Сюрприз для повесы, стр. 20

— Нет. Мой, — ответил Константин. — Я давно уже купил часть земель по Медведице. Теперь это мои охотничьи угодья.

Александра уже более внимательно осмотрела убранство комнаты.

— Странно как-то… Ты и этот домик…

— Полагаешь, что такой вертопрах, как я, должен жить исключительно в столицах, быть без ума от балов и развлечений и скакать из постели в постель? — почти обиделся Вронский.

Уже давно Константин сделал охотничий домик своим тихим убежищем, куда он время от времени сбегал от суеты московской жизни, навязчивых любовниц, беспечных приятелей. И впервые он привез сюда женщину. Это тоже был своеобразный эксперимент. Еще в Москве Вронский старательно спланировал всю операцию, вот только сама Каховская внесла в нее собственные изменения, но общий замысел от этого ничуть не пострадал, а скорее приобрел некоторую пикантность.

— Нет, вовсе нет, — смутилась Александра в ответ на его замечание. — Извини, если мое удивление прозвучало грубо. Но мы ведь не очень хорошо знаем друг друга, и еще до знакомства у каждого из нас была некоторая предубежденность. Кто лучше меня знает, что внешность бывает обманчива, и за ней не всегда легко разглядеть правду. Ты ведь тоже считал меня чудачкой.

— Я и сейчас так считаю, но именно это меня в тебе и завораживает. — Он игриво вскинул бровь. — Может, продолжим твой «научный эксперимент»?

— Я не прочь набраться опыта, только на этот раз ты мне покажешь свои тайные местечки.

— Самое главное из них уже вполне готово к ведению боевых действий, — поднялся из-за стола Константин, продемонстрировав Александре несомненное подтверждение своих слов.

Они занимались любовью, пили шампанское, болтали обо всем на свете и ни о чем. Уснули на заре, когда над горизонтом начало подниматься солнце и издалека донеслось до них страстное бормотание токующих косачей.

— Как только мы заявимся к Олсуфьевым с пустыми руками, — сонно пробормотала Александра, стремительно погружаясь в дрему. — Стыдобища. Горе-охотники.

— Не тревожься, любовь моя, — погладил ее по голове Константин, вспомнив о наказе, который он дал своему егерю, — об этом я тоже позаботился.

17

— Алекс, это, в конце концов, смешно. Весь город судачит о нашей связи. Матушка из Харькова! Из Харькова! — даже туда слухи дошли! — шлет мне слезные письма, требует незамедлительной женитьбы. Мне, в конце концов, уже тридцать четыре! Даже почти тридцать пять — самое время обзавестись женой. Что еще мне надо сделать, чтобы получить твое согласие? Подняться на твоем дурацком монгольфьере и всему миру возвестить, что я тебя люблю?! — патетически восклицал Вронский, возведя очи к потолку и для пущего эффекта воздев руки к небу.

Страстная тирада Константина не производила на Каховскую должного впечатления, потому что произносил он сию речь, нагишом разгуливая перед ее кроватью, а подобное обстоятельство направляло мысли Александры совсем в иное русло.

— Иди ко мне, — поблескивая глазами, позвала она.

— Ну уж нет, мадам, — остановился он прямо перед ней, — ты не получишь более моего тела, покуда не дашь решительного ответа. Причем принимается только положительный!

— Что-то подсказывает мне, что не все с тобой согласны. — Она бросила лукавый взгляд несколько ниже центра его фигуры, потом лениво перекатилась на живот, представив на обозрение округлую попку.

Вронский с досадой посмотрел на свое возбужденное естество.

— Предатель, — пробормотал он. — Ладно, уступлю ему. Но в последний раз!

Подобные споры случались у них все чаще. Александра понимала, что пора принимать решение. Связь с Вронским, задуманная ею как некий кратковременный «эксперимент» естествоиспытательницы, продолжалась уже полгода и все дальше затягивала обоих. Настоятельная потребность видеть друг друга постоянно только усиливалась, заставляя искать встреч и помимо тайных ночных свиданий.

