Протокол «Сигма», стр. 62

Откуда-то из глубин сумочки раздалась трель сотового телефона «СтарТэк», используемого для связи с ОВВ, – Анна забыла его отключить. Совмещенный с правительственным стандартом криптотелефонии, он был гораздо массивнее обычного аппарата.

Она достала телефон:

– Наварро.

– Подождите, соединяю с Аланом Бартлетом, – услышала она голос с легким ямайским акцентом.

Кто-то тронул ее за плечо. Это был стюард.

– Извините, мэм, – сказал он, – во время полета запрещено пользоваться сотовой связью.

– Мы пока еще не летим. – язвительно возразила Анна.

– Агент Наварро, – сказал Бартлет, – я рад, что поймал вас.

– Мэм, – упрямо продолжал стюард, – правилами запрещено пользоваться сотовой связью после того, как самолет покинул стоянку.

– Извините, это всего минута, – сказала ему Анна и обратилась к Бартлету. – В чем дело? Я лечу в Цюрих.

– Мэм… – начал стюард громко и возмущенно.

Не глядя на него, она свободной рукой достала удостоверение министерства юстиции и сунула ему под нос.

– Мы потеряли еще одного, – сказал Бартлет.

Еще одного? Так быстро? Убийцы активизировали свою деятельность.

– Прошу извинить, мэм, – стюард отошел.

– Вы разыгрываете меня, – простонала Анна.

– Это в Голландии. Городок называется Тилбург, в двух часах езды на юг от Амстердама. В Цюрихе поменяйте самолет и летите туда.

– Нет, – сказала она, – мне будет проще обратиться к представителю ФБР в Амстердаме, чтобы тот попросил немедленно произвести вскрытие. На сей раз мы сможем наконец-то сказать им, какой именно яд следует искать.

– Правильно ли это будет?

– Я лечу в Цюрих, директор. Я собираюсь найти живого человека – ведь мертвецы не разговаривают. Теперь скажите, как зовут тилбургскую жертву.

Бартлет на секунду замялся:

– Некий Хендрик Косгард.

– Постойте, – резко произнесла Анна, – этого имени нет в моем списке.

На другом конце линии воцарилось молчание.

– Бартлет, говорите, будь все оно проклято!

– Существуют другие списки, агент Наварро, – медленно проговорил Бартлет. – Я надеялся, что они… не понадобятся.

– До тех пор, пока я не сделаю крупную ошибку. Это мешает нашему взаимопониманию, директор Бартлет, – тихо сказала Анна, быстро оглянувшись вокруг – не подслушивает ли кто?

– Не совсем так, мисс Наварро. В моем отделе, как и в любом другом, существует разделение труда. Информация подается соответствующим образом. Вашей обязанностью было найти убийц. У нас имелись причины считать, что люди из списка, который я вам дал, люди, на которых заведены проверочные досье, находятся под угрозой убийства. У нас не было оснований думать, что… что остальным тоже угрожает опасность.

– А вы знали, где живет тилбургская жертва?

– Мы даже не знали, что он еще жив. Так или иначе, все попытки установить его местонахождение были напрасны.

– То есть мы не можем исключить возможность того, что убийцы просто имеют доступ к вашим документам.

– Все еще хуже, – с живостью отозвался Бартлет. – Те, кто убивает этих стариков, имеют источники информации лучше наших.

Швейцария

В начале пятого утра Бен нашел Universitetsbibliothek – на Зёрингенплатц. Библиотека, естественно, была закрыта и должна была начать работу только через пять часов.

В Нью-Йорке, как он рассчитал, сейчас десять часов вечера. Скорее всего, отец до сих пор на ногах – он обычно поздно ложился и рано вставал, так было всегда, а если даже Бен и поднимет отца с постели, то это его не заботит. Больше не заботит.

Прогуливаясь по Университетштрассе, чтобы размять ноги, Бен удостоверился, что его телефон подключен к европейскому стандарту GSM, и набрал номер Бедфорда.

Трубку взяла миссис Уолш, экономка.

Миссис Уолш, которую Бен всегда считал ирландской версией миссис Дэнверс из «Ребекки» [43], проработала в их доме больше двадцати лет, и Бен никогда не принимал за чистую монету ее обычный высокомерный и холодный тон.

