Сын графа Монте-Кристо, стр. 10

В это время дверь быстро растворилась и на пороге показался тюремщик, выкрикнувший громко:

— Бенедетто, Бенедетто!

10. Мать и сын

Бенедетто живо вскочил и, спрятав письмо в карман, последовал за тюремщиком, приведшим его в приемную.

Наступил момент, о котором говорил бывший священник: кто-то пришел повидаться с ним, и, быть может, сегодня его ожидала какая-нибудь перемена. Бенедетто вопросительно посмотрел на инспектора, которому тюремщик передал его; но это начальствующее лицо было весьма не в духе из-за беспокойства в столь поздний час, и, толкнув корсиканца вглубь комнаты, инспектор запер дверь снаружи и ворча, удалился. Бенедетто терпеливо ждал несколько минут. Потом осторожно вступил в круг света, падающего сверху сверху от большой висячей лампы, и вынул письмо. Он осмотрел его со всех сторон и прочитал надпись: «Господину Маглоару, 8-я улица, Контрэкскарп».

Конверт был из толстой серой бумаги и запечатан только одной облаткой. Неужели действительно невозможно открыть его?! Прежде чем Бенедетто успел решить этот вопрос, ключ в замке повернулся, дверь за решеткой, куда впускали посетителей, медленно растворилась, и темная фигура нерешительно остановилась у порога. Дверь захлопнулась. Бенедетто не шевелился, и при свете вспыхнувшей ярче лампы увидел женщину.

Слабый стон пронесся по комнате, и посетительница вымолвила тихо и нерешительно:

— Милостивый государь!

— Кто вы и что вам от меня нужно? — грубо спросил Бенедетто.

— О, Боже! — снова раздался голос, полный слез, и Бенедетто был невольно тронут.

— Вы боитесь меня, что ли? — насмешливо спросил он.— Ну, так успокойтесь: я вам не сделаю ничего плохого.

— Я не боюсь,— был тихий ответ.

— Так подойдите ближе к свету и дайте посмотреть на вас.

— Но вы меня не знаете…

— Так зачем же вы пришли сюда?

— Потому что… потому что некто, принимающий в вас участие, прислал меня сюда.

— Неужели есть люди, интересующиеся мною?

— Разве вы этого не знаете? Ведь вам дали некоторые советы, точное исполнение которых спасло вам жизнь.

— Спасло? Гм… Не вы ли прислали мне записку?

— Да, я.

— Значит, вы сорокалетняя дама, заплатившая луидор за доставку письма?

— Откуда вы знаете эти подробности? — спросила пораженная посетительница, отходя в дальний угол комнаты.

— У меня есть друзья… Действуете ли вы по собственному побуждению или вы только посредница, милое дитя мое? — с наглым смехом спросил Бенедетто.

— Я только посредница,— быстро ответила она.— Меня послала сюда женщина, которой вы никогда не видели.

— Как ее зовут?

— Этого я сказать не смею, но могу лишь сообщить вам, кто она и почему спасла вас от эшафота.

— Еще вопрос: она богата?

— Она была богата. Но, увы, скоро у нее ничего больше не останется!

— В таком случае я вовсе не хочу знать ее!

— Бенедетто, выслушайте меня! В тот страшный день, когда вы услыхали свой приговор, вы говорили, что прощаете вашего отца и вашу… вашу мать, не так ли?

— А, так вы моя мать? — вскричал он, хватаясь за решетку, разделявшую их.

— Нет, нет, клянусь вам!

— Тем лучше: значит, я могу говорить с вами откровенно! Вы знаете мою мать: скажите ей, что каторжник, имеющий несчастье быть ее сыном, не простит ей этого никогда-никогда.

— Бенедетто!

— Но вы ведь не моя мать: вас не может волновать, если я высказываю то, что лежит у меня на сердце! Так слушайте же хорошенько — если мою мать интересует мой ответ, передайте ей его! Вероятно, она великосветская дама, нарушившая супружескую верность, ставшая любовницей плута Вильфора и произведшая меня на свет! Но чтобы сделаться наложницей Вильфора, она должна была уже раньше пасть весьма низко и уже раньше должна была быть бесчестной.

Конвульсивные рыдания женщины заставили Бенедетто остановиться. Он насмешливо посмотрел сквозь решетку и спросил:

— Зачем же вы плачете, если вы не моя мать?

