Изнанка неба, стр. 54

Он сразу узнал меня, и мы обменялись рукопожатием.

– Все в порядке?

– Да, у нас все нормально.

– Неполадки? – он указал на "Пьяджио" – Нужна помощь?

– Да, в некотором роде. Мне нужно развернуть его. Можешь помочь?

– С удовольствием.

Я забрался в кабину и заработал тормозами, а тем временем Николас с добровольцами разворачивали и толкали самолет назад, к самому началу рощи. Затем мне осталось только поставить его на ручной тормоз, поставить под колеса колодки, разобраться с рычагами управления, запереть рулевую колонку выйти из самолета.

Николас встал лицом к роще.

– Твой друг... – он махнул рукой вперед.

– Пойду найду его, – после нескольких шагов я обернулся. – Кто-нибудь высаживался на остров этим утром?

– Никого не было. Море слишком волнуется, – покачал головой Николас.

– В такую погоду в море вообще кто-нибудь выходит?

Похоже, эти слова несколько задели его самолюбие.

– Здесь все хорошие моряки, но какой смысл выходить в море, когда...

Он снова покачал головой, и налетевший порыв ветра разметал его светлые волосы по лбу. Я кивнул и направился вслед за своим другом.

Как и в первый раз мне показалось, что за мной просто захлопнулась воображаемая дверь. Воздух застыл вокруг меня, наступила тишина, и только где-то вдалеке ветер шумел в вершинах деревьев. Легкий сумрак, стволы деревьев, прохладная земля под ногами и поросший лишайником самолет создавали атмосферу векового спокойствия. Даже то место, которое я расчищал, чтобы рассмотреть эмблему Пакистана, теперь уже выглядело старым и нетронутым. Мне удалось поймать себя на том, что ноги мои стали ступать так тихо и осторожно, словно я боялся разбудить злых духов.

Кена по-прежнему не было видно. Чтобы найти его мне пришлось обойти весь самолет, и только тут в ветровом стекле появилось его лицо. Он кивнул мне и вышел из самолета.

– Ну, и что ты думаешь об этом? – тихо спросил я.

– Это самая удивительная вещь из всех, что мне доводилось видеть. Просто средневековый храм какой-то. Ни за что бы не... – он беспомощно замотал головой. – Просто не могу себе представить. Возникает чувство, будто топчешь могилы пилотов.

Мне трудно было что-нибудь возразить.

– Думаешь драгоценности все еще где-то здесь? – почти прошептал Китсон.

Я пошел назад, и мой приятель потянулся за мной. На границе кипарисовой рощи нас дожидался Николас. Неподалеку дети тянулись на цыпочках, стараясь заглянуть в окна "Пьяджио", а взрослые уже разбрелись по домам, подальше от пронизывающего ветра и непогоды. По небу быстро надвигались грозовые тучи. На землю упали первые капли дождя.

– Познакомьтесь, Николас – мистер Китсон. Кен, это Николас Димитри.

– Рад познакомиться, – несколько напряженно сказал житель острова, и они пожали друг другу руки.

– Николас во время войны квартировался на этом острове, он – немец. Ему понравились здешние места, островная жизнь. После войны и для него нашлось место на этом острове. Я все правильно рассказал, не так ли?

– Да, все так и было, – мрачно отозвался Николас.

Китсон нахмурился и посмотрел на меня. На таком ветру все эти дипломатические формальности начинали действовать ему на нервы.

– Ну, куда мы теперь отправимся? нетерпеливо спросил он.

– Возможно Николас согласится нам помочь, – начал я издалека. Кен удивленно поднял брови, а в глазах Димитри появилось напряженное любопытство.

– Все началось с появления в этих местах "Дакоты". С тех самых пор. Кен, что ты почувствовал, стоя у ее полуразвалившегося остова?

– Мне казалось, что я нахожусь в церкви, – он обернулся и посмотрел на кипарисовую рощу в нескольких футах от нас.

– Ты оказался прав, – подтвердил я. – Так это и было задумано.

Они оба уставились на меня.

– Эта "Дакота" оказалась здесь немногим более десяти лет назад, – пояснил я, – а этим деревьям никак не меньше двадцати пяти. Кен снова беспокойно обернулся к роще:

– Не мог же самолет врезаться в них. Тогда появилось бы...

