Изнанка неба, стр. 52

Мы попали в шквал. "Пьяджио" тряхнуло и тысячи маленьких молоточков застучали по крыше кабины. Вода стала заливать ветровое стекло и затем рассыпалась на сотни крошечных ручейков.

Кен кивнул головой в сторону ветрового стекла.

– Стеклоочистители отсутствуют. Считается, что поток воздуха достаточно силен, чтобы взять на себя их роль. Обычно так и случается.

Шквал оказался довольно сильным для тыльной части атмосферного фронта. Впереди нас наверняка ожидал настоящий водопад. Меня волновало отсутствие четких ориентиров: горизонта не было; дождь, облака смешались в одну серую массу, и окружающее меня пространство потеряло глубину.

Дождь перестал стучать по корпусу самолета, и я посмотрел через ветровое стекло кабины. Понятие видимости в данных условиях потеряло всякий смысл. Пока я таращился на воображаемые острова, мы вполне могли врезаться в море.

– Я буду следить только за приборами, а ты займешься наблюдением.

– О'кей, – отозвался Китсон.

Я проверил обороты двигателя, температуру и снова уставился на приборы для полета вслепую. Таких здесь было шесть: указатель скорости, искусственный горизонт, подъем-снижение вкупе с радиоальтиметром, компас и указатель крена. Они были сгруппированы на двух разных панелях, и каждую секунду мне приходилось переводить взгляд с одной группы на другую. Математический кроссворд пополам с тренажером для проверки реакции. Дергай нужные ручки управления и считывай показания приборов. Это не имело никакого отношения к пилотированию, да и само понятие борьбы за выживание отошло на задний план. Сухие цифры показаний приборов, реакция и два раза в каждую секунду окинуть взглядом две группы приборов. Два раза, потом еще, и мы продолжали бороться за жизнь.

Эти приборы ничего не скажут тебе, если на твоем пути окажется скала. Остается уповать на случай. Интересно, что наш осторожный Джек Клей делает в этом цирке? Еще один такой полет...

"Пьяджио" послушно повторял мои движения, постоянно корректируя траекторию полета. Ладони у меня стали мокрыми, я ненадолго расслабился и снова вцепился руками в штурвал.

Дождь снова забарабанил по ветровому стеклу. Рядом со мной Китсон решил закурить, пламя зажигалки ярко вспыхнуло в сумраке кабины, и она стала наполняться дымом.

Он протянул мне зажженную сигарету; не отвлекаясь от наблюдения за приборами, я сделал пару затяжек и вернул ее обратно.

Паническое настроение угасло, но что-то все-таки продолжало меня беспокоить.

Дождь снова прекратился, полет стал проходить ровнее, высота продолжала оставаться около четырехсот футов и точность следования по курсу укладывалась в один-два градуса. В данный момент это особой роли не играло, ведь мы уже были близко к цели и из-за одного-двух градусов мы не могли ни врезаться в скалу, ни пропустить что-нибудь важное. А если ошибка была велика, то требовалась серьезная корректировка курса.

– Сколько осталось до Пори? – спросил я.

– Я занят наблюдением.

Мне оставалось только молчать, но, наконец, Китсон протянул сигарету и взялся рукой за угол карты.

– Около восьми миль. Почти под прямым углом к правому борту.

– А если предположить, что мы отклонились к югу миль на пять?

– Тогда в двух милях прямо перед нами. А какого черта мы должны были сбиться с курса?

Вместо ответа я вернул ему сигарету. Почему, почему? Потому, что у меня было такое предчувствие, вот и все. Но самые первые уроки летного дела учат не доверять своим чувствам и инстинктам. Правда после пятнадцати лет полетов появляется уже шестое чувство. Что-то заставляет тебя по-другому смотреть на различные факторы, вероятности, намеки... и у тебя появляется предчувствие.

Я же сказал ему, что мы находимся намного южнее проложенного курса, а почему?

Мне было не до того, чтобы задумываться на эту тему в таком полете, слишком много забот выпало на мою долю...

– Мы поворачиваем на север, – объявил я.

– Что? – уставился он на меня. – Какая муха тебя укусила?

