Уик-энд Остермана, стр. 17

Джон снял трубку. Наверное, снова с работы.

– Да, Чарли…

– Мистер Таннер?

– О, извините. Да, это Джон Таннер.

– Фоссет беспокоит…

– Подождите минуту! – Таннер выглянул из окна кабинета, проверяя, где находятся Эли и дети. Они по-прежнему были в бассейне. – Что случилось, Фоссет? Ваши люди начали?

– Вы можете говорить?

– Да… Вам удалось что-нибудь узнать? Кто-нибудь из них позвонил в полицию?

– Нет. Если это произойдет, мы немедленно поставим вас в известность. Я позвонил вам не поэтому… Вы совершили большую глупость. Неужели вы не поняли, насколько это неосторожно с вашей стороны?!

– О чем вы говорите?

– Вы не поехали утром на работу…

– Разумеется, не поехал.

– Запомните: не должно быть никаких отклонений от вашего обычного распорядка. Не надо ничего менять. Это очень важно. Чтобы обеспечить собственную безопасность, вам нужно следовать нашим инструкциям.

– Вы просите слишком многого!

– Послушайте меня. Ваша жена и дети сейчас в бассейне во дворе вашего дома. Ваш сын Реймонд не пошел на тренировку по теннису…

– Это я не пустил его. Я велел ему постричь траву на лужайке.

– Ваша жена заказала продукты на дом, хотя раньше всегда ходила за ними сама.

– Я сказал, что ей придется сделать для меня кое-какие записи. Она и раньше мне помогала…

– И, главное, вы сами не делаете того, что делали всегда. Вы непременно должны следовать заведенному распорядку. Я знаю, как можно вас в этом убедить. Вы не имеете права привлекать к себе внимание.

– Я забочусь о своей семье. По-моему, это вполне естественно.

– Мы тоже о ней заботимся. И гораздо более эффективно, чем это можете сделать вы. Они находятся под постоянным наблюдением. Так же, как и вы. Вы выходили к подъездной дорожке перед домом дважды – в девять тридцать две и в одиннадцать двадцать. К вашей дочери во время ленча приходила подружка – Джоан Лумис, восьми лет. Видите, мы внимательны и очень осторожны.

Таннер потянулся за сигаретой и прикурил ее от настольной зажигалки.

– Да, наверное… – помедлив, произнес он.

– Вам не о чем волноваться. Вашей семье ничто не угрожает.

– Может быть. Я вообще думаю, что вы все сумасшедшие. Ни один из моих друзей не имеет никакого отношения к «Омеге».

– Возможно. Но если правы мы, они не предпримут ни одного шага, не перепроверив информацию, которую мы им подбросили. Они не станут паниковать: слишком много поставлено на карту. А как только они начнут проверять, то сразу заподозрят друг друга. Ради всего святого, не мешайте им делать это. Живите и работайте как обычно, словно ничего не случилось. Это чрезвычайно важно. Вашей семье никто не причинит вреда. Они не смогут даже приблизиться.

– Хорошо. Предположим, вы меня убедили. Только к подъездной дорожке я выходил три раза, а не два.

– Нет, не три. В третий раз вы остановились в воротах гаража и к подъездной дорожке не подходили. И потом, это было не утром, а четырнадцать минут первого. – Фоссет рассмеялся в трубку. – Теперь вам легче?

– Я солгу, если скажу, что нет.

– Вы не лжец. Во всяком случае, не злоупотребляете этим. Ваше досье не оставляет на этот счет никаких сомнений. – Фоссет снова рассмеялся, и даже Таннер не смог сдержать улыбки.

– Вы настойчивый человек, Фоссет. Хорошо, завтра я выйду на работу.

– Когда все это кончится, вы с Элис должны зайти к нам в гости. Я думаю, наши жены друг другу понравятся. Напитки за мной. Вам – «Диварс уайт лейбл» с содовой, а вашей жене шотландское виски с водой.

– Боже мой! Если вы начнете описывать нашу интимную жизнь…

– Давайте попробуем…

– Идите к черту! – с облегчением рассмеялся Таннер. – Мы принимаем приглашение.

– Вот и прекрасно. Думаю, мы поладим.

– Назовите дату, и мы приедем.

