Давай расстанемся..., стр. 8

— Доброе утро. А почему ты меня не разбудил? Ты будешь завтракать? — спросила Марина сонным голосом.

— Ты так сладко спала. А мне сегодня пораньше на работу, — ответил Сергей. — Ты рано уснула? — поинтересовался он.

— Угу, — неопределенно ответила Марина.

— Я вернулся часов в двенадцать. Ты даже не отреагировала, — соврал Сергей.

Марина посмотрела на подушку, лежащую рядом. Совсем не примята. Он и не спал вовсе. Наверное, вернулся совсем недавно. Но зачем врать? Впрочем, какое ей дело. Надо думать о себе! Надо думать о себе! О себе!.. — как заклинание повторяла Марина.

ГЛАВА 4

Марина принялась собирать вещи. В ее распоряжении целых десять часов, это как минимум. Сергей недавно ушел, как обычно тщательно выбрившись, помывшись под душем и плотно позавтракав. Она все еще ощущала его присутствие, поэтому минут двадцать не двигаясь просидела на диване, обхватив руками коленки. Она ждала, когда в комнате рассеется аромат его одеколона.

Марина чувствовала себя авантюристкой. Сердце ее бешено колотилось, как будто она совершала что-то противозаконное. Она аккуратно складывала свои платья, юбки, брюки. Вот это они купили в Одессе. Ему очень понравились шаровары с накладными карманами и заниженной талией. А вот эту блузку… он не хотел покупать категорически, и она приобрела ее немного погодя втайне от него. Вообще-то Марина носила только то, что нравилось мужу. Она беспрекословно подчинялась и доверяла его вкусу. Она одевалась только для него. Она жила только для него. Раньше… Да, в той, другой жизни. Почему в другой? Да потому что ее жизнь разделилась на две части. До замужества и после. До — ей делали предложения, за ней ухаживало много мужчин, она была горда, своенравна, уверена в себе и неприступна. Марина в той жизни имела все, кроме любви. И часто, приходя домой с очередной вечеринки, она падала на кровать и хотела заплакать. Ах, как она хотела разрыдаться! Чтобы слезы в три ручья, чтобы задыхаться от всхлипываний… Но она была слишком гордой, слишком твердой — подобно камню. А камни не плачут. Только иногда, когда мимо пролетает шебутной ветер, они подвывают ему, но так, чтобы этого никто не услышал.

Марина мечтала о любви. Сумасшедшей, искренней, когда душу рвет на части, задыхаешься от радости и чувств, бросаешься с головой в омут. Именно поэтому она отвергала предложения руки и сердца своих поклонников. Подруги только крутили пальцем у виска. «С жиру бесится, — говорили за ее спиной. — Чего не хватает? У него машина, квартира, денег куры не клюют. Перспективы. А любит-то как, как страдает!»

Да, любит и, возможно, страдает. Большинство страдают от неразделенной любви. Помнится, даже Пушкин писал: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…» А разве с мужчинами не так? Один в один. Как только ты даешь понять, что ни капельки в нем не заинтересована… О! Тогда начинается штурм. Все силы бросаются на захват и победу. Он стелется перед тобой ковриком, вспоминает все самые красивые слова, некогда придуманные людьми. Он задаривает тебя цветами и готов положить к ногам весь мир. Но! Именно это «но» все портит. Если ты сдаешься, превращаясь в мягкий, податливый пластилин, роли тут же меняются. И тот, кто еще вчера готов был стоять на коленях у твоих ног, уверенно поднимается с земли, просит, чтобы ты отряхнула его брюки и желательно погладила, потому как они примялись. Потом он высоко задирает голову и забывает о том, что некогда обещал всю жизнь быть твоим рабом…

Марина только тихонько вздохнула, понимая, что с ней произошло то же самое. Именно когда она влюбилась в Сергея, он стал охладевать к ней. И ведь ничего особенного в нем не было. Кроме одного: она полюбила именно этого человека. И больше никого. Ему она подарила свое «ледяное» сердце, которое в его руках постепенно таяло и превратилось в горящий комочек.

