Сын графа Монте-Кристо, стр. 42
— Отлично. К сожалению, не каждый из нас может так устроиться. Но когда же присудили вас к уплате этого штрафа? Не по поводу ли процесса Андреа Кавальканти, то есть Бенедетто? Да? А знаете ли, что я слышал? Говорят, что Бенедетто убежал из Тулона. Берегитесь этого негодяя — это не человек, а зверь.
— Я это знаю, господин Бошан,— с усилием ответил граф.— Бенедетто — это олицетворение злого начала, воплощение дьявола! Но когда-нибудь он мне попадется. Я дойду до края света, но найду его, он от меня не скроется!
— Аминь. Что касается Шакала-Кукушки — берите его с собой: относительно его отпуска я все улажу. Алжир он знает как свои пять пальцев, и будет вам хорошим помощником. Кстати, я вспомнил — вы, может быть, встретите там нашего сотрудника. Он теперь Бог знает где, кажется, в Тимбукту или в Занзибаре. Недавно прислал мне интересные сведения об Абдель-Кадере и отправился дальше.
— Как его фамилия?
— Гратилье.
Граф записал фамилию в свою записную книжку и сказал:
— Если я встречусь с ним, то вспомню, что вы мне его рекомендовали.
— Благодарю вас. Гратилье — большой чудак, которого вы, пожалуй, можете застать мирно беседующим с пантерой. Он не боится самого черта!
— Отлично! Такие люди мне нужны.
— Если вы будете в состоянии удержать его от какой-либо глупости — сделайте это. Я хочу приступить к выпуску новой большой газеты, и Гратилье мне необходим.
Постараюсь… но Сахара велика!
— Да поможет вам Бог! Так вечером я позволю себе приехать к вам. Где вас найти?
— Спросите только, где дворец Монте-Кристо. Пока до свидания. Может быть, и вы поедете со мной в Алжир?
— И рад бы душой, но не могу оставить своего поста: нам предстоит борьба, и каждый человек будет На счету.
Они расстались. Граф приказал швейцару, на случай прихода зуава, послать его во дворец Монте-Кристо, а Бошан сказал сам себе:
— Если есть на свете феномены, то сегодня я видел одного из них.
23. Жертва
Вилла Монте-Кристо была расположена недалеко от гавани, из ее окон открывался чудный вид на море. Подобно всем домам графа она была обставлена изящно и роскошно. Чудесная, утопающая в зелени терраса, заставленная экзотическими растениями, невольно напоминала тропический лес. Пестрые попугаи качались на ветвях дивных тамарисков, широколистные бананы и роскошные пальмы отражались в синих волнах Средиземного моря.
Вечером, в тот же день, когда Монте-Кристо прибыл в Марсель, граф и Гайде были на террасе. Оба любовались расстилавшимся перед ними чудным видом. Сперо читал в соседней комнате. Наконец граф подошел к Гайде, по обыкновению лежавшей на кушетке, присел рядом и тихо сказал:
— Гайде, посмотри на меня.
Гайде подняла дивные черные глаза и, с любовью взглянув в благородное красивое лицо мужа, украдкой сжала его руку.
— Гайде,— серьезным тоном сказал Монте-Кристо,— доверяешь ли ты мне?
— К чему этот вопрос? Разве ты не повелитель мой, не Бог, и разве раб смеет не верить господину своему?
— Гайде… я не господин твой, и ты не моя раба.
— Ты — мой муж! Если бы ты мог читать в моей душе, ты не спрашивал бы об этом. Когда мой отец пал жертвой измены и был убит, меня оттащили от трупа и привели на рынок невольников, где меня ждали позор и смерть! Явился ты, подобно небожителю, и с этой минуты я отдалась тебе всецело! Ты купил меня, и я всегда благославляю час, в который впервые увидела тебя.— Гайде поцеловала руку мужа и продолжала: — С тех пор я думаю лишь о тебе… Когда-то я опасалась, что ты покинешь меня, и я хотела себя убить.
— Что ты говоришь, дорогая моя?
— Говорю правду — тебе не обмануть меня, ведь ты хотел выдать меня замуж!
— Может быть, это было бы к лучшему,— прошептал граф.
— Никогда! Могу ли я быть счастливой вдали от тебя? Я люблю тебя не только как мужа, но как благородного человека.
