Тривейн, стр. 42
– Нет необходимости, Тривейн! Он и без того вымазан по уши! Этого бешеного пса следовало отправить в газовую камеру еще три года назад!
– Серьезный приговор, Брюс! И если вы действительно так считаете, вам следовало бы собрать пресс-конференцию по этому вопросу... Если, конечно, вы сможете что-либо доказать...
– Этого сукина сына тщательно оберегают – все как один! Его поместили на территории, на которую не может ступить нога постороннего! Даже с теми, кто проклинает его подвиги от Меконга до Дананга, невозможно обменяться хотя бы парой слов. Вот что меня тревожит! Думаю, это должно волновать и вас.
– Я не располагаю вашей информацией. К тому же у меня достаточно проблем, чтобы создавать еще дополнительные – из полуправды-полулжи. Меня совершенно не интересует майор Боннер!
– А следовало бы заинтересоваться!
– Подумаю...
– В таком случае, подумайте еще вот над чем – даю вам на это два дня. Вы много говорили с Боннером, он провел с вами уик-энд в Коннектикуте. Позвоните, мне и расскажите о ваших беседах. Вполне возможно, что вам его слова не представляются важными. Но вместе с той информацией, которой располагаю я, они могут дать интересные результаты. А вы тем самым окажете услугу не только себе, но и стране...
Тривейн встал с кресла и сверху вниз посмотрел на журналиста.
– Не стоит прибегать здесь к гестаповским методам, мистер Брюс! Здесь это не пройдет.
Родерик Брюс понимал, что стоит ему подняться, и он потеряет последние преимущества. А потому продолжал сидеть в кресле, по-прежнему нервно поигрывая авторучкой.
– Не делайте из меня врага, Тривейн. Это в высшей степени глупо! Ведь я могу преподнести историю с подлодками таким образом, что люди начнут отворачиваться от вас... Или – что еще хуже – смеяться!
– Убирайтесь вон, пока я вас отсюда не вышвырнул!
– Угрожаете представителю прессы, господин председатель? Грозите физической расправой «маленькому человечку»?
– Пишите все, что вам заблагорассудится, но только убирайтесь отсюда, – спокойно повторил Тривейн.
Брюс медленно поднялся с кресла и спрятал авторучку в нагрудный карман.
– Через два дня жду вашего звонка, Тривейн... Сейчас вы, конечно, расстроены, но через несколько дней все уляжется. Вот увидите...
С этими словами Брюс повернулся и засеменил к двери, так и не удостоив больше Тривейна взглядом. Он захлопнул за собой дверь с такой силой, что она ударила по стоявшему рядом креслу и еще долго вибрировала...
– Проклятый ублюдок! Чертов лилипут! Что ему нужно? – Генерал Лестер Купер, с красным от гнева лицом и набухшими на шее жилами, изо всех сил ударил кулаком по столу.
– Пока не знаем, – ответил стоявший перед ним Роберт Уэбстер. – Ведь наша основная задача – Боннер, и мы уже рассчитали момент, когда его можно вводить в игру...
– Вы рассчитали! А мы не желаем иметь с этим ничего общего!
– Мы знаем, что делаем...
– Лучше бы вы убедили в этом меня... Мне не нравится, что каждый может быть использован...
– Не будьте смешным! Просто надо сказать Боннеру, что его старый приятель Брюс кое-что против него имеет, так что пусть поостережется... Но не надо запугивать, – продолжал Уэбстер с чуть заметной улыбкой на губах. – Не нужно, чтобы он полностью замкнулся в себе... Он знает, что за Тривейном ведется наблюдение, не стоит, чтобы кто-то еще говорил об этом.
– Понятно... Тем не менее, надеюсь, что ваши люди заставят Брюса выйти из игры. Его нельзя подпускать так близко!
– Всему свое время, генерал!
– Этим следовало бы заняться сейчас... Чем дольше тянуть, тем больше риск! Не забывайте, что Тривейн охотится за «Дженис»!
– Именно поэтому мы и не предпринимаем необдуманных шагов... Особенно теперь. Тривейн ничего не выудит, а вот Роджер Брюстер может...
Глава 17
Эндрю Тривейн смотрел из окна своего кабинета на быстрое течение Потомака. Опавшие почерневшие листья, солоноватая вода в реке, футбольные матчи по субботам и воскресеньям... Одним словом, осень. Разгар осени характерен еще и тем, что газеты больше пишут о спорах в конгрессе, нежели о его достижениях.
