Месть Драконов, стр. 49

— Душа парня вернулась в свое тело. А душа Дракона заточена в кольце. Посмотрим, что будет дальше, — сказал Дугхалл, и все приникли к зрительному стеклу.

Кейт стояла спиной к балкону и разверстой под ним черной пропасти. Анвин и Эндрю подступали неторопливо, наслаждаясь игрой. Домагар стоял позади их обоих. В каждую руку он взял по ножу.

— Остановитесь, — сказал он, и Анвин укоризненно вздохнул.

— Она не станет вредить себе самой… она слишком умна для этого. И поймет, что мы можем сохранить ей жизнь, а падение с такой высоты наверняка убьет ее.

— Я сказал: остановитесь! — крикнул Домагар. Взявшись за нож, он прицелился в спину Эндрю, уже начинавшего превращаться в Четвероногий кошмар.

Впрочем, Кейт не поняла, что обзавелась союзником. Вцепившись обеими руками в поручни балюстрады, она крикнула:

— Я не остановлюсь . — И прыгнула вниз.

Ри и Ян в один голос вскрикнули:

— Нет!

К ним присоединился и Хасмаль:

— Ты не можешь умереть!

А Дугхалл опустился на колени, вперив взор в крохотное Зеркало, поглотившее Дракона. Губы его шептали:

— Ах, Кейт. Милая маленькая Кейт-ча. Прости меня.

Глава 30

Даня запеленала новорожденного младенца, укутав его понадежнее, чтобы скрыть от глаз жителей деревни. Низкое солнце уже не спускалось как прежде за горизонт, разделяя два края тьмы… тусклое, кровавое и вездесущее, оно казалось теперь настырным оком любопытного соседа. Зимой она думала, что вот-вот сойдет с ума от вечной тьмы, однако холодный мрак по крайней мере даровал ей уединение. Теперь, под незаходящим солнцем ей казалось, что за ней постоянно следят — соседи-карганы, далекие чародеи, шпионящие за ней и ее ребенком, и даже беззаботные боги, оставлявшие без ответа все ее молитвы.

Ребенок шевельнулся возле ее чешуйчатой груди, припал к ней. А потом тихо и нежно пискнул, погружаясь в сон, и она прикоснулась к его мягкой щечке — жестким, чешуйчатым пальцем. Красное, морщинистое, хрупкое, покрытое редким пушком дитя казалось ей самым беспомощным из всех существ на свете. Она никогда не интересовалась младенцами своих кузин, казавшимися ей слишком шумными и неопрятными… они то срыгивали, то кричали, то писались, их вечно нужно было то кормить, то переодевать. Сама она тогда не собиралась иметь детей; она видела себя в будущем только среди Волков и считала, что власти и занятий чародейской наукой хватит, чтобы наполнить всю ее жизнь.

Однако этот младенец растрогал ее. Заглянув в его глаза, она вдруг ощутила, что стала лучше, чем была прежде. Он позволил Дане открыть в себе то, чего до сих пор она не сумела найти — душевную теплоту, глубину и прежде никогда не требовавшееся ей терпение. А еще ребенок возвратил ее душе уверенность в том, что она осталась человеком — хотя бы изнутри. Все это не могло еще успокоить неразлучную теперь с нею боль, однако Даня решила, что начинает наконец понемногу забывать о ней.

По крайней мере на мгновение она смогла забыть о том, кто и как сделал ее матерью этого ребенка.

Спустившись к берегу реки, она села в лодку. В тихой воде, как в зеркале, отражались очертания и тени высокого утеса на противоположном берегу, густая зелень ив, росших по берегу, и великолепная фуксия на фоне зарослей высокой, в рост человека, огонь-травы, целиком укрывавшей маковку скалы. Положив младенца на дно лодки, Даня осторожно взялась за весла, чтобы грести в сторону противоположного берега. Где-то вдали хохотали гагары, и безумный их смех казался неуместным в наступившем безмолвии. Позади в деревне брехали псы — лениво, без особого пыла. Сейчас жители поселка в основном спали, стараясь по возможности придерживаться зимнего распорядка. В эти мгновения глухой полночи, тьмой укрывавшей более низкие широты, она не привлечет к себе лишнего внимания.

Лодка скользила поперек и, почти не возмущая поверхность воды, безмолвно, словно гигантская щука, из тех, что жили в озерах тундры. Прямо перед носом лодки проплыло целое утиное семейство: мамаша и цепочкой следовавшие за ней малыши. Развлекшись их кряканьем, она подгребла к подножию скалы и вытащила свою лодчонку на берег.

