Парижский вариант, стр. 53

Но сейчас агент, потягивая темное пиво, думал не о рыбе, не о реке под ногами и не о превосходной здешней кухне. Он единственный выбрал столик на улице – по небу еще катились темные тучи, но дождь прекратился час назад, – и по просьбе клиента официант вытер столик и два стула. Остальные посетители решили не рисковать – вдруг хляби небесные разверзнутся снова? Джона это устраивало. Одиночество было ему по душе – надоели подглядывающие и подслушивающие.

Покинув штаб объединенного командования, он переоделся и выглядел теперь простым туристом – бежевые брюки, рубашка в клетку с широким воротом, синяя спортивная куртка и кроссовки. Последнее было очень важно: вдруг придется за кем-нибудь гоняться? Куртка тоже была очень важна: под ней удобно прятать пистолет. И, конечно, без черного плаща, перекинутого сейчас через спинку стула, обойтись было никак невозможно – в нем так удобно скрываться в ночи.

Но сейчас предзакатное солнце еще пыталось прорвать лучами облачный полог, а агент Джон Смит обдумывал услышанное им в штабе НАТО. Досье на капитана Дариуса Боннара оказалось весьма содержательным. То ли Лапорт не знал, то ли решил умолчать, думая, будто защищает подопечного, но столь расхваленная им нынешняя супруга-француженка Боннара не была у капитана первой: во время службы в Легионе тот женился на алжирке. Пришлось ли ему для этого обратиться в ислам, досье умалчивало. Однако, даже получив офицерское звание, все свои отпуска Боннар проводил в Алжире, с женой и ее родственниками. Почему Боннар с ней развелся – тоже оставалось неясно, да и свидетельства о разводе в досье не было. Это сразу насторожило Джона. Террористы, словно шпионы-резиденты, часто жили под разными именами и вели двойную жизнь, переезжая из страны в страну.

Итак, Дариус Боннар, любимый адъютант заместителя верховного главнокомандующего объединенных сил НАТО, был немцем, служившим во французской армии, женатым некогда на алжирке, а ныне находился где-то на юге Франции – совсем недалеко от Толедо.

Агент задумчиво потянулся к кружке. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как в полуквартале от кафе из таксомотора выходит Рэнди, и с улыбкой откинулся на спинку стула, наблюдая за шпионкой. Та выбрала скромный костюм – темные брюки и облегающий жакет, – а волосы затянула простеньким хвостиком. Стройная и гибкая, она походила на школьницу. Когда, заметив Джона, она бегом рванулась к нему, агент поймал себя на мысли, что уже не вспоминает о Софии каждый раз, как видит ее сестру. Это показалось ему непривычным.

– Ты словно увидел привидение, – заметила Рэнди, подбегая. – Волновался за меня? Очень мило, но совершенно зря.

– Где тебя носило? – сумел прорычать агент, хотя улыбка так и рвалась к губам.

Шпионка бесцеремонно шлепнулась на сухой стул и огляделась в поисках официанта.

– Погоди минуту, я все расскажу. Я только что из Парижа. Думала, тебе будет приятно, что я первым делом заехала к Марти…

Джон вздрогнул:

– Ну, как он?

– Снова отключился, а Питеру так ничего и не успел рассказать. – Пока она объясняла про рецидивы, скуластое лицо агента прочертили тревожные морщины. В тяжелые минуты, особенно в бою, Джон напоминал хищного зверя, но сейчас забота о друге тяготила его. На мгновение встрепанные темные волосы, исцарапанные еще в Мадриде щеки, потемневшие от тревоги синие глаза показались Рэнди такими милыми…

– Как неудобно без мобильников, – проворчал агент. – Так Питер бы мне сам позвонил и все сразу рассказал.

– Всем тяжело без модемов и мобильников. – Рэнди предупреждающе глянула на Джона – подошел официант – и милым голоском заказала пива, тоже «Чимей», но светлого. – Ты что-нибудь узнал? – поинтересовалась она, когда официант отошел.

– Немного. – Джон пересказал ей досье на Дариуса Боннара и свою беседу с генералом Лапортом. – Лапорт либо не знал об алжирских связях своего протеже, либо прикрывал его. А что у тебя?

