодня дадим наши обеты, то, может быть, сразу же и приступим к уничтожению…

– А? – Дугхалл вновь посмотрел на нее. – О нет, едва ли. Сперва нам нужно выработать план. Предмет, безусловно, будет обороняться… а нам необходимо быть полностью уверенными в эффективности совместных действий. Я думаю, мы будем готовы перейти к делу лишь после нескольких дней тренировок. Но даже в этом случае наши шансы на успех и неудачу будут приблизительно равны.

– Ты настроен более оптимистично, чем я. – Кейт вдруг во всех подробностях вспомнила, как, стремясь призвать к себе Криспина, Зеркало Душ вдребезги разнесло установленный ею экран, когда они попытались перевезти коварный предмет туда, куда он не желал отправляться. Кейт откровенно боялась Зеркала и сомневалась в том, что втроем, пусть даже и с помощью всех Соколов Дугхалла, они сумеют справиться с ним.

– Быть может, твой пессимистичный настрой вызван вескими причинами, – негромко произнес Дугхалл. – В отличие от меня ты провела возле него много времени. И наверняка лучше понимаешь суть дела.

Углубившись в собственные мысли, оба они ненадолго умолкли. Наконец Кейт поднялась, смахнув древесную труху и пыль с одежды:

– По-моему, нам пора возвращаться.

– Да, конечно. – Дугхалл посмотрел в сторону Дома. – Ты поговоришь с Ри? Я расскажу ему о клятве, если ты хочешь, но я полагаю, что лучше будет, если он услышит о положительных и отрицательных сторонах бытия Сокола из твоих уст, прежде чем обратится ко мне. Я не стану… не могу… заставлять его делать то, чего он не захочет.

– Он может отказаться. – Кейт обдумывала эту возможность. Ей и самой хотелось отказаться. При невозможности прикоснуться душой к Возрожденному, без надежды на обещанный миру город Паранну, вера Соколов, на ее взгляд, мало что могла предложить ей. К тому же после гибели Возрожденного, существование которого оправдывало любую жизнь, даже Увечную, она по-прежнему чувствовала себя всего лишь Шрамоносным чудовищем.

– Я понимаю. Если он откажется, наши шансы на успех уменьшатся. Но он должен присоединиться к Соколам по собственной воле. – Дугхалл в упор смотрел на нее. – Как и ты сама. Если ты принесешь клятву против желания, она не будет принята.

Улыбка, заигравшая на его губах, подсказала Кейт, что на лице ее, должно быть, застыло недоуменное выражение.

– Ты думаешь, – усмехнулся Дугхалл, – что если произнесешь положенные слова, то сразу же сделаешься Соколом, вне зависимости от того, желаешь этого на самом деле или нет?

Она кивнула.

– Я уже сказал тебе, что наша клятва – это не просто слова. Если ты в действительности не имеешь желания стать Соколом, ничто не сделает тебя им. Любые произнесенные тобой слова должны соответствовать желанию твоего сердца и готовности твоей души связать себя с делом Соколов. Ничто другое не сделает тебя одним из нас.

Кейт задумалась.

– Я скажу Ри об этом, – сказала она наконец. – А когда мы поговорим, сообщу тебе о нашем решении. – Это все, что я могу просить у вас.

Глава 21

Дугхалл завершил свои упражнения с зандой и поднялся, так и не стерев тревоги с лица. Он не понимал только что полученных указаний, ему не нравилось направление, в котором его подталкивали боги. Он всегда пользовался магией лишь для поддержания мира и гармонии, исключительно ради благих целей. Теперь же от него требовали совершить нечто противоречащее всем его убеждениям, и занда трижды настаивала на том, что именно этим путем следует идти, чтобы он и его Соколы смогли победить последнего Дракона и созванное им войско.

Дугхалл собрал свои чародейские принадлежности и, скрестив ноги, опустился на пол. Он надолго погрузился в размышления, подбирая слова заклинания таким образом, чтобы, вопреки недоброму звучанию слова, оно не могло причинить зла живому существу. Потом он вырвал у себя с макушки волосок, соскреб с внутренней стороны щеки кусочек кожи и сложил свои подношения в чашу. После этого бросил два крошечных белых шарика на лоскут черного шелка, предварительно расстеленный на каменном полу. Наконец, он окунул пальцы в крошечный фиал с прозрачным желе и подождал, пока оно подсохнет на руке.

Закончив с приготовлениями, он начал декламировать:

Внемли мне, о Водор Имриш.
Предо мною стезя ночная,
Я рассвета поджидаю,
Что меня назовет лиходеем,
В грехе обвиняя.
Плоть отдаю я в уплату,
Чисты пред тобой мои цели.
Велений богов и духов
Смысла не понимая,
Иду я этой тропою.
Совесть вложи в наши души,
А гнев свой и дух раздора
Даруй ныне обоим,
Тем, кого помечаю.
Пусть уста их промолвят слово
Обиды горькой для друга.
Пускай их уши услышат
От друга жестокое слово,
Пускай его слышит и сердце.
Прошу у тебя только правды
И горькой ее принимаю.
Не чиню я ни раны, ни боли,
Кроме той, что сейчас неизбежна,
Ради дела, что ты нам назначил.

Он протянул руку к окованной серебром чаше и принялся ждать. Внезапно та наполнилась белым светом, знаменующим, что Водор Имриш принял подношение, а затем свет этот сделался холодным и мерцающим, поднявшись над чашей маленькими язычками. Дугхалл приблизил пламя к белым шарикам, которые поглотили его столь же быстро, как вода гасит свечу.

Когда погасла последняя искорка волшебного огня, Дугхалл прикоснулся левым указательным пальцем к одному шарику, а правым к другому. Оба они сразу же приклеились к коже… теперь они останутся на кончиках пальцев до тех пор, пока он не пустит их в дело.