Влюбленная в море, стр. 43

Глава 12

Из-за непрекращавшегося дождя сумерки наступили раньше обычного. Подгоняемые Лизбет, ее сопровождающие порядком устали. Час назад они выехали на знакомую дорогу, и теперь она возглавила небольшую группу слуг, ведущих в поводу лошадей с поклажей, и с нетерпением устремилась вперед, так что они едва поспевали за ней.

Дрожа от холода и возбуждения, Лизбет свернула на грязную извилистую дорогу, ведущую в Камфилд. Она ловила себя на том, что тоскует по горячему тропическому солнцу, и, борясь с усталостью, пыталась вообразить себя на юте «Святой Перпетуи», которая плывет вдоль берега по морю, такому же ослепительно голубому, как и небо над ним.

Мысленным взором она увидела Родни, который ходит взад-вперед в глубокой задумчивости, сцепив за спиной руки, с серьезным и озабоченным лицом.

Потом Лизбет вспомнила его таким, каким увидела в последний раз. Он махал шляпой взволнованной ликующей толпе, его глаза сияли торжеством и гордостью, как и у каждого из вернувшихся домой моряков. Он расстался с ролью хладнокровного невозмутимого капитана, снова стал самим собой и дал волю чувствам, и Лизбет увидела, до чего он молод, до чего красив.

Родни! Родни! Он присутствовал в каждом ее воспоминании. И все же как мало она знала его. О своем прошлом он почти не рассказывал. Они разговаривали часами о подвигах Дрейка, но о себе в связи с приключениями великого корсара Родни упоминал крайне редко. Лизбет догадывалась, что в его жизни было много женщин, и, думая о них, испытывала острые уколы ревности. Эти женщины, должно быть, любили Родни и тосковали по нему так же сильно, как сама Лизбет…

О его детстве она узнала лишь то, что оно не было счастливым. Мать Родни умерла рано, а отец, человек крайне крутого нрава, сурово обращался с ним и его старшими братьями и сестрами. Фанатичный поклонник науки, отец Родни ожидал, что сыновья, носящие его имя, последуют по его стопам, и не допускал мысли, что у них могут быть другие интересы.

Один за другим старшие братья ушли из дома, и наконец сбежал и сам Родни на флот, предпочитая физические лишения моральному гнету. Это все, что узнала Лизбет о начале его жизни. Воспоминания о тяжелых одиноких годах юности до сих пор слишком тяготили Родни, чтобы он мог легко говорить о них. Но Лизбет, которая сама ощущала зияющую пустоту, оставленную в ее жизни смертью матери, понимала и то, что оставалось невысказанным.

Родни! Родни! Лизбет казалось, что шумевший в кронах деревьев ветер и тот шепчет его имя.

Всего полмили до Камфилд-Плейс! Но сначала она должна заехать еще в одно место.

Лизбет крикнула своим спутникам, чтобы они остановились. Лошади восприняли это с благодарностью, а слуги с удивлением.

— Подождите меня здесь, — велела Лизбет. — Я должна кое с кем повидаться. Я не задержусь.

Если бы они посмели, то непременно начали бы возражать в ответ на эту проволочку, поскольку кров и еда были совсем уже рядом. Но властные манеры Лизбет и обещанное вознаграждение убедило усталых слуг еще в начале пути, что этот молодой господин — важная особа.

Правда, она услышала, как они недовольно ворчат себе под нос, когда свернула с дороги и поскакала по заросшей аллее, ведущей к дому доктора Кина.

Выстроенный из серого камня, особняк доктора стоял в небольшой рощице в окружении древних деревьев. Он никогда не отличался изяществом, а теперь показался Лизбет и вовсе зловещим и отталкивающим в угасающем свете дня, особенно когда она заметила, что все окна в нем наглухо закрыты ставнями.

Лизбет подъехала к главному входу, спешилась и постучала рукоятью хлыста по дубовой, шероховатой поверхности двери. Ей показалось, что сильный порыв ветра заглушил стук, и через секунду Лизбет постучала снова. Ветка ивы беспорядочно колотила по стене дома, прямо у крыльца в рытвине скопилась вода. На всем лежала печать уныния и заброшенности, и это начинало действовать Лизбет на нервы.