– Верно. Значит кто-то пересадил деревья сюда уже после того, как здесь приземлился самолет.

– С какой стати это было нужно?

– Ну, мне кажется, я начинаю догадываться. Не могу сказать, что мне многое известно о национальном характере греков – обитателей окрестных островов, но вряд ли они уподобятся дикарям, чтобы сделать священный фетиш из мертвой машины. Только один человек мог превратить ее в святыню – это пилот.

– Моррисон, – поддержал меня Китсон, – тот парень, что привел сюда эту "Дакоту", – тут он упрямо мотнул головой. – Сумасшествие какое-то.

– Не говори мне об этом. Мы и так понимаем, что это все ненормально. Первым украшениям потребовалось десять лет, чтобы добраться до Афин из этих мест. Нам также известно, что кто-то вырыл в роще деревья и посадил вокруг самолета. Причина должна быть просто ненормальной.

– Да, ты прав. Так значит ты считаешь, что Моррисон остался жить на острове?

– Именно так я и думаю.

Николас развел руками.

На острове нет посторонних. Тот человек... пилот самолета, он уехал отсюда.

– Когда? – жестко спросил Китсон.

– Моррисон – человек примерно нашего возраста, – сказал я. – Англосакс, значит маловероятно, что он может сойти за грека. К тому же у него на лбу в результате аварии могли появиться шрамы.

Кен не сводил глаз с Николаса и по его лицу расползалась нахальная ухмылка.

– Привет, Моррисон, – негромко сказал он.

– Я – немец и приехал сюда только в... – вяло запротестовал Николас.

– Оставь это, – оборвал его я. – Десять лет назад превратить себя в немца было неплохой идеей: кому может прийти в голову, что это сделал англичанин. Так сказать война окончена, и теперь мы все отличные ребята.

Николас неторопливо переводил свой взгляд с одного на другого. Ветер стал еще крепче и прохладнее, а теперь еще и начинался дождь, но, похоже, никто из нас троих этого не замечал.

– Там на Саксосе дожидается настоящий немец, – пояснил Кен. – Он за несколько секунд выведет тебя на чистую воду, правда, он своими манерами очень сильно отличается от нас и не в лучшую сторону.

– Конечно, нужно время, чтобы все обдумать, примирительным тоном сказал я. – После этих десяти лет трудно свыкнуться с этой мыслью. Н постарайся все обдумать в срок. У нас не так уж много времени на размышления.

– Ладно, – сказал Николас. – Что вам нужно? – в его голосе появилась безысходность, но теперь он звучал намного естественнее.

– Драгоценности, – выдохнул Китсон.

Он покачал головой.

– Я уже продал их одному человеку там, в Афинах.

– Нет, – возразил я. – Слишком долго объяснять, почему мне точно известно, что ты продал не все драгоценности. Просто считай, мне все известно. Мы предлагаем тебе заключить сделку по поводу того, что осталось.

Николас не сдавался.

– Я уверяю вас...

– Не надо меня уверять! – вскипел я. – Человек, у которого они были похищены, тот самый набоб, сейчас дожидается на Саксосе хорошей погоды. Не пройдет и нескольких часов, как он свалится тебе на шею. Можешь заключить сделку с нами, а можешь поговорить с ним, но никаких сделок уже не будет. Потому что это его драгоценности – или ты забыл? Передай нам остальное и ему незачем знать, что ты остался в живых.

Он задумчиво посмотрел на меня. Порывы ветра становились все чаще, а горизонт превратился в одно сплошное грозовое облако.

– Вы их купите у меня? – медленно, словно нехотя процедил Николас.

– Ты войдешь с нами в долю из того, что удастся за них выручить.

– Какие гарантии, что меня не обманут?

– У тебя нет никаких гарантий, – ответил я, – но есть просто удивительно паршивая альтернатива.

Он почему-то принялся разглядывать свои ноги.

– Встретимся в кафе, – сказал Николас.

34

В кафе была небольшая керосиновая печурка, мы скрючились над ней и потягивали коньяк. От нашей одежды шел пар. Гроза захватила нас по дороге к бару. Теперь мы устроились в тепле, а дождь барабанил по стеклам, и вода из-под двери сочилась вниз по ступенькам.