Путь к сердцу, стр. 32

Ривлин понимал, что разговор сворачивает на опасную тему. Какая-то часть его существа хотела забыть об острых колючках на этом пути и надеялась, что все обойдется — хотя бы благодаря счастливой случайности.

— Мы уже миновали отношения слуги закона и заключенной, и между нами появилось нечто большее, имеющее личный характер. Я не хотел, чтобы такое произошло, и, видит Бог, многое бы отдал, чтобы выбросить это из головы, но, как говорится, лошадка уже выбежала из конюшни, и не стоит делать вид, будто ничего подобного не случилось.

— В результате твое положение осложнилось?

— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.

— Предположим, мы говорим о том, как доставить меня в Левенуэрт живой и в нужный срок, чтобы я могла дать показания.

— В этом смысле пока ничего не изменилось. Мне нравится твое общество, Мадди, что не противоречит правилам, и я вовсе не мечтаю только о том, как бы поскорее отделаться от тебя. Никого не касается, сколько времени это у меня займет, — лишь бы в конечный пункт ты прибыла вовремя. Сохранить тебе жизнь — это мой долг.

— Тогда что же?

Пульс у Ривлина запрыгал, как у школьника. Ему пришлось напомнить себе, что он, черт побери, взрослый мужчина и Мадди — не первая женщина, с которой ему приходится иметь дело.

— Я ведь сказал тебе, что не уложу тебя на спину, если на то не будет твоего желания. Именно так я думал и думаю до сих пор.

— А тебе хотелось бы уложить меня на спину? — негромко спросила она.

Ривлин с трудом подавил желание немедленно заключить Мадци в объятия и наконец сказал:

— То, что я скажу, до чертиков неразумно, но мне действительно этого хочется.

— А я и не возражаю.

— Ты пытаешься быть покладистой, да, Мадди, — не без удивления спросил он, пристально вглядываясь в нее, — или и вправду этого хочешь? Между тем и другим огромная разница. Как представитель закона, я имею определенную власть над твоей жизнью и должен знать, относимся ли мы к этому одинаково. Между нами не может быть ничего постоянного; общая постель в конечном итоге ничего не изменит — я намерен отвезти тебя в Левенуэрт и сдать на руки судьям. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Господи, Ривлин, — прошептала Мадди, — неужели ты всерьез думаешь, что я питаю какую-то надежду? — Она рассмеялась и печально покачала головой. — Когда-то я верила, что, если буду хорошей, мои родители вернутся ко мне. Но я утратила веру много лет назад — уж не знаю, к лучшему это или к худшему. Сейчас моя жизнь такая, какая есть. Хорошее не остается с нами навсегда, и плохое тоже. Все проходит. Я не знаю, что будет завтра, а вчерашний день миновал, и его не изменишь. Я не хозяйка собственной жизни; все, что я могу, — это плыть по течению. Для тебя главное — твоя служба, эту истину не сбросишь со счетов. Что произойдет между нами до того, как ты передашь меня в руки членов суда… — Губы Мадди чуть тронула улыбка, в которой соединились и горечь, и радость. — Если крупица счастья выпадет на мою долю, я приму ее всем сердцем, но при этом не собираюсь возлагать на тебя какую-либо ответственность.

Ривлин и прежде предполагал, что именно так Мадди смотрит на жизнь, однако, слушая ее, он испытал острую боль. Ему мучительно хотелось обнять свою пленницу и пообещать ей много счастливых дней впереди.

Поднявшись по ступенькам, Мадди обернулась:

— Ты идешь или так и собираешься торчать здесь всю ночь?

Здравый смысл подсказывал Ривлину, что ему надо во что бы то ни стало разобраться в сумятице своих мыслей.

— Хочу немного покурить. — Доставая из кармана ключ от комнаты и протягивая его Мадди, он добавил: — Приду минут через десять.

Она недоверчиво поглядела на ключ.

— А ты не боишься, что я улизну через парадную дверь, пока ты не следишь за мной?

— Неужели и вправду улизнешь?

— Нет, — с негромким смехом ответила она.

— Вот поэтому я тебе доверяю.

— Однако ты прошел немалый путь с того времени, как позволил мне искупаться в пруду, — заметила Мадди, проходя на кухню.

