Крестный отец Катманду, стр. 17

На этой ступени разум не знает страха и испытывает радость от ощущения абсолютной свободы. Гашиш не в силах вознести человека на такие высоты, но с его помощью можно дольше на них продержаться. Тем сокрушительнее падение. После отъезда Чаньи я неделю пролежал в постели, царапая ногтями матрас и не в состоянии поверить, что на свете бывает подобная мука. А когда наконец вернулся на работу, научился справляться с горем при помощи травки и медитации.

Дело об убийстве Фрэнка Чарлза, он же Толстый Фаранг, которое мы назвали Голливудским делом, было последнее, чем мне хотелось заниматься. Какая разница, кто преступник. Но жестокий, механический мир продолжает вертеть свои жернова, хотя и стал для меня одноцветным и неинтересным. И только Лек не устает утверждать, что рано или поздно я оправлюсь от депрессии.

Глава 12

Хотите верьте, хотите нет, из небольшого круга моих близких Викорн сильнее других тревожился о моем психическом здоровье. Он вызвался заплатить за похороны Пичая и пришел послушать, как поют монахи над телом моего сына перед кремацией. Полковник казался растроганным, пару раз вытирал глаза и, когда никто не видел, приобнял меня. Я следил за выражением его лица, когда маленький гробик Пичая закатывали в печь и когда из трубы пошел дым. Несмотря на все свои пороки, Викорн — настоящий таец. Он, как и я, далек от мысли верить западному предрассудку, будто карма исчезает со смертью. Не сомневаюсь, что в этот момент он, как и остальные, представил, что это его вкатывают в печь.

Но дней через десять полковник начал терять терпение. Теперь он старательно избегал разговоров о моем горе. Наверное, считал, я приду в себя, если он будет делать исключительно деловой вид. В то утро он вызвал меня в свой кабинет, чтобы дать задание на неделю. И даже попытался взбодрить, что бывало не часто.

— Слушай, дам-ка я тебе это идиотское убийство, за которое так цепляется старина Сукум. Напишешь свое имя на папке и будешь за все отвечать. И когда снова соберется комитет, тебя точно повысят, хоть ты и наполовину фаранг. Напомни мне обстоятельства убийства — там произошло что-то весьма экзотическое?

— Богатого, известного режиссера из Голливуда располосовали от солнечного сплетения до паха, — отозвался я занудным и мрачным голосом. — Камень во рту наводит на мысль, что убийство совершила сицилийская мафия или нас хотят пустить по ложному следу. Еще во рту обнаружено насекомое, и кто-то позабавился с мозгом жертвы: верхняя полусфера черепа спилена и удалена — возможно, это сделано хирургической дисковой пилой. Часть мозга съедена. В убогой квартирке на сой 4/4, где обнаружен труп, найдены бумажная тарелка и пластиковая ложка. Все это свидетельствует о невидимой руке Томаса Харриса.

— Так почему никто до сих пор не арестовал этого Томаса Харриса?

— Потому что он не совершал убийства. Он писал романы, которыми руководствовался преступник. Кстати, еще использовался рассказ Эдгара По «Колодец и маятник» и «черная литература». Я бы не удивился, обнаружив у него томик Бодлера. — В ответ на озадаченный взгляд Викорна я добавил: — Чтобы в этом разобраться, надо быть хотя бы наполовину фарангом.

— Вот именно. Считай, что дело твое.

— Я не хочу этого дела. Не хочу повышения. Пусть все достается Сукуму. Если он пожелает, я помогу.

Лицо полковника застыло в презрительной гримасе.

— Опять медитировал? Я всегда могу определить, когда из тебя вылезает несостоявшийся монах. Это чертовы горы превратили тебя в такого ханжу? Надо было послать с тобой кого-нибудь еще.

Я не стал ему отвечать: «Вы прекрасно понимаете, что у меня на душе». Полковник, качая головой и притворясь, что обескуражен, вернулся за стол.

— Другие крестные отцы беспокоятся, как бы свои же их не обворовали. И это нормально. А мне приходится волноваться, как бы ты не ушел к Будде. За что мне такое? Убирайся. Но имей в виду: Голливудское дело — за тобой.

Я поднялся, но с порога попросил смиренным, полулживым голосом:

— Пусть дело ведет Сукум. А я его раскрою. Не хочу обременять себя бумажной работой.

Полковник неопределенно поджал губы, и на этом я с ним расстался.