Может быть, доктор Кин уехал и дом пуст? Но едва Лизбет задала себе этот вопрос, как тут же уверилась, что это не так. Она ясно почувствовала, что в доме кто-то есть. Несмотря на то что окна закрыты и в комнатах темно, кто-то слушал сейчас ее стук. Лизбет не могла объяснить себе, отчего так решила, но твердая уверенность заставила ее постучать снова и громко позвать:

— Эдита! Эдита!

Ответом ей снова были завывание ветра и стук ветки ивы. Но Лизбет не сдалась:

— Эдита, вы здесь? Мне нужно поговорить с вами!

Собственный голос показался Лизбет странным и чужим. Она подождала еще и вдруг услышала тихий скрип приоткрываемого ставня. Было уже темно и плохо видно, но Лизбет не сомневалась, что кто-то разглядывает ее из окна второго этажа, и крикнула снова:

— Эдита! Эдита!

На этот раз ей ответили. Оконце над входной дверью на несколько дюймов приотворилось, и голос Эдиты, тихий и хриплый, произнес:

— Что вам надо?

— Это я, Лизбет. Я хочу поговорить с вами. Впустите меня.

Эдита несколько секунд молчала, и Лизбет, догадавшись, что она собирается ответить отказом, торопливо произнесла:

— Сойдите вниз, Эдита, нам нужно поговорить. Это очень важно. Здесь, кроме меня, никого нет.

— Никого? — переспросила Эдита. — Вы и правда одна?

— Да, абсолютно, — нетерпеливо ответила Лизбет. — Вы что, не видите сами?

Она чувствовала, как Эдита вглядывается в сгустившиеся тени. Затем окошко закрылось, Лизбет услышала шаги по каменным плитам холла, после чего последовало продолжительное звяканье засовов и цепочек. Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Чего вы хотите? — спросила Эдита угрюмо. В темноте Лизбет едва разглядела ее бледный овал лица и темные настороженные беспокойные глаза.

— Где Френсис?

К своему удивлению, Лизбет ответа не получила. Ей показалось, что на миг лицо Эдиты исказила гримаса страха, но возможно, ей это только померещилось в полумраке.

— Впустите меня, — повторила Лизбет, теряя терпение. — Невозможно так стоять, мы даже толком не видим друг друга. — Сказав этого, Лизбет бросила поводья своего коня. — Он все равно далеко не уйдет, бедняжка слишком устал. — Эти слова она адресовала скорее самой себе.

Она шагнула к двери, собираясь войти, но дверь не распахнулась перед ней, как она того ожидала. Вместо этого Эдита загородила дорогу, и ее фигура слегка показалась в дверном проеме.

— Вам лучше уйти, — тихо и мрачно сказала она. — Я ни за что не открыла бы вам, если бы не испугалась, что вы всполошите своим криком всю округу.

— Почему вы себя так странно ведете? — удивилась Лизбет. — Дайте мне войти, Эдита, невозможно разговаривать, стоя на холоде.

Ее настойчивость, кажется, подействовала на дочь доктора. Дверь открылась, и секунду спустя Лизбет оказалась в холле. Дверь тут же немедленно затворилась. Несколько мгновений девушки стояли в темноте, но Эдита нашарила и зажгла свечу. Свеча разгоралась медленно, с неохотой, и при ее свете Лизбет наконец-то по-настоящему разглядела Эдиту. То, что она увидела, поразило ее.

Девушка, несомненно, тяжело болела. Она была неестественно худой, острые скулы выступали из-под кожи, запавшие глаза лихорадочно блестели. Она разительно отличалась от той знойной красавицы Эдиты, которая, как подозревала Лизбет, завлекала Френсиса для каких-то темных целей.

Случилось что-то страшное, Лизбет поняла это по глазам Эдиты, когда та повернулась к ней лицом, по ее мелко трясущимся пальцам. В холле было холодно и пахло сыростью. Страх медленно начал заползать в душу Лизбет. Она повторила свой вопрос — на этот раз почти шепотом:

— Где Френсис?

Теперь не оставалось сомнений в том, что Эдиту гложет смертельный страх. Дрожа с ног до головы, девушка бросила затравленный взгляд на дверь, словно подозревала, что кто-то может с той стороны подслушать то, что она собиралась сказать. По ее лицу пробежала судорога, и Лизбет догадалась, что у нее стучат зубы. Ее охватил настоящий ужас.

— Отвечайте же! — воскликнула она. — Сию секунду отвечайте: где мой брат?