Она вновь шла на встречу с духом Луэркаса. Он ждал ее в одной из укромных задних комнат Ин-Каммереи, великой обители Древних… ее спаситель, друг, единственная нить, связывающая ее с тем временем, когда она еще была человеком. Тайное путешествие стало результатом давнего обещания, данного, когда беременность сделала ее слишком неуклюжей для путешествия через реку, по крутым утесам и тундре, к скрытому под землей убежищу Древних. Тогда она обещала, что после родов сразу же отправится в защищенную экраном комнату, и они с Луэркасом снова будут говорить друг с другом.

Ей не хватало ее бесплотного собеседника. Не настолько, впрочем, как казалось сперва, хотя она не стала бы признаваться в этом Луэркасу. Даня вживалась в размеренный быт поселка, старалась обзавестись друзьями, пыталась найти свое место в этом мире и уже во многом преуспела. Она сумела создать себе новую жизнь, скудную и унылую… в качестве Волчицы Галвеев она отнеслась бы к этой жизни с презрением. Но теперь она не была одинока. У нее появились друзья, пусть и не считавшиеся людьми, однако они заботились о ней.

Но Луэркас являлся человеком, точнее, был им в прежние времена, до своей смерти. Лишь он — если не считать новорожденного сына — связывал ее с родом людским… только он на всей этой блеклой и плоской равнине знал, кем была она на самом деле. Он один понимал, какое положение она занимала бы в мире, не вмешайся в ее жизнь Сабиры. Лишь для него одного она была не просто Шрамоносным чудовищем, ходившим на охоту, перетаскивавшим поклажу и переправлявшим детей с одного берега реки на другой. Только он знал, что она принадлежит к Семейству, к роду Галвеев, и является Волчицей, знатной юной колдуньей, у ног которой однажды окажется весь мир.

Но сейчас… мир, окружавший ее, не мог предоставить ей ни богатства, ни блеска. Где их взять — среди утесов, поросших лишайником, низких кустиков черники, мышиной травы и невысоких ив? Даня шла вперед, и ребенок на ее руках заплакал; опустившись на травяную кочку, она занялась младенцем — неловкая и недовольная собственным телом. Как было бы здорово вновь стать человеком. Будь у нее мягкая кожа и полная грудь, она могла бы без боязни держать свое дитя; имея человеческий облик, она просто не в состоянии была бы ни сломать ему что-нибудь, ни оцарапать его своими когтями. И, кормя ребенка, она не думала бы о том, повредит ли ему ее молоко или нет: ведь изувечившие ее чары легко могли изменить и молоко, лишить его всяких питательных свойств. Если б только можно было вновь сделаться человеком… тогда их тела соответствовали бы друг другу, и она по-настоящему бы стала ему матерью.

Ребенок вырастет, станет взрослым, он будет иметь идеальное тело и, видя родившую его уродину, никогда не догадается о том, что и она прежде была красавицей. И что ею восхищались. Он будет избегать ее, почувствовав к ней отвращение, и эта исходящая от него любовь иссякнет и погаснет, когда сын ее осознает свое совершенство и ее проклятое уродство.

И тем тяжелее было понимать это, видя, что уже сейчас ее утраченная красота просвечивает в этом крошечном личике.

Когда младенец насытился, Даня поднялась и заторопилась в Ин-Каммерею. Душа ее болела, но сооружение Древних, Дом Бесовских призраков, утешит ее; среди его аркад и чудесных зал легко и приятно мечтать о том, что она вновь когда-нибудь станет женщиной. Добравшись до главного входа, она уверенной поступью направилась вниз — ноги Дани успели привыкнуть к ступеням. Спустившись в огромный зал, она заторопилась вперед по коридорам с высокими потолками и наконец достигла нужной ей комнаты, в которой находилось экранирующее устройство.

Плотно укутав младенца, она положила его на ближайшее из сидений, располагавшихся неподалеку от магического аппарата Древних, за пределами создаваемого им щита. Ребенок спал, крошечное личико его было обращено к ней. Она по-прежнему ощущала, как издалека тянутся к нему чужаки, как чары их касаются младенца, поглаживая его, лаская, убаюкивая. Они все еще пытались добраться и до нее самой. Однако Даня оградилась от них надежным магическим экраном, и сейчас ее радовало уже то, что, вступив под созданный Древними защитный купол, она наконец избавится от их соглядатайства.