Уик-энд Остермана, стр. 50
Кажется, было что-то еще… Что-то связанное с программой Вудворта… Да! С его передачей о ЦРУ, прозвучавшей в эфире год назад.
«…Тогда я был в Штатах… Мне удалось ее посмотреть…» Во время их первого разговора в Вашингтоне Фоссет сказал ему, что год назад он находился на албанской границе. «…Сорок пять дней непрерывных переговоров…» Двойной агент. Так вот зачем ему понадобился Джон Таннер – репортер с безупречной репутацией, директор информационной службы известной телекомпании. Прекрасная кандидатура на роль резидента вражеской разведки.
Таннер вспомнил и о других несовпадениях – немногочисленных и не таких заметных. И все же они были. Теперь все это ему ни к чему. Он никогда не выберется из полуразрушенного вокзала на станции Лесситер.
Он повернул голову и увидел стоявшего над ним Фоссета.
– Мы вам очень обязаны, мистер Таннер, – с едва заметной усмешкой проговорил он. – Если вы в самом деле такой хороший стрелок, как я думаю, то вы помогли нам сегодня сотворить прекрасный образ идейного мученика. Погибший герой… Даже если он только ранен, то все равно скоро умрет… Немного печально – ведь он часть нашей организации. Но он и сам понял бы огромное значение такой жертвы. Видите, я не солгал вам. Мы – фанатики. Мы должны ими быть.
– Что вы намерены делать?
– Подождем остальных. Кто-нибудь из ваших приятелей наверняка появится. И на этом покончим и с вами, и с ними… Увы! Вашингтон должен получить свою «Омегу». И тогда небезызвестный вам Фоссет получит очередную благодарность и повышение по службе. Не исключено, что в порыве ликования его даже назначат начальником оперативного отдела.
– Вы предатель…
Правой рукой Таннер нащупал в темноте что-то твердое. Это был кусок половой доски длиной фута два и толщиной около дюйма. Преодолевая боль во всем теле, Джон неловко сел, незаметно подтянув его под себя.
– С моей точки зрения – нет. Отступник… – Фоссет был не прочь поговорить. – Но не предатель. И давайте не будем об этом. Вы все равно не сможете понять тех мотивов, которые движут мною. По-моему, это вы предатели. Вы все. Посмотрите вокруг…
Не дослушав, Таннер резко поднял с пола обломок доски и изо всех сил ударил им по забинтованной ноге Фоссета. Фоссет покачнулся. Таннер рванулся вперед и пнул его в пах. Фоссет согнулся и взвыл от боли. Таннер попытался вырвать пистолет из его руки, но она намертво прилипла к рукоятке. Тогда Джон, навалившись на разведчика всем телом, оттеснил его к стене и начал яростно топтать ногами раненую ступню Фоссета, не обращая внимания на его дикие вопли.
Наконец Джону удалось выбить у Фоссета пистолет, и тот со стуком отлетел к открытой двери. Фоссет повалился на пол у стены.
Джон подобрал пистолет и крепко сжал в руке.
Преодолевая мучительную боль во всем теле, Таннер поднялся на ноги. После этой короткой схватки рана на левой руке стала сильно кровоточить.
Фоссет корчился на полу. Таннер знал: надо, чтобы этот человек остался жив. Но, вспомнив ужас на лицах детей и Элис – тогда, в подвале, – он тщательно прицелился и выстрелил. Он выстрелил дважды – в кровавое месиво на ступне Фоссета и в коленную чашечку той же ноги.
Шатаясь, Таннер шагнул к двери и обессиленно прислонился к косяку. С трудом подняв руку, он взглянул на часы: два тридцать семь. Прошло семь минут после назначенного срока.
Никто больше не придет. Вся «Омега» уже здесь: одна ее половина истекает кровью в полуразрушенном здании вокзала, другая лежит где-то там в мокрой траве, за бывшей автостоянкой. Кто это? Тримейн? Кардоун? Остерман?
Джон оторвал кусок рукава от рубашки и попытался обмотать его вокруг раны на руке. Если бы ему удалось хоть ненадолго остановить кровь… В этом случае он, возможно, сумел бы через автостоянку дойти до того места, откуда светил прожектор.
Однако его старания оказались напрасными, он потерял равновесие и упал навзничь на прогнивший пол. Он, как и Фоссет, обречен. Они оба сдохнут здесь, в заброшенном старом вокзале.