– Договоримся на понедельник. Будем поддерживать связь. У вас есть номер телефона на случай непредвиденных осложнений. Звоните в любое время.

– Не буду. Завтра я появлюсь на работе.

– Прекрасно. И окажите мне любезность, не делайте больше передач о нашем ведомстве. Моему начальству очень не понравилась последняя.

Таннер вспомнил: программу, о которой говорил Фоссет, готовил Вудворт. Сценарий был назван «Пойман с поличным» по первым буквам сокращенного названия ведомства [7]. Передачу выпустили в эфир год назад. Год назад с точностью до недели.

– По-моему, это было неплохо.

– Очень плохо. Я видел программу. Мне хотелось смеяться, но увы!.. Я сидел в это время в гостиной у шефа. «Пойман с поличным»! Надо же! – Фоссет снова рассмеялся, и у Таннера стало легко на душе.

– Спасибо, Фоссет.

Он положил трубку и смял в пепельнице сигарету. Фоссет – настоящий профессионал, подумал он. И Фоссет прав. Никто не сможет добраться до Эли и до детей. Таннер знал, что при необходимости ЦРУ посадит снайперов на всех деревьях. Ему остается лишь следовать наставлениям Фоссета и ничего не предпринимать. Жить как ни в чем не бывало. Он почувствовал, что теперь сможет сыграть свою роль. Защита, которую обещал Фоссет, должна быть надежной. Лишь одна мысль не давала ему покоя. И чем больше он думал над этим, тем страшнее ему становилось.

Было уже четыре часа дня… Обработка Тримейнов, Кардоунов и Остерманов началась. Однако ни один из них до сих пор не обратился в полицию и не позвонил ему.

Возможно ли, что шесть человек, которых он в течение многих лет считал самыми близкими друзьями, оказались не теми, за кого себя выдавали?

Вторник, девять сорок утра по калифорнийскому времени

Резко свернув с бульвара Уилшир, Остерман погнал машину по Беверли-Драйв. Он знал, что превышает допустимую в Лос-Анджелесе скорость, но сейчас это его не заботило. Он не мог думать ни о чем, кроме полученного предупреждения. Нужно скорее ехать домой, к Лейле. Они должны серьезно все обсудить. Нужно решить, что теперь делать.

Почему выбор пал именно на них?

Кто послал им это странное предупреждение? И что оно может значить?

Возможно, Лейла права, Таннер лучший из их друзей. Но он человек сдержанный и осторожный. Он всегда держится на расстоянии, словно прозрачная стена отделяет его от окружающих. От всех, за исключением, конечно, Эли.

И вот теперь Таннер получил информацию, которая затрагивает важные для Остерманов вопросы и, в частности, касается Цюриха. Но боже, как он мог об этом узнать?

Остерман доехал до подножия холма Малхолланд и стал быстро подниматься вверх по улице мимо огромных старомодных особняков, жильцы которых принадлежали когда-то к голливудской элите. Некоторые дома совсем обветшали – реликты былой роскоши. Предельно допустимая скорость в Малхолланде – тридцать миль в час.

У Остермана стрелка спидометра показывала пятьдесят одну. Надавив на педаль акселератора, он принял решение. Он заедет за Лейлой и отправится в Малибу. Там, на шоссе, они найдут телефон-автомат, позвонят Тримейну и Кардоуну, и тогда…

Быстро приближающийся пронзительный вой полицейской сирены вернул его к реальности. Что это? За ним гонится полиция? Не может быть. В этом мире декораций нет ничего настоящего. Но сигналили все-таки ему…

– Э… послушайте, я здесь живу. Моя фамилия Остерман. Я живу на Калиенте, номер двести шестьдесят. Вы, наверное, знаете мой дом… – Голос его звучал уверенно: район Калиенте считался престижным.

– Прошу прощения, мистер Остерман. Ваши права.

– Видите ли, мне позвонили на студию и сообщили, что с женой очень плохо… Я полагаю, вы меня поймете. Я очень спешу.

– И все же из-за этого не должны страдать пешеходы. Ваши права…

Остерман протянул удостоверение и отвернулся, чтобы не срывать раздражение на постороннем человеке. Полицейский лениво писал что-то в длинной дорожной квитанции, а когда закончил, звонко пришлепнул к ней права. Остерман повернулся на резкий звук.