Невеста в алом, стр. 1

Лиз Карлайл

Невеста в алом 

Пролог

Лондон, 1837год

В старинном доме на Уэллклоус-сквер светильники горели приглушенным светом, слуги, потупившись, скользили, словно безмолвные привидения, по коридорам; остро пахло мазью и камфарой — тем, что служит признаками приближающейся смерти.

Наверху, в роскошной комнате хозяйки, огонь в камине, который поддерживался в период с сентября по июнь, уже прогорел, и, устроив резкий, пусть и не такой сильный, как всегда, нагоняй, ей наконец-то удалось выгнать надоедливых посетителей — слезливых родственников, унылых священников и болтливых медиков.

Теперь, затерявшись на огромной средневековой постели, она лежит, как стеклянное украшение в коробке из ваты. Семь поколений ее семьи переходили из этого мира в мир иной на этой постели, потускнела отделка под орех, как и черные волосы, которые когда-то были у старухи. Но к ужасу ее семьи, возраст не изменил ее крючковатый нос, не уменьшил огонь в глазах и нисколько не ослабил силу воли.

Одетая в пышную шелковую с ручной вышивкой ночную рубашку, прижав к сердцу четки из черного янтаря, она задумалась о том, кто сможет продолжить ее династию. Она была стара, и была стара уже тридцать лет — или, возможно, родилась уже старой, как и многие из ее рода. Но старуха знала, что нельзя уйти, оставив что-то недосказанным, и положиться на волю случая. Трудные решения еще не приняты, а она никогда не уклонялась от своих обязанностей.

О, ее время еще не пришло, она была почти уверена в этом — несмотря на свои восемьдесят восемь лет и причитания докторов, которые устраивали ежедневный парад вокруг, как они считали, ее смертного ложа.

Но возможно, правы они, а она ошибается. Как знать?..

Однако, если признать такую возможность, это будет означать кончину Софии Жозефины Кастелли.

— Мария! — сказала она, решительно протягивая руку. — Возьми мои четки и приведи мне ребенка. И принеси мне карты. Просто я… я напоследок хочу быть уверенной в том, что делаю.

Мария дернула шнурок и отослала вошедшую служанку выполнять приказание хозяйки, затем подошла к массивному платяному шкафу, достала оттуда маленькую шкатулку синьоры из эбенового дерева с крышкой на петлях, украшенную по краю чеканной медью, почти стершейся от старости.

Она отнесла ее к постели, но старуха взмахом руки отослала ее от себя.

— Очисти карты для меня, Мария, — приказала она.

— Конечно, синьора.

Мария покорно подошла к небольшой тумбочке. Взяв по щепотке сушеной травы из каждой из четырех фарфоровых ваз, она бросила их в неглубокую латунную чашку и подожгла свечой. Достав карты из шкатулки, она четыре раза провела колоду карт через белый дым, призывая четыре стихии — ветер, воду, землю и огонь — направлять ее руку.

Мария положила карты на покрывало около нее. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала длинноногая черноволосая девочка в накрахмаленной белой блузе.

— Бабушка! — вскричала она, бросаясь на кровать. — Они сказали, что я не могу к тебе подняться!

— Но теперь ты здесь, Анаис, не так ли? — Старуха положила руку на детскую голову, но смотрела мимо нее, на женщину в сером, которая все еще медлила на пороге, неуверенно сжимая руки.

Гувернантка опустила взгляд и слегка присела в реверансе.

— Добрый вечер, синьора Кастелли. Синьора Витторио.

— Здравствуйте, мисс Адамс, — ответила старуха. — Я хотела бы остаться наедине со своей правнучкой. Надеюсь, вы не против?

— Да, конечно, но я… — Гувернантка слегка неодобрительно взглянула на карты.

— Надеюсь, вы не против? — повторила старуха на этот раз с ледяной надменностью, несмотря на свой болезненный внешний вид.

— Да, мадам. — Дверь быстро закрылась.