Откуда-то издалека донесся высокий ноющий звук. Сначала Таннер подумал, что это шумит у него в голове, но нет, звук был реальным. Вой сирены. Он становился все громче и громче.
Затем Таннер услышал шум моторов, скрип тормозов, шаги по лужам и по мокрому гравию.
Таннер с трудом приподнялся на локте. Он собрал все силы, чтобы встать – хотя бы на четвереньки. Этого будет достаточно, чтобы доползти до двери. Лучи фонарей и прожекторов заскользили по стенам вокзала, проникая внутрь сквозь провалы и проломы в штукатурке. Один из огней замер на проеме входной двери. Затем раздался усиленный мегафоном голос:
– Полиция! С нами представители федеральных властей! Если у вас есть оружие, бросайте его и выходите с поднятыми руками!.. Если вы захватили заложником Таннера, немедленно освободите его! Вы окружены! Все подходы к станции перекрыты!
Таннер попытался ответить, ползком добираясь до двери, но не успел. Снова зазвучал тот же голос:
– Повторяю! Бросайте оружие и…
Его перебил другой голос:
– Смотрите! Дайте свет сюда!.. Он там, в траве, за автомобилем!
Кто-то обнаружил вторую часть «Омеги».
– Таннер! Джон Таннер! Вы здесь? Вы слышите нас?
Таннер добрался до двери и, цепляясь за косяк, привстал, чтобы попасть в полосу света.
– Вот он! Господи, что с ним?
Рука Таннера сорвалась, и он рухнул на землю лицом вниз. Через автостоянку к нему бежал Дженкинс.
– Ну вот, мистер Таннер, мы перевязали вас. Сейчас сюда подъедет «Скорая помощь»… Вы сможете идти? – Дженкинс обхватил Таннера за пояс и помог ему подняться на ноги. Двое других полицейских выносили Фоссета.
– Это он… Это «Омега».
– Мы знаем. Вы удивительный человек. Вы сделали то, что никому не удавалось сделать в течение пяти лет. Вы взяли для нас «Омегу».
– Там был кто-то еще… Тот, в траве… Фоссет сказал, что он член их организации.
– Мы нашли его. Он мертв. Он все еще там. Хотите посмотреть, кто это?
Таннер взглянул на Дженкинса и быстро кивнул.
– Да-да. Хочу. Я должен знать…
Вдвоем они пошли по мокрому гравию туда, где в высокой траве лежал убитый Таннером человек. Джон боялся увидеть его лицо. Он чувствовал, что Дженкинс понимает его состояние.
Крах дружбы и конец любви.
Дик. Джо. Берни.
Несколько человек осматривали черный автомобиль с разбитыми фарами. Труп лежал лицом вниз у раскрытой дверцы машины. В темноте Таннер разглядел только то, что это очень крупный мужчина.
Дженкинс включил карманный фонарик и пинком перевернул тело. Луч света скользнул по лицу убитого.
Таннер похолодел.
Перед ним лежал изрешеченный пулями капитан полиции Алберт Маколифф.
Таннер не заметил, как к ним приблизился полицейский и, остановившись у края автостоянки, обратился к Дженкинсу:
– Они хотят подойти…
– Пусть идут. – Дженкинс презрительно пожал плечами. – Опасности больше нет. Они могут делать, что хотят.
– Идите! – Макдермотт махнул рукой каким-то людям, стоявшим в тени по другую сторону автостоянки.
Таннер увидел, как три высокие фигуры зашагали по гравию. Они шли медленно, словно через силу.
Берни Остерман. Джо Кардоун. Дик Тримейн.
С помощью Дженкинса Таннер выбрался из травы на мокрый гравий. Четверо друзей сошлись лицом к лицу. Они стояли молча. Им нечего было сказать.
– Пойдемте, – повернулся Таннер к Дженкинсу.
– Извините, джентльмены…
Часть IV
Воскресенье, днем
И снова в городе Сэддл-Вэлли наступило воскресное утро. Две патрульные машины, как обычно, курсировали по городу – на этот раз не спеша объезжая тенистые улицы. Водители улыбались детям, приветливо помахивали их родителям, занятым привычными воскресными делами. В небольших автомобилях с откидывающимся верхом и в сверкающих лимузинах лежали сумки для гольфа и теннисные ракетки. Ярко светило солнце, деревья и лужайки сверкали яркой зеленью, омытой вчерашним летним ливнем.