Возвращение Борна, стр. 85

Сердце Борна – или Вебба? – разрывалось от боли, и он почувствовал прикосновение того самого безумия, которое охватило его сразу же после их гибели. «Я не могу пройти через это еще раз! – думал он. – Это окончательно доконает меня!» И тем не менее он заставил себя нажать на клавишу «Ввод». У него не было иного выбора, он не мог повернуть назад. «Только вперед!» – таков был его лозунг с тех самых пор, когда Алекс Конклин завербовал его и превратил сначала в другого Дэвида Вебба, а потом и вовсе в Джейсона Борна. Но почему же тогда в его ушах до сих пор звучали их голоса: «Дорогой, я так скучала без тебя!», «Папочка, наконец-то ты вернулся!».

Дотягиваясь до него через десятилетия, эти воспоминания опутывали Борна подобно паутине, и именно поэтому он не сразу отреагировал на то, что появилось на экране ноутбука. Несколько минут он смотрел на экран, не замечая одной вопиющей несообразности.

Во всех жутких подробностях Борн видел то, что надеялся не увидеть уже никогда, – фотографии его любимой жены Дао, грудь и плечи которой были разворочены пулями, а лицо перекошено предсмертной мукой. На второй странице он обнаружил фотографии мертвой Алиссы. Ее маленькое тельце и лицо были изувечены еще сильнее. Парализованный болью и страхом, Борн сидел неподвижно. Но он должен был двигаться дальше. Осталась последняя страница, последняя подборка фотографий, которая должна была сделать картину трагедии полной.

Борн перешел на третью страницу, приготовившись увидеть столь же страшные фотографии Джошуа. Но их там не оказалось.

Ошарашенный, ничего не понимая, Борн смотрел на экран. Поначалу ему почудилось, что во всем виноват какой-то компьютерный «глюк» и что он по ошибке попал на другую страницу сайта. Однако нет – на ней черным по белому значилось имя: Джошуа Вебб. А снизу располагались слова, которые буквально обожгли рассудок Борна, вонзившись в мозг раскаленной иглой: «В десяти метрах от тел Дао и Алиссы Вебб обнаружено три предмета одежды, а также порванный башмак (каблук и подошва отсутствуют). После безрезультатных поисков, продолжавшихся в течение часа, Джошуа Вебб признан погибшим. ТНН».

ТНН… Стандартная армейская аббревиатура, обозначающая «тело не найдено». Ледяной холод возник в груди Борна и начал медленно подниматься к горлу. Они искали Джошуа в течение часа? Всего одного часа? Почему же ему сразу не сообщили об этом? Мучимый горем, угрызениями совести и чувством вины, он предал земле три гроба. И все это время эти ублюдки знали, что тело мальчика не обнаружено! Знали и молчали!

Борн откинулся на спинку стула. Его лицо побледнело, руки тряслись, а в сердце поднималась волна такой ярости, какой он еще никогда не испытывал. Он думал о Джошуа. Он думал о Хане.

Его рассудок был охвачен огнем, в нем ворочалось ужасное предположение, которое он старательно отгонял от себя с тех пор, как увидел на шее Хана вырезанную из зеленого камня фигурку Будды. А что, если Хан – и впрямь Джошуа? Если это так, то его сын превратился в машину для убийства, в чудовище! Борн слишком хорошо знал, как легко, находясь в джунглях Юго-Восточной Азии, свихнуться и превратиться в безумного убийцу.

Но была и другая вероятность. Мысль о ней пришла ему в голову внезапно и не желала уходить. Возможно, решение «похоронить» Джошуа являлось частью гораздо более обширного и тщательно разработанного плана, о существовании которого ему было неизвестно. В таком случае архивная запись о предполагаемой смерти его сына является фальшивкой, а истина скрыта под непроницаемым покровом секретности – от начала и до конца.

Перед внутренним взором Борна снова возник Хан, держащий на открытой ладони фигурку Будды, в ушах прозвучали его слова: «Его подарил мне ты! А потом – бросил меня, оставив умирать в джунглях…»

Внезапно Борн почувствовал непреодолимый приступ тошноты. Вскочив со стула, он, не обращая внимания на боль, кинулся в ванную, и там его вывернуло наизнанку.