– Возможно, кое-что поважнее. – Она торопливо поведала товарищу все, что узнала от Аарона Айзекса, вплоть до неожиданной хвори, поразившей доктора Акбара Сулеймана.

– Ты права, – согласился агент. – Это важный след. Где этот парень?

– Живет и работает в Париже. Моссад уверен, что он еще в городе. У меня есть адрес.

– Тогда чего мы ждем?

Рэнди мрачно ухмыльнулась.

– Пока я допью пиво.

Где-то на побережье Северной Африки

По просторным комнатам одинокой виллы, сиявшей белыми стенами на берегу Средиземного моря, гуляли сквозняки, помахивая газовыми занавесями. Дом был построен так, чтобы улавливать и усиливать даже самый слабый ветерок. Комнаты разделялись не дверями, а открытыми проемами, и воздушные потоки пролетали свободно.

В глубокой нише между двумя проемами доктор Эмиль Шамбор осторожно соединял сверхтонкими трубочками и проводами клавиатуру, бак с гелевыми капсулами, аппарат-питатель, металлическую крышку, монитор и принтер – все детали, с таким тщанием вывезенные мсье Мавританией и его людьми из лаборатории в Пастеровском институте. Ниша очень нравилась ученому – это было единственное место на вилле, защищенное от сквозняков. Для стабильной работы первого и единственного в мире молекулярного компьютера требовалась постоянная температура и полное отсутствие вибрации.

Шамбор сосредоточился. В руках ученого находился труд всей его жизни, его тайный ДНК-компьютер. Подстраивая шины данных, он думал о будущем – научном и политическом. По его убеждению, этот несовершенный еще аппарат открывал дорогу переменам, которые большинство людей по недостатку образования не в силах даже представить, не говоря уже о том, чтобы оценить. Умение управлять молекулами с той же точностью и легкостью, с какой физики управляют потоком электронов, изменит мир, открывая дорогу в атомное царство, где материя ведет себя иначе, чем та, которую мы видим глазами, слышим ушами, касаемся пальцами.

Электроны и атомы не ведут себя подобно бильярдным шарам, как то представляла Ньютонова физика. Вместо этого они расплывались, превращаясь в волны. На субатомном уровне волна вела себя как частица, частица – как волна. Один и тот же электрон мог двигаться одновременно мириадами разных траекторий, будто размазываясь в пространстве, – и компьютер, составленный из отдельных молекул, сможет вести вычисления мириадами путей, в разных измерениях. Фундаментальные основы мира окажутся подорванными.

Современный компьютер в основе своей представляет решетку из проволочек, соединенных переключателями в местах пересечений. С их помощью обрабатываются логические единицы… Но разница заключается в том, какого рода эти проволочки и переключатели. Шамбор первым смог заставить молекулы ДНК действовать как логические элементы, реализуя операции «И» и «ИЛИ» – основные слова простейших языков программирования. Все прежние прототипы, созданные другими исследователями, упирались в одну неразрешимую проблему: молекулы-ротаксаны, служившие такими элементами, могли менять ориентацию лишь единожды. Они годились для записи информации, но не могли служить компьютеру оперативной памятью, содержимое которой меняется ежетактно.

Эту неразрешимую проблему сумел решить Шамбор. Он синтезировал цепочку ДНК, обладавшую нужными свойствами, и назвал ее «франканом» – в честь своей родины.

Тереза заглянула в нишу, когда ученый оторвался от установки, чтобы что-то подсчитать в блокноте.

– Зачем ты помогаешь им?

Глаза ее сверкали гневом, но голос оставался сдержанным.

Эмиль Шамбор устало разогнул спину и обернулся к дочери:

– А что мне остается?

Тереза поджала бледные губы – яркая алая помада стерлась давным-давно. Нечесаные грязные черные кудри уже не спадали шелковой волной на плечи. Белый вечерний костюм был грязен и порван, бледно-палевая шелковая блузка запятнана кровью и машинным маслом. Туфельки на шпильках пропали вовсе, вместо них актриса надела бедуинские остроносые шлепанцы. То была единственная уступка – в остальном она отказывалась принимать от своих пленителей даже чистую одежду.