Патрульные Апокалипсиса, стр. 6

– Так давайте же сядем, – решительно сказала Жизель. – Все это слишком запутанно. – Когда все уселись, Жизель добавила: – Пожалуйста, продолжайте, мсье Лэтем, и прошу вас, не так туманно.

– Интересно, – сказал Брессар тоном правительственного чиновника, – кто такой этот Жодель и почему Жан-Пьер вообще должен что-то знать о нем?

– Прости, Анри, – перебил его актер, – твой вопрос вполне уместен, но прежде мне хотелось выяснить, почему мсье Лэтем счел возможным прибегнуть к твоим услугам, чтобы встретиться со мной.

– Только потому, что вы друзья, – ответил американец. – Собственно, несколько недель тому назад, когда я упомянул Анри, что не могу достать билеты на вашу пьесу, он любезно попросил вас оставить для меня в кассе два билета.

– А, да, помню… Вот почему ваша фамилия показалась мне знакомой. Но после сегодняшних событий я не сумел связать одно с другим. «Два билета на имя Лэтема…» Да, помню.

– Вы потрясли меня, сэр…

– Благодарю вас, – прервал американца Жан-Пьер и, внимательно посмотрев на него, перевел взгляд на Брессара. – Так, значит, вы с Анри давно знакомы.

– Главным образом формально, – сказал Брессар. – Кажется, мы только однажды обедали вместе, да и то после совещания, которое, в сущности, ничего не решило.

– Между вашими двумя правительствами, – громко заметила Жизель.

– Да, – подтвердил Брессар.

– И о чем же вы совещаетесь с мсье Лэтемом, Анри, если это не секрет? – не отступалась Жизель.

– Конечно, нет, дорогая, – ответил Брессар. – В основном о щекотливых ситуациях, о событиях прошлых или нынешних, которые могут причинить ущерб нашим правительствам или поставить их в трудное положение.

– А сегодняшнее событие подпадает под эту категорию?

– На этот вопрос, Жизель, должен ответить Дру, и я так же, как и вы, хочу услышать, что он скажет. Около часа тому назад он вытащил меня из постели, настаивая, чтобы я – во имя нашего общего блага – немедленно отвез его к вам. Когда я спросил зачем, он дал мне понять, что только с разрешения Жан-Пьера может сообщить мне информацию, имеющую отношение к событиям сегодняшнего вечера.

– Потому-то вы и предложили мне поговорить с вами наедине, верно, мсье Лэтем? – спросил Виллье.

– Да, сэр.

– Значит, ваше появление здесь сегодня, в эту страшную ночь, объясняется тайными деловыми соображениями, n’est-се pas? [17]

– Боюсь, что так, – сказал американец.

– Несмотря на поздний час и трагедию, о которой мы упоминали несколько минут назад?

– Конечно, да, – сказал Лэтем. – Для нас важна каждая минута – особенно для меня, если уж быть точным.

– А я и хочу знать все точно, мсье.

– Хорошо, выскажусь прямо. Мой брат – куратор Центрального разведывательного управления. Он был послан с тайным заданием в Австрию, в горы Хаусрюк, где ему предстояло провести наблюдение за довольно многочисленной неонацистской организацией, и вот уже полтора месяца о нем ничего не известно.

– Понимаю ваше беспокойство, Дру, – прервал его Брессар, – но какое это имеет отношение к сегодняшнему вечеру – к этой страшной ночи, как назвал ее Жан-Пьер?

Американец молча смотрел на Виллье.

– Безумный старик, покончивший с собой в театре, – мой отец, – спокойно произнес тот, – мой родной отец. Много лет назад, во время войны, он был в Сопротивлении. Нацисты выследили его, сломали, довели до безумия.

Жизель ахнула, рука ее легла на плечо мужа.

– И нацисты появились снова, – сказал Лэтем, – их численность и влияние все более возрастают; в это трудно поверить.

– Предположим, что вы правы, – вставил Брессар. – Но какое это имеет отношение к Ке-д’Орсе? Вы сказали: «Ради нашего общего блага». Объясните, что это значит, мой друг!