– Мы отклонились южнее нашего курса, – сказал я и заложил левый поворот. Стрелка компаса поколебалась и начала поворачиваться на север. Еще один шквал окатил нас водой.

– Черт побери, Джек! – он хлопнул здоровой рукой по карте. – Ты доиграешься, и уж тогда мы точно потеряемся. И все из-за того, что у тебя появилась идея... Круче влево! – неожиданно выкрикнул он.

Я повернул штурвал до отказа, буквально поставил самолет на крыло и до упора выдвинул сектор газа. Двигатель взревел, самолет завис в воздухе и провернулся вокруг воображаемой оси.

– Скажи мне, когда можно выравниваться! – завопил я.

Китсон выглянул в боковое окно.

– Пожалуй сейчас. Теперь опасность миновала.

Самолет и штурвал стали принимать нормальное положение, а моя рука потянулась к управлению задвижками дросселей.

– Что это было?

– Вот он, – кивнул он головой направо, – твой проклятый остров Пори.

Теперь мы летели на северо-запад, почти по ветру. Я выровнял его полет и стал медленно поворачивать направо.

– Ну теперь мы точно знаем наши координаты. Дай мне направление на Саксос.

Китсон проводил взглядом остров позади нас и снова вернулся к карте. Вид у него был сконфуженный.

– Теперь путь свободен. Больше островов до самого Саксоса не предвидится. Пятьдесят миль спокойного полета, – его голос звучал несколько напряженно. – Ты неправильно дал скорость и направление ветра.

– Вполне возможно – ведь это было только предположение. Будем считать его скорость около сорока пяти узлов, а направление с двухсот девяноста градусов. Дай мне новый курс.

Он кивнул и раздавил окурок в пепельнице.

– Почему ты начал поворот еще до того, как я закричал?

– Этот американский корабль. Показания радиокомпаса во время передачи держались очень стабильно, так что они были не так уж близко от нас. Где-то к северо-востоку. Между нами и Сериго, когда нам оставалось до острова еще двенадцать миль. Это был корабль не меньше ракетного крейсера, а в такой шторм ему там делать нечего. Должно быть он проходил тот же пролив, но дело в том, что мы были южнее его.

Он долго смотрел на меня, потом кивнул и вернулся к карте. Китсон нарисовал окружность вокруг Пори и проставил время.

Мне ничего не оставалось, как снова вернуться к своим приборам: по мере нашего углубления в атмосферный фронт погодные условия продолжали ухудшаться.

Часть пятая

32

Тридцатью милями и пятнадцатью минутами спустя мы вынырнули и з полосы непогоды. Все произошло резко и стремительно, как это бывает, когда пересекаешь переднюю границу атмосферного фронта. Барабанная дробь дождя перестала действовать мне на нервы, я поднял голову и увидел почти чистое ветровое стекло. Солнца еще не было видно, но тучи остались где-то высоко-высоко в небе. Правда отдельные клочья дождевых туч встречались и здесь, но основные неприятности остались позади.

Настало время выдвинуть задвижки дросселя, самолет задрал нос и устремился в небо. Я откинулся в кресле и уставился в воображаемую точку перед собой. Перед моими глазами продолжали мелькать циферблаты приборов, к тому же последние тридцать миль я так сжимал штурвал самолета, что стали побаливать кисти рук.

– Здесь, я думаю, – нарушил молчание Китсон.

Я дал крен в сторону направления его взгляда. С правого борта частично укрытая дождевыми облаками вырисовывалась серая масса Саксоса и немного поодаль, словно отколовшийся от него, остров Кира.

Китсон собрал карты, инструменты и бросил их на пассажирское кресло позади нас. Вслед за этим наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть остров.

– Как проходит эта дорога?

– С восток на запад.

Он резко обернулся ко мне.

– Черт! Почему ты не сказал раньше?

Нам не предстояло столкнуться здесь ни с восточным ветром, ни с юго-восточным, к тому же никто и подумать не мог, что атмосферный фронт окажется так близко. Нас ожидал южный ветер, который со скоростью в сорок пять узлов грозил смести с этой дороги все что угодно.