В свете сие обстоятельство моментально было замечено и вызвало массу пересудов. «Что нашел блистательный Вронский, пристрастный ценитель женской красоты, в чудаковатой дамочке, которую красавицей явно не назовешь?» — задавались вопросом одни. «Как могла такая умница, как Каховская, увлечься легкомысленным пустым вертопрахом?» — вопрошали другие. Удивление, недоумение, жгучее любопытство одолевало и тех и других. Дошло до заключения разнообразных пари — долго ли продлится эта странная, противоестественная связь, и кто первый пойдет на разрыв. Только вот вероятность женитьбы не обсуждал никто.

Надо сказать, что сия светлая мысль пришла в голову Вронского в тот момент, когда он выходил из охотничьего домика на берегу Медведицы. «Может, жениться на ней?» — ни с того ни с сего подумалось ему. От неожиданности он так крепко приложился лбом к низкой притолоке, что искры из глаз посыпались. Возможно, в связи с этим обстоятельством роковой вопрос крепко засел в голове и возникал все чаще и чаще. Несколько месяцев спустя он, как бы между прочим, бросил пробный шар:

— Алекс, меня утомляет каждый раз прокрадываться к тебе по ночам, аки вору, и ни свет ни заря тащиться домой. По утрам я обожаю поспать. Давай поженимся, и все эти трудности исчезнут сами собой.

— Глупости, — отрезала Каховская. — Нам и так хорошо. А хочешь, — она заговорщически понизила голос, — я буду пробираться к тебе? Разве не забавно?

С первого раза не прошло. Не прошло и со второго, и с третьего. В конце концов он спросил прямо, как в омут головой сиганул:

— Ты меня любишь?

— Да, люблю, — ответила Александра, чуть помедлив.

— Я-то ведь тоже тебя люблю! Значит, никаких препятствий нет, — сделал он вполне логический вывод.

— Ты не понимаешь… — начала она.

— Я все понимаю! Ты говоришь, что любишь меня, но совсем не доверяешь. Да ты просто трусишь!

Последнюю фразу Вронский сказал специально, зная, что она подействует на его порывистую возлюбленную, как красный плащ тореадора на быка. Александра едва не захлебнулась в праведном гневе и потом целых два дня избегала с ним встреч.

Сегодня он решился пойти ва-банк. Но Александра обладала удивительной особенностью постоянно путать все его расчеты. И все же при расставании он сказал то, что намеревался сообщить в самом начале.

— Алекс, я более не намерен шутить. Сначала я хотел заполучить тебя в постель, теперь я понял, что хочу заполучить тебя в жены, то бишь на всю жизнь, сколько бы мне ни отмерял ее Господь. — Он помедлил, собираясь с духом, и выпалил: — Или мы венчаемся, или расстаемся. Завтра я еду в свое поместье под Горицами. Сообщи с нарочным, что решишь. Неделю тебе на раздумье.

Он поселился в охотничьем домике анахоретом [8], не сообщив о своем приезде даже Олсуфьевым. Бродил по окрестностям с ружьем, но возвращался с пустыми руками, по вечерам часами смотрел на огонь в камине, потягивал мадеру и ждал. Дни шли за днями, но старик Фукидид, присматривавший за «сбрендившим» барином, каждый день отвечал одно: «Писем нетути».

Прошла неделя, заканчивалась вторая. Что ж, ежели она так решила, черт с ней! Вронский сел за стол и стал писать прошение о приеме его на военную службу. Войн сейчас хватает — и с Персией, и с Турцией, да и мир с французами весьма ненадежен. Авось пригодится отечеству еще один ротмистр. Благо во время боевых действий о бабах думать некогда, разом мозги прочищает. За спиной скрипнула дверь.

— Что, Фукидид, «писем нетути»? — не оборачиваясь, спросил он, насторожился и стал медленно поворачиваться назад.

В дверях стояла Александра, нервно постукивая стеком по подолу амазонки.

— Что-то вы припозднились, мадам, — холодно произнес Вронский, чувствуя, как внутри нарастает радостная волна, но все еще злясь и негодуя на нее за те мучительные дни, что пережил он здесь по ее милости.

Каховская твердым шагом подошла к столу, положила руку на его плечо и заглянула в глаза. Он заметил, что она как будто немного осунулась, под глазами залегли темные круги, видимо, не только ему тяжело дались эти недели.