Заседание прошло нормально, мозговой центр подкомитета сумел собрать достаточно информации, чтобы противостоять власть имущим из «Дженис индастриз», особенно одному из них – Джеймсу Годдарду, единственному, кто отвечал на вопросы. Следующей остановкой для Тривейна был Сан-Франциско.
Собственно, с задачей они справились, и не в последнюю очередь благодаря особому методу, рекомендованному Тривейном своим сотрудникам. Заключался он в том, что серьезная работа велась не в офисе, а в комнате отдыха в доме на Таунинг-Спринт. Понятно, что в этот своеобразный штаб допускались лишь избранные – Алан Мартин, Майкл Райен, Джон Ларч и неугомонный Сэм Викарсон. У Тривейна были к тому весьма веские основания. Когда пришли последние ответы от «Дженис» и ее заводов, а также от разбросанных по всей стране подрядчиков, Тривейн и его люди столкнулись с огромным объемом информации. Кабинет, где хранились папки, был забит до отказа. Ознакомившись с новыми документами, команда Тривейна поняла, что ответы весьма расплывчаты, и разослали главам компаний повторные запросы. Тривейн понял тактику «Дженис»: завалить его беллетристикой. Трудно было даже просто сопоставить огромное количество ответов, не говоря уже о том, что почти все они отличались уклончивостью.
Тривейн оказался в сложном положении: следовало найти кончик ниточки в этом огромном клубке лжи и, минуя тысячи преград, добираться до истины. Работа предстояла сложнейшая, можно сказать, исполинская, и, чтобы выполнить ее, нужно было найти удобное для всех место, где можно работать допоздна, по субботам и воскресеньям.
Была и еще причина, почему они выбрали Таунинг-Спринг: уединение... И к Райену и к Ларчу уже подкатывались некие типы, пытаясь выяснить, что известно команде Тривейна о «Дженис». Не обошлось, понятно, и без завуалированных намеков на солидное вознаграждение и отдых на Карибских островах. Но эти попытки ничем не кончились: и Райен и Ларч сразу поняли, о чем речь.
Произошли и три инцидента, в которых опять же чувствовался завуалированный, осторожный интерес.
В один прекрасный день сосед по дому пригласил Сэма Викарсона в загородный клуб в Чеви-Чейз. Небольшой коктейль, в котором приняли участие какие-то полузнакомые Сэму люди, очень скоро превратился в настоящую пьянку: едва знакомые друг с другом люди стали вдруг закадычными друзьями, настоящие же друзья перессорились. Веселье тем не менее продолжалось, алкоголь кружил головы, и очень скоро Сэм Викарсон оказался на площадке для гольфа вместе с женой мелкого конгрессмена из Калифорнии.
Потом, как рассказывал Сэм Тривейну, опуская некоторые подробности, – большая доза ликера, очевидно, вызвала и провалы в памяти, – им пришла в голову великолепная мысль прокатиться по площадке на тележке для гольфа. Однако проехать удалось лишь несколько сот ярдов: сел аккумулятор. Жена конгрессмена сначала испугалась, но потом повела себя весьма недвусмысленно, намекая, что ее тянет к Сэму. Они почти тут же направились в клуб и вдруг наткнулись на ее мужа, которого сопровождал незнакомый Сэму человек.
Последовала безобразная сцена: муж и не думал стесняться в выражениях, поскольку был пьян до бесчувствия. Отведя душу, он врезал жене пощечину и кинулся на Сэма. Тот отступил, готовясь защищаться, но тут приятель нападавшего схватил конгрессмена за руки, повалил наземь и велел успокоиться, не выставлять себя за посмешище. Обманутый муж еще более разъярился, принялся вырываться из рук приятеля и, убедившись, что это ему не удастся, прокричал Сэму:
– Убирайся к черту со своим Пало-Альто!
Жена конгрессмена тем временем кинулась к автомобильной стоянке.
Незнакомец зажал конгрессмену рот рукой, поднял его на ноги и потащил к стоянке, вслед за супругой.
Сэм Викарсон, стоя на траве, молча наблюдал за происходящим. Он тоже был пьян, но тем не менее понял, что рухнул какой-то договор, распалась какая-то связь с Пало-Альто... Это и есть «Дженис индастриз»...