Сделка Райнемана, стр. 30
К утру Дитрихт будет уже мертв. И если кто-то и отважится говорить об этом ужасном, загадочном событии, так только шепотом.
Дитрихта, которому не повезло на сей раз, должны непременно убить.
И тогда не останется ни одной нити, которая связывала бы переговоры в Женеве с правителями рейха. А заправлять всем в Буэнос-Айресе будут отныне Эрих Райнеман и бывшие его собратья по бизнесу в немецкой промышленности.
Он же, Франц Альтмюллер, тут ни при чем.
Истинный руководитель операции предпочтет и впредь укрываться в тени.
15 декабря 1943 года
Вашингтон, федеральный округ Колумбия
Свенсону не по душе были методы, к которым приходилось порой прибегать. Все это, чувствовал он, лишь начало нескончаемой цепи обманных ходов, которые претили ему, как человеку, не склонному к нечистой игре. И хотя в ловкости он, возможно, и не уступал искушеннейшим в грязных делах махинаторам, то обстоятельство, что генерал принял участие в сомнительной сделке, объяснялось исключительно его верностью долгу, требовавшему от него определенных жертв, но никак не присущими ему внутренними качествами.
А методы и впрямь не отличались благородством. Взять хотя бы слежку за людьми, не подозревающими даже, что они денно и нощно находятся «под колпаком». За ними неустанно надзирают, ловят каждое их слово. А те между тем совершенно свободно, без всякой опаски выражают свои мысли, чего, понятно, не стали бы делать, если бы знали, что глаза и уши – буквально повсюду и все, что они говорят, с помощью подслушивающих устройств записывается тотчас на пленку. Такого рода работой должны заниматься принадлежащие к иному миру лица. Вроде Эдмунда Пейса. Но никак не он, генерал Свенсон.
У этих людей было все, что им требовалось для успешной работы. Для конфиденциальных встреч в распоряжении военной разведки имелись специально оборудованные помещения, разбросанные по всему Вашингтону, и к тому же в самых неожиданных местах. Пейс дал Свенсону целый список таких «уголков», и тот выбрал отель «Шератон». Четвертый этаж, номер 4М. Из двух комнат, как значилось в перечне апартаментов. В действительности же там имелась еще одна, третья по счету, комната, но о ней знали не многие. От остальных двух помещений ее отгораживала стена с зеркалами одностороннего обзора, позволявшими наблюдать за всем, что происходило снаружи. В потайном закутке, на полках под обзорными зеркалами, размещались магнитофоны. Усилители доносили внутрь речь из наружных комнат практически без всяких помех. Правда, написанные в легких, пастельных тонах картины импрессионистов, прикрывавшие и в спальне, и в гостиной обзорные зеркала, должны были, казалось бы, мешать визуальному наблюдению за номером. На самом же деле они ничему не мешали.
Организовать встречу трех человек в этой комнате в «Шератоне» было совсем несложно. Свенсон позвонил Джонатану Крафту, этому представителю «Паккарда», и сообщил ему, что Уолтер Кенделл вылетел из Женевы вскоре после полудня. Занимавший высокий пост генерал напугал своего штатского собеседника тем, что военной разведслужбе, возможно, вздумается прослушивать телефонные разговоры, которые тот будет вести, и затем, с учетом данного обстоятельства, посоветовал Крафту снять номер в одном из отелей в центре города, пользующихся особой популярностью среди деловых людей. Например, в том же «Шератоне».
Крафт старался изо всех сил. Раз высокопоставленный представитель военного департамента рекомендовал ему «Шератон», значит, обращаться надо только в этот отель. И он тотчас заказал там номер, не подумав даже о том, чтобы известить о своем разговоре с генералом Говарда Оливера из «Меридиан эйркрафт».
Крафт выполнил поручение Свенсона, остальное уже – не его забота.
Когда Свенсон встретился с Уолтером Кенделлом спустя час после прибытия этого эмиссара в Вашингтон, то был потрясен неряшливым видом бухгалтера, объяснявшимся отнюдь не долгой дорогой, а исключительно присущей ему неопрятностью. Несобранность его натуры проглядывала не только в манере одеваться, но и в жестикуляции, и в бегающем взгляде. Этот среднего роста человек чем-то напоминал суслика. Казалось странным, что такие люди, как Оливер и Крафт, – особенно Крафт, – могут общаться с Уолтером Кенделлом. По-видимому, они были высокого мнения об этом человеке, подумал Свенсон. Владелец одной из нью-йоркских аудиторских фирм, Кенделл проявлял незаурядный талант аналитика, когда дело касалось финансов. Известно было также, что к услугам этого искуснейшего мастера манипуляции проектами и статистикой прибегали многие компании.