Вернувшись в общий зал, к себе за стол, я открыл на компьютере поисковик, чтобы свериться со своим гороскопом. В следующие два дня мне надо было избегать коллекционеров древностей и вызывающих клаустрофобию закрытых пространств. Китайский гороскоп на одном из ясновидческих сайтов предрекал, что деревянных кроликов вроде меня ждет полоса удач. Интернет-вариант китайской «Книги перемен» (я всегда пользуюсь переводом Ричарда Вильгельма) был не так категоричен:

Вот как это звучало. Я полез в комментарии и тут заметил, что ко мне направляется красный от ярости Сукум. Коллеги-буддисты поглядывали на него с осуждением. Зал без перегородок дает возможность подготовиться к атаке с дальнего стола. Но мне захотелось съежиться и куда-нибудь забиться, пока он обходил стол за столом, за которыми полицейские в форме пытались рассортировать на мониторах по значимости бесконечно поступающие сообщения о преступлениях. Однако Сукум, как истинный таец, не стал устраивать скандал на людях — подойдя, не закричал, а скорее зашипел:

— Ты подхалим, лицемерный говнюк. Сумел уломать старика дать тебе расследование Голливудского убийства, потому что на прошлой неделе устроил ему выгодное дельце с наркотой, и теперь он выполняет любую твою прихоть. Меня от тебя воротит. Тебе не копом быть. Тебе надо сидеть за решеткой.

— Ты готов все это повторить полковнику Викорну? — тихо спросил я.

Сукум сразу сник, и мне стало его жаль. Ему так хотелось получить повышение, так хотелось продемонстрировать жене и друзьям, что он заткнул меня в искусстве сыска за пояс. Поэтому Сукум совершенно забыл о моем трауре. Мне сделалось грустно, оттого что мой коллега настолько во власти третьей чакры, отвечающей за алчность, агрессию и стремление доминировать. (Боюсь, я часто думаю о ней как о чакре фарангов, что, я знаю, совершенно несправедливо. Эта чакра нарушила спокойствие духа бедняги Сукума. А уж, повторюсь, кто, как не он, истинный таец.) Я вздохнул, поднял телефонную трубку и, глядя Сукуму прямо в глаза, позвонил секретарше Викорна Мэнни, которую мы все ужасно боялись.

— Госпожа Мэнни, извините за вопрос. Вы только что вызывали детектива Сукума, чтобы сообщить ему, что отбираете у него в мою пользу Голливудское дело?

— Да.

— Пожалуйста, передайте полковнику Викорну: я это дело не принимаю. Он может меня уволить, если захочется, но детектив Сукум занимается расследованием убийства американца больше трех недель и проделал большую работу.

— Что ты там бормочешь?

— Просто предайте старику мои слова.

— Ты назвал его стариком, или я ослышалась?

— Назвал. А теперь делайте то, о чем я попросил. — Я повесил трубку.

Не только Сукум, все в зале смотрели на меня. Такое впечатление, они готовились к тому, что сейчас рухнет потолок. На столе Сукума зазвонил телефон. Он бросил на меня дикий взгляд и кинулся на свой пост. Мы с интересом наблюдали, как менее чем за две секунды на его лице сменилась целая гамма чувств — от злости до подобострастия. Надо отдать ему должное: как только Сукум положил трубку, он направился прямо ко мне и благодарно сложил ладони у лба.

— Спасибо тебе. Буду благодарен за любую помощь, которую ты сможешь мне оказать. Знаю, ты очень занят, детектив, ты лучше, чем я. Прошу нижайше простить, что тревожу тебя во время траура. Признаю, отныне я твой кровный должник.

— Прекрати, — отмахнулся я. — У полукровки не может быть кровного должника. Просто я в этом году не в настроении принимать повышение.

Сукум ошарашенно уставился на меня и покачал головой. А когда совсем собрался уходить, я назвал ему имя Томаса Харриса и порекомендовал прочитать «Молчание ягнят» и «Ганнибал» — разумеется, по-тайски. Он ничего не слышал об этом ученом авторе. И его работ не читал, романов тоже. Я сказал, что можно получить представление, о чем он пишет, посмотрев фильм на DVD. А пиратскую копию легко приобрести за полторы сотни бат на прилавке на Сукумвит, напротив «Старбакса», в районе Нана (фаранг, когда с тебя пытаются содрать две сотни за диск — надо торговаться).