– Бенджамин? – сказала она. Ее голос показался ему странным.

– Добрый вечер, миссис Уолш, – устало ответил Бен. – Мне надо поговорить с отцом. – Он заранее настроился выдержать сражение с этим стражем отцовской крепости.

– Бенджамин, ваш отец уехал.

Бен похолодел:

– Куда уехал?

– Я не знаю.

– А кто же знает?

– Никто. За мистером Хартманом сегодня утром заехал автомобиль; он никому не сообщил, куда собирается. Ни слова. Он только сказал, что «какое-то время» его не будет.

– Автомобиль? За рулем был Джанни? – Джанни, веселый и беззаботный человек, являлся постоянным шофером отца, и старик был привязан к нему, хотя, конечно, не показывал виду.

– Нет, не Джанни. Автомобиль был не вашей фирмы. Он просто уехал, без каких-либо объяснений.

– Не понимаю. Он же раньше так не поступал?

– Никогда. Перед тем как выйти из дома, он взял с собой свой паспорт.

– Паспорт? Ну, это уже о чем-то говорит, вам не кажется?

– Но я звонила в его офис, говорила с секретаршей, она ничего не знает – ни про какие международные поездки. Я думала, что, возможно, он что-нибудь говорил вам.

– Ничего. Ему кто-нибудь звонил?

– Нет, я не… Подождите, я загляну в книгу сообщений. – Минутой позже она подошла к трубке снова. – Звонил только мистер Годвин.

– Годвин?

– Да, там написано – профессор Годвин.

Это имя застало его врасплох. Принстонский историк Джон Барнс Годвин был научным руководителем Бена, когда тот учился в колледже. И еще, понял Бен, в том, что Годвин звонил Максу, не было ничего странного: несколько лет назад, под впечатлением рассказов Бена о знаменитом историке Макс дал Принстону деньги на основание Центра изучения человечества, директором которого стал Годвин. Но почему этим двоим взбрело в голову пообщаться между собой именно в это утро? А потом Макс исчез.

– Дайте мне его номер, – сказал Бен.

Узнав номер, он поблагодарил миссис Уолш и отключился.

«Странно», – подумал он. Бен представил, что отец куда-то сбежал, ведь ему теперь известно, что его прошлое раскрыто или вот-вот окажется раскрытым. Но эту мысль он сразу же отбросил как бессмыслицу: от чего бежать? И куда?

Бен знал, что в том состоянии, в каком он находится – изможденный физически и морально, – он не может ясно мыслить. Ему совершенно необходимо поспать. Он чувствовал, что все выводы, сделанные им сейчас, далеко не самые логичные.

Он подумал: Питер знал нечто, нечто о прошлом их отца и о компании, которую Макс помог основать, и вот Питер убит.

А потом…

А потом я нашел фотографию основателей этой компании, и мой отец оказался среди них. Затем в хижине Лизл и Питера я нашел страницу из учредительного документа Корпорации. А потом они попытались убить нас обоих – меня и Лизл – и скрыть улики, взорвав дом.

Так что вполне возможно, что они… снова эти безликие и безымянные Они… вышли на моего отца и дали ему знать о том, что секрет перестал быть секретом. Секрет его прошлого или, может быть, секрет этой непонятной Корпорации? Или всего сразу?

Вероятно, так все и было, очень вероятно. И теперь они пытаются уничтожить любого, кто знает об этой компании…

Что еще могло заставить Макса так внезапно и таинственно исчезнуть?

Может быть, его заставили куда-то поехать и там с кем-то встретиться…

Бен был уверен только в одной своей догадке: внезапное исчезновение отца было каким-то образом связано с убийствами Питера и Лизл и с обнаружением документа.

Он вернулся к «Рэнджроверу», заметив в свете восходящего солнца глубокие царапины, испортившие краску на боках, и поехал обратно на Зёрингенплатц.

Поставив машину у тротуара, он уселся поудобнее и позвонил в Принстон, Нью-Джерси.

– Профессор Годвин?

Судя по голосу, старый профессор уже спал.

– Это Бен Хартман.

Джон Барнс Годвин, специалист по европейской истории двадцатого века, был в свое время самым популярным лектором в Принстоне. Хотя он давно уже отошел от дел – ему исполнилось восемьдесят два года, – но все равно каждый день приходил на работу в университет.