* * *

Глубоко в недрах штаб-квартиры ЦРУ дежурный офицер, не спуская взгляда с экрана компьютера, поднял телефонную трубку и набрал номер. Через секунду автоматический ответчик произнес: «Говорите». Офицер попросил соединить его с Директором. Его голос был проанализирован специальным устройством, идентифицирован, и затем другой, уже человеческий голос сказал: «Ждите». Еще через несколько секунд в трубке зазвучал баритон хозяина ЦРУ.

– Сэр, я хотел бы сообщить вам о том, что мы получили сигнал внутренней тревоги. Кто-то взломал защиту сервера министерства обороны и, проникнув в архив погибших в ходе военных действий, затребовал информацию по следующим лицам: Дао Вебб, Алисса Вебб, Джошуа Вебб.

Некоторое время в трубке царило пугающее молчание. Затем Директор спросил:

– Точно Вебб, сынок? Ты не ошибся с фамилией?

От того, насколько сильно изменился голос Директора, на лбу у молодого офицера выступила испарина.

– Никак нет, сэр. Именно Вебб.

– Где находится хакер?

– В Будапеште, сэр.

– Вам удалось определить его точное местонахождение?

– Так точно, сэр. Улица Фё, дом 106/108.

* * *

Сидя за письменным столом в своем кабинете, Директор мрачно улыбнулся. По стечению обстоятельств он как раз сейчас читал последний рапорт, подготовленный Мартином Линдросом. Из документа следовало, что лягушатники к этому времени уже успели разгрести обгоревшее железо на месте автокатастрофы, в которой предположительно погиб Джейсон Борн, но человеческих останков – ни единой косточки – не обнаружили. Поэтому, несмотря на свидетельство сотрудницы Кэ д’Орсей, которая утверждала, что собственными глазами наблюдала аварию, неопровержимых доказательств гибели Борна у них не было.

Сжав руку в кулак, Директор в гневе ударил по столу. Борн снова обвел их вокруг пальца! Но, несмотря на обуявшие его злость и растерянность, Старик почему-то не был так уж сильно удивлен. В конце концов, Борна в свое время натаскивал самый лучший шпион, который когда-либо работал в стенах Центрального разведывательного управления. Алексу Конклину в ходе различных операций и самому неоднократно приходилось имитировать собственную гибель, хотя, может быть, это выглядело не столь зрелищно, как в последнем случае с Борном в Париже.

В то же время Директор не исключал возможности того, что в компьютерную сеть министерства обороны проник не Борн, а кто-то еще. Но кого другого могла заинтересовать информация об этих погибших – женщине и двух ее детях, которые даже не являлись военнослужащими и о существовании которых знала лишь крохотная горстка людей?

«Нет, – думал Директор со все возрастающим возбуждением, – Борн не погиб в том взрыве на окраине Парижа. Он пребывает в полном здравии, находится в Будапеште (кстати, почему именно там?) и допустил первую серьезную ошибку, которую они теперь могут использовать против него». Директор понятия не имел, для чего Борну понадобилось просматривать информацию, связанную с гибелью его первой семьи, да его это и не интересовало. Главное заключалось в другом: любознательность Борна гостеприимно раскрыла перед ними дверь, в которую они могут войти, чтобы наконец-то привести приговор в исполнение.

Директор протянул руку к телефону. Он мог бы отдать соответствующие распоряжения через своего секретаря, но хотел получить удовольствие, отдав приказ о заключительной фазе операции лично. Набирая международный номер, Старик злорадно думал: «Вот теперь-то я тебя прищучил, сволочь ты этакая!»

Глава 20

Найроби – город, возникший в конце XIX века в качестве промежуточной станции на железнодорожном маршруте между Момбасой и Угандой, – благодаря стандартной многоэтажной застройке производил ныне гнетущее впечатление. На протяжении веков, до того как сюда пожаловала западная цивилизация, здесь простирались бескрайние зеленые равнины, на которых обитало племя масаи. Теперь Найроби являлся самым быстрорастущим городом Восточной Африки, и ему были в полной мере присущи все «болезни роста»: беспорядочное, хаотичное смешение старого и нового, чудовищный разрыв между зажравшимся богатством и отчаянной бедностью, которые существовали по соседству и терлись друг о друга боками с такой озлобленной силой, что от этого трения возникали искры и периодически вспыхивали социальные пожары. Гасить их приходилось с помощью самых решительных, а подчас даже жестоких мер. Поэтому здесь регулярно вспыхивали мятежи, а уж уличные ограбления и вовсе являлись обычным делом, особенно в парке Ухуру, располагавшемся к западу от центра города.