Весьма опасная игра, стр. 5

– Остановитесь на минуту, – сказал я. – Такие вещи стоят денег, верно?

Он казался слегка огорченным.

– Все зависит от выбранных вами украшений, но я полагаю, около тысячи долларов за штуку.

Я ухмыльнулся.

– Я всего лишь пилот сельскохозяйственной авиации. Все, чего я хочу, – это оружия для защиты в непредвиденных случаях. Возможно, я смогу подобрать двенадцатый калибр в Рованиеми или Ивало, но здесь я ничего не слышал о литых пулях. Так что если вы объясните мне, где их заказать, я буду благодарен.

Он опять просиял.

– Если вы мне позволите, я счастлив буду их достать. Полагаю, что вам понадобилась бы лицензия на импорт, а раз у меня она уже есть...

– Спасибо.

Мы добрали остатки его багажа, теперь уже сложенного стопкой на берегу. Будь я сам джентльменом из штата Вирджиния, я, возможно, выразил бы готовность помочь перенести его прямо к хижине. Но до не было больше полумили, а время шло к закату: я не хотел расплачиваться там, в Рованиеми, издержками ночной посадки.

Он, без сомнения, на помощь и не рассчитывал, потому что вытащил нечто, похожее на чековую книжку в темном переплете из змеиной кожи, и сказал:

– Я обязан вам за рейс, сэр. Сто долларов покроют все расходы?

Я быстро сделал в уме небольшой пересчет – в Лапландии не часто встретишь доллары – и сказал:

– Примерно вдвое больше, чем нужно.

Он кивнул, заполнил чек и передал мне. Это был дорожный чек "Бэнк оф Америка", на сотню долларов.

– Но все же это вдвое больше, чем нужно.

– Вы не просто доставили меня сюда, сэр, но сделали это не привлекая чьего-либо внимания, и, наконец, я полагаю, в нерабочее для вас время. Вы были очень добры, – он сунул чековую книжку в карман. – Возможно, сэр, вы могли бы навестить меня в ближайших две недели, если сможете найти кое-что из этих вещей?

Хомер протянул мне клочок бумаги.

Это был всего лишь список всяческого консервированного хлама и прочего провианта, который в Рованиеми или Ивало я мог приобрести, даже не переходя через улицу. Список был написан на листке почтовой бумаги с грифом "Фредерик Уэлс Хомер", оттиснутым мелким каллиграфическим шрифтом в одном углу, и с адресом какого-то вашингтонского банка под ней.

Я спрятал листок подальше. Хомер быстро и небрежно писал в каком-то маленьком почтовом блокноте с той же самой бумагой. Когда он передал листок мне, внизу я увидел адрес фирмы Парди в Лондоне.

– Если вы вложите это в конверт с таким же адресом, то, уверен, литые пули придут через несколько дней.

– Спасибо. Я загляну снова в ближайшие две недели. Вы будете здесь совершенно один; до ближайшей дороги больше двадцати миль и между нею и вами местность непроходима. Так что если прострелите себе ногу или вас изувечит медведь, никто не узнает об этом даже тогда, когда будет уже слишком поздно. Это вы понимаете?

Он улыбнулся.

– Я уже бывал в одиночку в безлюдных местах, сэр.

– Ладно. Но эти места куда более дикие, чем кажется. И нельзя дать захватить себя снегу. Мы ожидаем его только через месяц, но если он пойдет, вам не следует оставаться в этих лесах. Озера начнут замерзать, и я не смогу сесть. Так что, если пойдет снег, то на следующее же утро возвращайтесь на берег, и я вас заберу.

– Так я и сделаю, сэр.

Я чувствовал себя неловко в роли школьного наставника, читающего лекцию, но была еще одна мысль, которую следовало высказать напоследок.

– Русская граница приблизительно в двадцати пяти милях в ту сторону, – я кивнул головой на восток. – Не приближайтесь к ней слишком близко.

Он тут же кивнул в ответ и сказал:

– Спасибо за напоминание, сэр.

Мы не обменялись рукопожатием, что для обычных американцев стало бы странным, но для него вовсе не случайным. Он выбрал жребий быть определенного сорта Англичанином, со своими сверкающими коричневыми ботинками и ружьями от Парди. И с тягой к отшельничеству, к дикой жизни в отдаленных местах. Ведь если мои представления о социальной истории были верны, все это было английской по происхождению идеей.

