Ошибка кота Люцифакса, стр. 29

… А это было так непохоже на него.

— Скажи, Филипп, — прошептал Люцифер. — Скажи громко. Я должен услышать твой ответ.

— Нет, — сказал Филипп и после короткой паузы добавил: — Спасибо.

У Люцифера был такой вид, как будто он получил пощечину. Выражение его лица переменилось, в черных глазах появилось больше красных прожилок, взгляд стал больным, как никогда раньше.

— Нет? — пробормотал он, и Филипп не мот понять как этот сиплый голос мог несколько минут назад звучать мягко и нежно, как лунное сияние. — Что значит твое «нет»?

Филипп почувствовал, как обмяк на своем электрическом стуле, словно ему дали мощный импульс, а потом отключили электричество. Напряжение в сердце исчезло.

«Я устоял», — подумал он, хотя сам не понял, в чем он устоял.

— Отвечай же, парень! — крикнул Люцифер дрожащим голосом. — Что значит твое «нет»?

— Мне очень жаль, но я не хочу, — сказал Филипп. — Я не хочу хорошо играть в футбол. И заводить друзей таким способом.

— Но почему же? — Казалось, еще немного, и Люцифер заплачет. — Разве это не было приятно? Чертовски приятно?

Филипп кивнул. Потом покачал головой.

— Только частично, — сказал он.

— Частично? — повторил Люцифер и дернул себя за рога. — Говори так, чтобы можно было понять, парень!

— Я хорошо играл, — сказал Филипп. Он говорил медленно, обдумывая, как это лучше объяснить, — лучше всех других. И вдруг… Я не знаю, я не мог удержаться, они так часто издевались надо мной, и я… начал издеваться над ними. Обзывать их. Только потому, что они играли не так хорошо, как я.

Люцифер развел руки в стороны:

— Но ведь ты сам говоришь, что они издевались над тобой. Наступил твой черед издеваться над ними. В этом же нет ничего странного.

— Есть, — сказал Филипп. — Получается, что я такой же, как они. А я не хочу быть таким, как они.

Люцифер встал, похоже, он не знал, что ему с собой делать. Снова сел.

— А как насчет друзей, Филипп? Твоих новых друзей, которые похлопывали тебя по плечу и хвалили, и хотели играть с тобой в одной команде и…

— Они не мои друзья. Не настоящие друзья, во всяком случае. — Он пожал плечами. — Они полюбили меня, потому что я хорошо играю в футбол. Это все равно, как если бы я… заплатил им за то, чтобы они были моими друзьями. Неужели непонятно?

— У тебя готов ответ на все, так, что ли? — недовольно пробурчал Люцифер.

— Но вообще-то я отказался по другой причине, — продолжил Филипп, и Люцифер засмеялся, выражая глубокое отвращение.

— Есть что-то другое? Давай, говори! Пни меня еще, ты видишь, что я уже упал. У тебя не найдется соли, чтобы посыпать ее на мои раны?

Он фыркнул.

— Я подумал, что если последним теперь берут не меня, то…

Люцифер устало взмахнул рукой, чтобы поторопить его:

— Да, так что же?

— …то таким последним будет кто-то другой.

Люцифер долго смотрел на него. Потом наклонился и прошипел:

— Ты — злой, Филипп. Ты не ангел. Наоборот. Ты настолько пропитан злобой, что это не поддается моему разуму! Ты понимаешь, что я говорю? — Он показал на Филиппа пальцем, дрожащим от гнева. — Ты — злой! По отношению ко мне!

Палец повернулся в сторону двери.

— Вон отсюда, дьявол! Вон! Мне хватит твоей злобы на эту ночь!

27

Подозрения

Филипп побежал к Сатине. Он не говорил с ней после обеда, во время которого она молчала, потому что рассердилась на отца. После открытия, сделанного Филиппом в фотоальбоме Сатины, он тоже был не очень расположен говорить с ней, поэтому быстро, но вежливо поблагодарил ее родителей за обед и мытье и ушел в Замок.

У себя в комнате он долго стоял перед высоким зеркалом и вспоминал то, что глубоким басом говорил ему Чернорог:

— Это почти незаметно. Но если хорошенько присмотреться, то видно, что у тебя начинают расти рога.