Бухгалтер никому не пожал руки. Он направился прямо к креслу напротив дивана, сел и открыл портфель. Свой доклад Кенделл начал весьма выразительно:
– Этот сукин сын оказался гомиком, клянусь богом!
Затем в течение часа он подробно изложил все, что произошло в Женеве. Обговоренные объемы поставок борта и карбонадо, качественные показатели этих материалов, Буэнос-Айрес, Джан Спинелли, технические характеристики гироскопов и условия их отгрузки и, наконец, посредник, Эрих Райнеман, еврей, находящийся ныне в изгнании, – ничто не было упущено им. Суслик оказался толковым парнем. Его не смутили перипетии переговоров. Он чувствовал себя как рыба в воде.
– Можем ли мы быть уверенными в том, что сделка будет честной? – спросил Крафт.
– Да о чем вы? – состроил гримасу Кенделл и ухмыльнулся, глядя на представителя «Паккарда». – Мы же не дураки, черт возьми!
– Они могут дать нам совсем не то, что нужно, – продолжал Крафт. – Подсунуть какую-нибудь ерунду!
– Он дело говорит, – заметил толстяк Оливер и пожевал губами.
– А мы им взамен отправим ящики битого стекла, не так ли? Вы что думаете, им не приходили в голову подобные мысли?.. Но ни они, ни мы не пойдем на такое. И все по одной и той же причине: над нашими благородными головами навис уже топор палача. Мы не друг друга боимся, а кое-кого пострашнее.
Оливер, сидящий напротив Кенделла, уставился на бухгалтера:
– Там – генералы Гитлера, здесь – военное ведомство.
– Правильно. И мы, и они занимаемся лишь встречными поставками. Во имя господа бога, отчизны и доллара или двух. Как у нас, так и у них ситуация не из легких. Мы не указываем этим чертовым генералам, как следует вести войну, так пусть же и они не учат нас, как поддерживать на должном уровне промышленное производство.
Конечно, мы находимся в неравном с генералами положении. Мы не станем вопить, если они окажутся вдруг незадачливыми стратегами и проиграют сражение. Зато стоит только произойти задержке с поставкой того или иного вида продукции, как эти сукины дети впиваются нам в шею. Разве справедливо такое? Гомик Дитрихт придерживается по данному вопросу той же точки зрения, что и я. Мы должны сделать все, чтобы спасти свою шкуру.
Крафт вскочил с дивана. Он был явно растерян.
– О чем это вы? – произнес он взволнованно. – О каком спасении может идти речь, если мы имеем дело с врагами?
– Кого именно подразумеваете вы под словом «враги»? – Кенделл, не глядя на Крафта, переложил бумаги на колени. – Впрочем, не все ли равно? Дела в общем-то обстоят не так уж и плохо. Кто бы ни победил, каждому из нас перепадет кое-что. И мы понимаем это.
На короткое время наступила тишина. Оливер, не сводя взора с Кенделла, подался вперед.
– Да, мы урвем свой кусок. То, что говорите вы, имеет глубокий смысл.
– Еще бы! – ответил бухгалтер, быстро взглянув на Оливера. – Мы превратим их города в груду развалин, будем бомбить заводы и фабрики до тех пор, пока от них ничего не останется, и, наконец, полностью разрушим транспортную систему, включая железные дороги и автомагистрали. Короче, сделаем все, что сможем. А затем начнем получать дивиденды. И дивиденды неплохие. Я имею в виду те доходы, которые принесут нам наши вложения в восстановление Германии.
– А что, если она победит? – спросил Крафт, стоя возле окна.
– Такого быть не может, – заявил уверенно Кенделл. – Вопрос только в том, сколь велик будет ущерб, понесенный обеими воюющими сторонами. Мы знаем твердо: чем больше будет разрушено, тем больше потребуется средств, чтобы восстановить все, как было. В частности, в той же Англии. И если вы, парни, проявите ловкость, то сумеете воспользоваться теми широкими возможностями, которые появятся после войны.