Глава 3

На этот раз Мика снял для нас дешевый пансион. На ужин следовало выбирать или вареное мясо, или голодовку, но так кормили в большинстве пансионов Финляндии. Ужин мы пережили, но позже меня начала мучить жажда.

У Мики была девушка, он захотел с ней встретиться, так что я прогулялся до "Полярного" и принял пару стаканов ликера из морошки.

Улицы были пусты; в Рованиеми почти нет ночной жизни, пока ребята, покинувшие пределы здешнего военного аэродрома, не прибывают на субботний вечер.

Я уже подходил к последнему перекрестку перед пансионом, когда на меня напали. Сразу трое. Один забежал мне за спину, обхватил рукой горло и крикнул двум другим, что пора. Когда они подходили, я уловил блеск "пуукота", одного из этих неприятных маленьких финских ножей с загнутым концом.

Будь у них опыт, все бы закончилось прежде, чем я сообразил, что случилось. Но остановились они слишком далеко, хотя если и были неопытными, то, похоже, страстно желали попрактиковаться.

Тот, что позади, был немного ниже меня. Я как можно сильнее наклонился вперед, чтобы принять его на спину, а затем рванулся в обратную сторону. Он рухнул на тротуар, я на него. Стон его пронесся мимо моего уха как протяжный гудок сирены корабля, а рука бессильно болталась веревкой. Я скатился с него, когда первый тип с ножом "пууко" споткнулся о его ноги, пытаясь достать меня. У меня был нож "Ферберин", прикрепленный к правому ботинку, но не было времени его доставать. Лежа на земле, я пытался ударить ногой ему по лодыжке, и промахивался, но это заставляло его увертываться. Он полоснул ножом сверху вниз, пытаясь достать мою ногу, но тоже промахнулся.

Третий бегал вокруг, пытаясь достать меня сзади.

У меня еще оставалась моя бейсболка. Я сдернул ее, навернул на левую руку и резко выбросил ту навстречу ножу, одновременно силясь подняться на колени. Нож проткнул ее насквозь, но наткнулся на козырек, и увлекаемый движением моей левой, отклонился в сторону. Я двинул противника в солнечное сплетение, поднырнул под его плечом и, оказался сзади, заставил захрипеть и сложиться пополам. Теперь у меня было время. Я отстегнул свой нож от ботинка и помахивал им перед собой, чтобы третий знал, на что идет. Он остановился. Я двинулся вперед. И только чтобы избежать неприятных неожиданностей, пнул первого с ножом по щиколотке, когда проходил мимо. Пнул очень сильно. Он рухнул с грохотом, вздымая тучу пыли.

Третий парень оказался юнцом с длинными светлыми волосами, в темной кожаной куртке, не слишком сильным в поножовщине. Но в его расчеты и не входило участие в серьезной схватке, разве что только в легкой и приятной резне... Свой нож держал он слишком высоко. Я приближался, пригнувшись и выставив левую руку, провоцируя на удар. Он на это попался, и я сделал выпад низким прямым уколом в направлении его промежности. Нож не достал его где-то на полфута, но мысленно он уже представил возможный результат, непроизвольно взвизгнул и отскочил на целый ярд.

Я рассмеялся низко, хрипло и зло, и это не было психологическим воздействием на врага: я сам был груб и злобен. Шок от внезапного нападения превратился в холодную ярость и жажду крови, я боком приближался к нему, низко держа нож острием в него. И он струсил. Кое-как махнув ножом, чтобы отбросить мою руку, если бы та оказалась где-то поблизости, он сбежал.

Вспомнив вдруг о двоих других, я быстро обернулся. Остался лишь один: парень, которого я ударил по щиколотке, все еще пытался подняться, медленно и неуверенно, держась за стену.

Неплохо было бы перекинуться с ним словечком без свидетелей, чтобы выяснить с чего вся эта катавасия, но улица Рованиеми не лучшее для этого место.

Я стащил свой головной убор с лезвия его "пууко", пожелал доброй ночи и направился в наш пансион. Уже почти дойдя до места я вдруг понял, что на голове у меня шапочка с семидюймовой прорехой вместо кокарды и что я продолжаю держать нож перед собой.