Филипп рассматривал себя очень внимательно и никак не мог разглядеть, что у него растут рога. Но, может быть, именно поэтому он иногда чувствовал, что у него по-настоящему раскалывается лоб?

Рога? Он все-таки человек. А у человека не бывает рогов.

«Но ты больше не можешь считаться обыкновенным человеком, Филипп, — прошептал голос. — Ты — ученик Дьявола».

Оказалось, что Сатины нет дома. Филипп трижды постучал в дверь, потом сдался. Хотелось бы знать, где она? Вчера она сказала, что пойдет домой сразу после школы, звонок с последнего урока прозвенел давным-давно.

Ладно, он попробует зайти позже, ночь только начиналась.

Вчерашнее столкновение с Азиэлем научило Филиппа, что нельзя ходить по улицам, погрузившись в свои мысли, надо внимательно смотреть, что происходит вокруг. По этой причине он увидел Флукса раньше, чем тот увидел его.

Филипп шел по парку, дорожки извивались между высокими кустами терновника и корявыми деревьями с красными листками в форме капель. Собственно говоря, эта дорога в Замок была длиннее, но здесь он чувствовал себя спокойнее, чем на широких улицах. Поэтому была доля иронии в том, что он чуть не попал прямо в лапы толстого дружка Азиэля.

Дорожка сворачивала, и он почти наткнулся на Флукса, который разговаривал с другим дьяволенком.

Филипп успел охнуть и спрятаться за огромным деревом.

— Что это было?

— Что? — прозвучал голос Флукса. — Ты о чем, Балдриан?

— Мне показалось, что-то промелькнуло, — ответил упомянутый.

Филипп затаил дыхание и стоял тихий, как мышка, считая долгие секунды.

— Ладно, неважно. Так о чем ты спросил?

Филипп наклонился и чуть-чуть выглянул из-за дерева.

Флукс стоял так близко, что Филипп мог дотронуться до него.

Странно. Может быть, оттого, что он видел Флукса под таким углом, или оттого, что тени от деревьев падали особым образом, но только сейчас Филиппу бросилось в глаза, насколько Флукс был похож на Сёрена.

Если не обращать внимания на рога, крылья и хвост, то можно было решить, что они двоюродные братья. Или родные, если немножко прищуриться.

Кудрявая голова, вздернутый нос, вялое тело с излишним жирком.

Странно, что он темптан, как Азиэль и Сатина. Большинство темптанов были красавцами и поэтому могли соблазнять людей. При своей поросячьей физиономии и дурном запахе изо рта Флукс не смог бы даже корову соблазнить дать молоко.

— Я спросил, не видел ли ты Азиэля? — спросил Флукс. — Я его ищу.

Сначала Балдриан покачал головой, но потом подумал.

— Подожди, вообще-то видел. Он шел с какой-то девчонкой.

— Девчонкой?

«Девчонкой? — Филипп напрягся. — Какой?»

— Кто она? — спросил Флукс.

— Я не видел. Какая-то черноволосая телка. Но что это был Азиэль, точно.

«Черноволосая, — повторил голос, который как маленький острый нож возник в голове Филиппа. Он решил не обращать на него внимания. И все равно голос продолжал зудеть: — Сатина черноволосая».

И Сатины нет дома.

«Ну и что? Она может быть в тысяче других мест. У многих девочек черные волосы».

— Послушай, — Балдриан помедлил. Как будто не был уверен, что надо говорить то, что он собирался сказать. — Может, мне показалось, или же на самом деле Азиэль очень изменился?

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, что ты его лучший друг и все такое. Но тебе не кажется, что — как бы это сказать — он стал странным, что ли? Что он ведет себя как-то иначе? Примерно так, как он вел себя, когда дружил с Сатиной. Тогда у него бесспорно крыша ехала.

— Осторожней на поворотах, Балдриан, — сказал Флукс, но это не было угрозой, а дружеским советом. — С Азиэлем надо дружить. Он что-то затевает. Что большое. Я не знаю что, но он говорит, что это что-то большое и что после этого Фестиваль Пакостей прекратит свое существование.

— Что? — широко раскрыл глаза Балдриан. — Почему?

— Потому что все остальные пакости потеряют смысл рядом с этим. По крайней мере, он так говорит.