Дама сдержала рыдания, и корсиканец добавил:

— Нарушение верности супругу со всеми последствиями довело женщину до безумия. Чтобы спасти свою честь — как будто у подобных людей есть честь — она решила убить свое дитя!

— Нет, о нет! Она не сделала этого! — простонала женщина, падая на колени перед решеткой.— Клянусь богом, она была неповинна в этом ужасном преступлении!

— Но, во всяком случае, она допустила, чтобы подлый трус Вильфор взял ребенка и, выдав его за мертвого, унес и заживо зарыл в саду.

— Да, это так!

— Почему же вы знаете это? Ведь вы не моя мать? Говорите, что хотите, я не верю этой басне и ненавижу женщину, желавшую моей смерти!

— Остановитесь, сжальтесь, замолчите!

— Нет, я не хочу молчать! — с бешенством вскричал Бенедетто.— Я хочу высказать все, что чувствую! Моя мать повергла меня в бездну проклятий! Дитя, без покровительства и поддержки, сделалось фальшивомонетчиком, вором, убийцей, и вместо того, чтобы заботиться о его судьбе, презренная навсегда покинула его!

— Бенедетто, ваша мать не знала о вас!

— Ложь, отвратительная ложь! Она боялась запятнать свою честь, и я не только ненавижу ее — этого мало! Я проклинаю ее!

Пощадите, пощадите! Не проклинайте!

Бенедетто мрачно посмотрел на несчастную, со стоном упавшую на пол, и вдруг спросил изменившимся голосом:

— Зачем же вы просите пощады, если вы не моя мать?

Женщина все еще рыдала. Бенедетто пожал плечами:

— Перестаньте же, мать, на этом свете каждый должен заботиться о себе! Я вас стеснял, и вы постарались избавиться от меня. В подобных обстоятельствах я поступил бы точно так же!

Женщина вздрогнула… Бенедетто непринужденно пробормотал:

— Обсудим наше положение. Вы богаты, вы моя мать — и вас мучат угрызения совести. Вы не находили себе покоя, пока не спасли меня от казни — и это удалось вам. Но как же я вырвусь отсюда?

— Это невозможно! — решительно ответила посетительница.

— Невозможно? Такого слова нет в моем лексиконе. Итак, вы — моя мать, вы раскаиваетесь и обладаете богатством.

— Нет, у вашей матери нет ничего, она теперь бедна!

— Вздор! Это просто значит, что она не хочет ничего сделать для меня: сама осыпана золотом, а меня заставляет гнить на каторге!

— Не думайте так дурно о несчастной женщине: она пожертвовала всем своим состоянием, чтобы вырвать вас из рук палача!

— Если это правда, то черт ее возьми! — проскрежетал зубами Бенедетто.

— Да, это правда, довольно скрываться! Я — ваша мать, и чтобы спасти вас, чтобы добыть помощь и поддержку людей, избавивших вас от эшафота, чтобы видеть вас сегодня и говорить с вами, я подписала договор, по которому лишилась целого миллиона — всего моего состояния!

— И вы называете это благородным поступком? -неистово закричал Бенедетто. Вместо того, чтобы таким образом украсть у меня этот миллион, вы могли бы прийти сюда, подкупить сторожей и освободить меня! Для этого довольно было бы ста тысяч, а на остальные деньги я мог бы жить счастливо — вместо того, чтобы таскать за собой цепи! И это вы, вероятно, называете исполнением своего долга! Идите, идите прочь! Не прощение мое купили вы, а проклятие!

— Бенедетто,— строго сказала его собеседница,— я вам скажу, какая жизнь предстоит мне! Через месяц я оставлю Францию и отправлюсь в Малую Азию — в общину сестер милосердия. Там я буду смирнейшей из смирных, беднейшей из бедных; на золото, пожертвованное мной иезуитам за твое спасение, будет построен монастырь; в жалкой кельи скрою я свое отчаяние, свой позор и буду жить одинокой, пока смерть не прекратит мои муки! Завидна ли моя участь, Бенедетто?

— А, так это иезуиты воспользовались моим наследством? — спросил Бенедетто в раздумье.

— Да, в день моего отъезда они получат мое состояние.

— Так оно еще не в их руках?

— Оно уже принадлежит им, но я еще не успела передать им их собственность.