Мария повернулась к приставному столику и очистила серебряный сервировочный поднос от нетронутого обеда старухи, состоящего из крепкого мясного бульона и заварного сладкого крема из яиц и молока. Серьезно наблюдая за приготовлениями, девочка поставила локти на кровать и, склонившись над ними, задумчиво положила подбородок на одну руку.

— Ну, дорогая, забирайся-ка ко мне. — Синьора провела рукой по спутанным черным кудрям ребенка. — Как ты всегда делала, когда была совсем маленькой.

Серьезное личико искривилось.

— Но папа сказал, что я не должна тебя беспокоить, — сказала она. — Ты плохо себя чувствуешь.

Старуха хрипло рассмеялась и вздохнула.

— Нет, милая, ты не причинишь мне боль, — ответила она. — Так они тебе сказали? Ну-ка, свернись калачиком рядом со мной и давай вместе посмотрим, что скажут карты. Мария нашла нам поднос, видишь?

Старуха смогла с помощью Марии слегка подвинуться, и вскоре они устроились рядом на подушках. Только ее левая рука, сжатая в кулак от боли, выдавала, чего стоило ей это перемещение.

Девочка, сидящая высоко на краю матраса, поджав под себя длинные ноги, взяла колоду и начала ее перетасовывать, как маленький шулер.

Старуха снова с улыбкой прохрипела:

— Ну хватит, Анаис. Не порть их, потому что однажды они тебе понадобятся. Три стопки. Так же, как всегда.

Девочка разделила карты на серебряном подносе на три части, откладывая каждый раз налево.

— Вот, бабушка, — произнесла она. — Теперь ты расскажешь про мое будущее?

— Тебя ждет счастье, — уверенно ответила старуха, зажав подбородок ребенка между большим и указательным пальцами. — И карты сейчас это подтвердят.

— Но ты никогда не объясняла мне, как они предсказывают судьбу, — возразила девочка, слегка выпятив полную нижнюю губу. — Ты обычно говоришь сама с собой, бабушка. И я не понимаю.

— Это должно быть исправлено, — сказала старуха. — С завтрашнего дня кузина Мария начнет работать над твоим языком. Мария, обучи ее правильному тосканскому наречию, а не той мешанине, которую можно услышать в доках.

— Как пожелаете, синьора. — Мария склонила голову. — Конечно.

— Но мисс Адамс говорит, что молодой леди достаточно знать французский, — сказала Анаис, перетасовывая колоду.

— Ах, Анаис, что такое робкое существо может знать о мире? — проворчала старуха, наблюдая за тем, как работают маленькие ручки. Дрожащей рукой старуха спрятала упругий черный завиток за ухо ребенка. — Давай, дорогая, разложи для меня карты. Ты же знаешь, как это сделать, да?

Девочка важно кивнула и начала выкладывать карты на серебряный поднос, образуя сначала круг, затем пересекая его по центру семью картами.

— Придвинь кресло, Мария, — сказала старуха требовательным тоном. — Ты будешь свидетелем.

Когда ножки кресла проскрипели по половицам и остановились, старуха перевернула одну из перекрестных карт.

Мария упала в кресло с тихим стоном и закрыла глаза.

— Это, наверное, Арман, — прошептала девочка, осеняя себя крестом. — Они близнецы, синьора. Это, должно быть, его судьба.

Старуха, прищурившись, язвительно взглянула на нее.

— Королева мечей, — сказала она. — Всегда в пересечении семи карт.

— Королева мечей, — повторила девочка, протянула руку и осторожно прикоснулась к карте, на которой была изображена женщина в красном с золотой короной на голове, держащая меч с золотой рукояткой в правой руке. — Теперь я королева, бабушка, да?

— Конечно, дорогая. — Старуха слабо улыбнулась. — Королева справедливости и чести.

— Но она — девочка. — Мария сжала кружевной платок.

— Как и все королевы, — сухо возразила старуха. — Что касается Армана, его предназначение в другом. Быть красивым. Сделать нас богатыми.