Вроде все… Марина положила на стол ключи от машины и вызвала такси. У нее есть ровно пятнадцать минут, чтобы черкнуть ему несколько строчек. Да, всего лишь пять — десять слов, но как тяжело, мучительно они даются. Который уже лист бумаги она сминает и бросает на пол! Нет, все не то, все не так. Ну зачем она в очередной раз изъясняется, оправдывается, говорит о своей любви? Глупо и унизительно.

«Да я помешалась на нем! — зло подумала Марина и стукнула кулаком по столу — Ничего себе перспектива — сойти с ума от любви к мужу. Бред! Нельзя доводить себя до такого состояния! Нельзя так истязать себя чувствами! Нельзя так унижаться!» И Марина, взяв чистый лист, написала: «Сергей! Не ищи меня. Я даю тебе время подумать и решить. Но как раньше жить не могу и не буду. Я позвоню тебе сама… может быть. Марина».

Еще раз перечитав записку, она если не осталась довольна, то, по крайней мере, не скомкала ее, как все предыдущие. Марина положила лист на кухонный стол и осмотрела кухню. Впервые за три года вечером Сергея не будет ждать ужин. Она его не готовила. Он, придя домой, увидит только пустой стол да ее прощальное письмецо. Впервые за три года она его поразит… наверное. По крайней мере, так хотелось в это верить.

Быстро собрав скомканную бумагу с пола, Марина положила ее в сумку и вышла из квартиры. Закрыла дверь, за которой оставляла себя прежнюю и свою унылую жизнь последних лет. Еще раз взглянула на дверь и остановилась, не в силах сделать ни одного шага. Как будто ее привязали к этому месту. Уходить не хотелось. Рука Марины медленно опустилась в сумочку и нащупала ключи… Еще не поздно, она зайдет, разложит вещи, и Никто ни о чем не узнает. Никогда.

Из квартиры напротив вышла соседка Верка. Она была на пару лет старше Марины. Сейчас женщина представляла крайне неэстетичное зрелище. На голове бигуди, лицо смазано остатками завтрака из овсяной каши; на ней застиранный халат и драные тапочки. Верка направлялась к мусоропроводу с ведром в руках.

— Ой, Маринка, привет! — поздоровалась она, и несколько комочков шмякнулись с лица на пол. Вера этого даже не заметила. — А куда ты собралась? — показала соседка на чемодан и, не дождавшись ответа, высказала предположение: — На юга небось?

Марина согласно кивнула. Отчитываться в своих планах она не собиралась.

— Счастливая ты! — затянула знакомую песню Верка. — Красивая, ни в чем не нуждаешься. А муж у тебя ну прям золото. Такие деньжищи загребает. Не то что некоторые! — повысила она голос и зло посмотрела на дверь своей квартиры. — А то лежат на диване, после суток они отсыпаются! Нет чтобы еще одну работу найти, деньжат подзаработать… Вчера, представляешь, — продолжала Вера, переключившись на другую тему, — мой был на сутках, тут звонок в дверь. Открываю, он стоит с цветами в руках. Я спрашиваю: «Что за повод такой?» — а он мне: «Решил тебе приятное сделать. Отпросился у ребят на два часа, чтобы с тобой побыть». Романтик хренов! Любит он меня, видите ли! Ну что мне с его цветов и секса? Сегодня цветы завяли, а через две недели еще переживай, не будет ли задержки. А то из-за его необузданного темперамента я уже три аборта сделала. Как же тебе с мужем-то повезло, Мариночка! Веришь, так бы хотелось очутиться на твоем месте… Ты не подумай, я не со злом завидую… я по-доброму. Просто вот смотрю на тебя, на вашу семью и думаю: ну почему не всем так везет! Я вон со своим козлом всю красоту растеряла.

Марина еле сдержала улыбку, взглянув на Верку и ее прическу под названием «Бигуди». Сколько она помнит соседку, та каждый день накручивает бигуди и расхаживает по дому, не прикрывая их платком. Когда же волосы расчесаны и уложены, то Вера напоминает огромных размеров одуванчик. Начесанные реденькие волосы, испорченные ежегодной химической завивкой, похожи на пушок. Картину завершает длинноватый острый нос и узкие маленькие глазки, которые Верка увеличивает с помощью черного карандаша, жирными линиями обводя их по верхнему и нижнему веку. В принципе ночью встретишь — не испугаешься, но приз за самый безвкусный макияж и прическу Верка обязательно бы получила.