– Я настоял, чтобы вас известили об этом завтра на информационном совещании в нашем посольстве, и Вашингтон согласился. А пока скажу лишь то, что я знаю: деньги, которые перекачиваются через Швейцарию в Австрию для растущего нацистского движения, поступают от людей, живущих во Франции. От кого именно, неизвестно, но суммы огромные – миллионы и миллионы долларов. И идут они фанатикам, которые возрождают свою партию – гитлеровскую партию в изгнании, – но возрождают по-прежнему в Германии, в глубокой тайне.

– Итак, по-вашему, здесь существует такая же организация? – спросил Брессар.

– Предатель, о котором кричал Жодель, – прошептал изумленный Жан-Пьер Виллье, склонившись вперед, – французский генерал!

– Или то, что он создал, – сказал Лэтем.

– Ради всего святого, о чем вы говорите! – воскликнула Жизель. – Вновь обретенный отец, Сопротивление, нацисты, миллионы долларов, перекачанные фанатикам, окопавшимся в горах! Какое-то безумие – fou!

– Может, изложите все по порядку, мистер Лэтем? – мягко попросил актер. – А я попытаюсь восполнить ваш рассказ тем, о чем сегодня узнал.

Глава 2

– Из архивных материалов, которыми мы располагаем, – начал Лэтем, – известно, что в июне сорок шестого года в наше посольство неоднократно – и всегда с наступлением темноты – приходил репатриант, бывший участник Сопротивления, называвший себя то Жаном Фруазаном, то Пьером Жоделем. Он утверждал, что ему заткнули глотку в парижских судах, где он пытался рассказать о предательской деятельности одного из вождей Сопротивления. Этим предателем, по его словам, был французский генерал, находившийся под домашним арестом по решению, принятому германским верховным командованием в отношении ваших высших военных чинов, которые оставались в оккупированной Франции. БОР, проведя расследование, пришло к выводу, что Фруазан-Жодель – человек психически неуравновешенный, как сотни, если не тысячи тех, кто прошел через концлагеря.

– БОР – это Бюро особых расследований, – пояснил Брессар, заметив недоумение супругов Виллье. – Его создали американцы для выявления и преследования военных преступников.

– Простите, я думал, вы знаете, – сказал Лэтем. – Бюро активно сотрудничало во Франции с вашими властями.

– Это его официальное название, – заметила Жизель, – а я слыхала другие: охотники за коллаборационистами, разоблачители свиней, да и как только их не называли.

– Продолжайте, пожалуйста. – Жан-Пьер нахмурился, недовольный тем, что его собеседника прервали. – Значит, к Жоделю не прислушались, сочтя его за сумасшедшего, – только и всего?

– Решение было тщательно взвешено, если вы это имеете в виду. Его тщательно допросили, три человека, взяв у него показания, сверили их. Эта стандартная процедура…

– Так, значит, вы располагаете необходимой информацией, – вставил Виллье. – Кто же этот генерал?

– Мы не знаем…

– Не знаете? – воскликнул Брессар. – Mon Dien, [18] не потеряли же вы эти материалы!

– Мы ничего не теряли, Анри, эти материалы у нас выкрали.

– Но вы же ссылались на архивные документы! – воскликнула Жизель.

– Я сказал: «Из архивных материалов, которыми мы располагаем», – поправил ее Лэтем. – Вы можете внести в картотеку определенного периода чью-то фамилию, и на карточке будут вкратце изложены факты, заставившие провести расследование и принять по делу окончательное решение. Материалы допросов и показаний хранятся в засекреченных папках. Вот такая-то папка и была изъята. Почему – неизвестно, хотя теперь, пожалуй, мы знаем причину.

– Но вы знали обо мне, – прервал его Жан-Пьер. – Откуда?

– Картотека Бюро постоянно пополняется новыми сведениями. Года три назад пьяный Жодель подошел к американскому послу у театра «Лисеум», где вы играли в какой-то пьесе…

– «Меня зовут Аквилон»! – вставил Брессар. – Ты был там просто великолепен!

– Помолчи, Анри… Продолжайте же, мистер Лэтем.

– Жодель кричал, что вы великий актер, называл вас своим сыном и спрашивал, почему американцы не верят ему! Разумеется, Жоделя оттащили от посла, которого швейцар проводил к лимузину, сказав ему, что этот бродяга-пьяница – ваш фанатичный поклонник, всегда околачивающийся возле театров, где вы играете.