— Ты заставляешь меня краснеть… Я такой же грешник, как и все люди…
— О нет! Когда ты карал виновных и награждал добродетельных, я смотрела на тебя, как на Бога. Ты назвал меня своей женой, тебе обязана я высшим счастьем в жизни — моим ребенком! Сперо мне вдвойне дорог, так как, повзрослев, будет достоин тебя!
Граф украдкой взглянул на сына и сказал:
— Итак, Гайде, ты никогда не жалела о том, что соединила свою судьбу с моей?
— Никогда!
— Огорчал ли я тебя когда-нибудь?
— Нет… Я самая счастливая женщина на свете.
— А если бы обстоятельства вынудили меня огорчить тебя?
— Я покорилась бы этому без ропота.
— Даже тогда, когда я разрушил бы твое счастье?
— Даже и тогда… Я жила бы воспоминаниями о прежних счастливых днях.
— Ну так знай, Гайде, — мы должны расстаться.
— Расстаться? — с ужасом повторила Гайде, и на глазах ее показались слезы.
— Да, на время, на несколько месяцев.
— Да свершится твоя воля! — рыдая, ответила Гайде.— Ты исполняешь священный долг, и Бог поможет мне перенести испытание.
— Благодарю тебя за эти слова, я их не забуду.
— Когда же ты едешь? Куда?
— В Алжир — в пустыню. Я должен возвратить сына его матери или умереть.
— Но почему же я не могу поехать с тобой? С тобой я ничего не боюсь и…
Гайде внезапно замолкла, заметив, что муж с глубокой грустью взглянул на нее, затем на сына, и, опустив голову, прошептала:
— Прости, я знаю, что не могу покинуть Сперо!
Монте-Кристо вздрогнул. Настала самая тяжелая минута.
— Гайде,— сказал он с кротостью,— поехать со мной ты не можешь не потому, что тебе нельзя покинуть сына…
Лицо Гайде исказилось таким ужасом, что он остановился.
— Что это значит? — вскричала молодая женщина, дрожа и бледнея.— Неужели ты лишишь меня последнего утешения?
— Успокойся, Гайде. Да, я покидаю тебя и беру с собой Сперо.
— Ты увозишь Сперо? Это невозможно! Ты не захочешь убить меня…
— Когда-то ты сказала мне, что твоя жизнь в моих руках!
— Я повторяю это и теперь. Вот мой кинжал — убей меня, но оставь мне мое дитя!
Вне себя Гайде выхватила из-за пояса кинжал и подала его графу.
— Убей же меня! — крикнула она замирающим голосом.— На что мне жизнь без тебя и без сына! Что ты медлишь? Вырви мое сердце, но не разлучай меня с моим сыном!
Она упала к ногам графа и обняла его колени. Вдруг взор ее прояснился и, озаренная новой надеждой, она воскликнула:
— Ты хотел лишь испытать меня! Прекрати эту пытку — скажи, что ты не убьешь свою Гайде!
— Гайде,— с укором произнес граф,— ты знаешь, что меня зовет священный долг. И вместо того, чтобы помочь мне выполнить его, ты отказываешь мне в поддержке!
— Я не понимаю тебя,— прошептала Гайде.
— Я должен уехать и беру с собой сына. Ты же, -дорогая, останешься здесь, где тебе тоже предстоит выполнить свою задачу.
Гайде не поднималась с колен, но больше не плакала. Этот человек был ее властелином — она должна подчиняться ему.
— Неужели ты думаешь, Гайде, что я стал бы напрасно мучить тебя?
— Нет,— ответила она, не разнимая рук,— говори же, что я должна делать?
— Выслушай меня. Десять лет тому назад я привез тебя в мой дом на острове и там раскрыл тебе свое прошлое. Я рассказал тебе, как покарал я виновных, и ты сказала, что я поступил справедливо. С той минуты я поклялся лишь помогать и, где можно, защищать невиновных, чтобы искупить свое увлечение местью! В числе людей, пострадавших от моей мести, были Мерседес и ее сын. Тебе известно, как я любил эту женщину, и я не скрыл от тебя, что, взбешенный ее изменой и предательством, я погубил Фернана Монтегю — убийцу твоего отца!
Монтегю умер, доведенный мной до самоубийства… Смерть его тяжело отразилась на его жене и сыне, но я не взвесил всех дальнейших последствий этого моего поступка. Альбер де Морсер исчез, его мать в отчаянии, и всему причиной — я! Неужели ты хотела бы видеть меня в роли палача?
— Не говори этого, Эдмон! Ничего худого ты не сделал. Ты благороден и велик!