— А какой путь прошла ты? — невольно спросил он.

Мадди либо уже не слышала его, либо не хотела отвечать. Дверь за ней закрылась, и Ривлин остался стоять во дворе возле картонок с костюмом и пальто. Она вела себя с ним честно; ему следовало быть благодарным ей и чувствовать себя спокойно. Но спокойствие не приходило. Что-то терзало его, обжигая сердце. Это было желание, но не то, которое легко удовлетворить, просто уложив женщину в постель.

Ривлин полез в карман и вытащил кисет. Он вовсе не надеялся, что табак поможет найти ответ на все вопросы, и, свертывая самокрутку, рассчитывал лишь на то, что привычные движения немного успокоят его.

Глава 13

Мадди положила на кухонный стол ключ, потом повернулась и бросила взгляд на дверь. Может, ей вернуться к Ривлину? Нет, решила она, снимая с себя шаль и укладывая ее поверх коробок. Ривлин поступит так, как позволит ему его совесть, а она, ожидая, пока он размышляет, может порадовать себя, побыв с Грейс. Дети не ставят условий, а принимают людей такими, какие они есть.

— Здравствуй, радость моя!

Мадди быстро повернулась к дверям гостиной.

— Майра!

— Какое счастье видеть тебя! Я боялась, что этого уже никогда не случится… — Окинув ее взглядом с головы до ног, Майра воскликнула: — Я просто ушам своим не поверила, когда Элен сказала, что ты здесь. Ну, давай все по порядку, милая.

— У Ривлина было поручение доставить меня в Левенуэрт, чтобы я дала показания, — быстро заговорила Мадди, стараясь как можно скорее изложить свою историю, — но Мэрфи — ты, наверное помнишь его — последовал за нами и попытался нас убить. Потом, буквально на следующий день, нас настигли еще двое с тем же намерением. Видимо, кто-то заплатил им за то, чтобы они нас уничтожили и я не дала показания. Мы не знаем, почему им понадобилось покушаться еще и на жизнь Ривлина, поэтому затаились здесь и пытаемся найти ответы на все эти вопросы.

Майра кивнула, однако серьезный и сосредоточенный вид она смогла сохранить не более чем полсекунды. Потом ее неистощимый оптимизм, как обычно, взял верх.

— А эта прелестная история крошки Грейс! Кэти мне все рассказала! — воскликнула она, радостно улыбаясь. Как всегда, ее руки участвовали в разговоре не менее активно, чем рот, и Мадди на всякий случай чуть отступила. — Просто десятицентовый роман под названием «Красивая узница и покинутое дитя».

Майра ничуть не изменилась, решила про себя Мадди и, засмеявшись, покачала головой.

— Теперь ты расскажи мне о себе. Я считала, что тебе еще месяц до освобождения.

Майра немедленно приступила к рассказу:

— Меня освободили по приказу самого губернатора — его безмозглый секретарь наконец-то передал ему мое письмо, и губернатор сам проследил, чтобы справедливость была восстановлена как можно скорее. А секретарь с опилками вместо мозгов теперь перебирает бумажки в какой-то захолустной конторе.

— Ты и вправду знакома с губернатором?

— Радость моя, я знакома со всеми на свете, и большинство из них мне кое-чем обязано.

— Кстати, насчет знакомств, — напористо заговорила Мадди, — почему ты не сказала, что знакома с Ривлином Килпатриком?

— Скажи я тебе это тогда, ты вообразила бы самое худшее из возможного и поехала бы с ним в полной боевой готовности, взъерошив перышки. Бедный мужик явно не поладил бы с такой колючей особой.

— Не поладил бы в чем?

Майра округлила глаза:

— Не стащил бы с тебя твои кальсоны, в чем же еще?

— Ты действительно воображаешь, что такое могло случиться?

— Мадди, черт побери! — Майра уперла руки в бока. — Одному Богу известно, как я старалась привлечь к себе его внимание, — и чего добилась? Только того, что он подмигнул мне разок-другой. Я считаю, что если уж не получила удовольствие сама, то хоть послушаю, как ты мне об этом расскажешь.

— А почему ты вообразила, что он мне хотя бы подмигнул?

Майра засмеялась, ее голубые глаза засверкали.