Дорога в Омаху, стр. 90

– Генерал, – произнес спокойно, даже мягко, чернокожий гигант-наемник, – нам с вами надо бы поговорить.

– О чем, полковник?

– Я не полковник, а вы – не солдат века. Это ловушка.

Глава 20

Молчание было напряженным и тягостным. Как если бы все присутствующие оказались вдруг свидетелями страшных мук, испытываемых крупным верным животным, преданным незримым хозяином, отдавшим своего подопечного на растерзание не знающей жалости волчьей стае.

Дженнифер Редуинг подошла не спеша к телевизору и выключила его. Маккензи Хаукинз уставился на Сайруса.

– Думаю, вы должны объясниться, полковник, – произнес генерал, чьи глаза выражали одновременно и удивление, и боль. – Мы с вами только что просмотрели программу новостей и слышали, что сказал высокопоставленный иностранный гость, представляющий здесь шведский Нобелевский комитет. Он заявил, если слух не подвел меня, что я признан солдатом века. Поскольку эта передача стала достоянием миллионов людей во всем цивилизованном мире, ни о каком обмане, полагаю я, не может быть и речи.

– И все же, безусловно, специально для вас был разыгран спектакль, – возразил спокойно Сайрус Эм. – Я уже пытался объяснить это вашим коллегам мисс Р. и мистеру Д.

– А теперь попытайтесь объяснить это мне, полковник.

– Я вновь заявляю, что я не полковник, генерал…

– А я не солдат века, – перебил Сайруса Хаукинз. – Как мне кажется, вы были бы не прочь повторить и заключительную часть своей фразы.

– Сколь бы ни были вы достойны именоваться солдатом века, сэр, инициатива признания вас таковым никоим образом не может исходить от кого бы то ни было, связанного с Нобелевским комитетом.

– Почему?

– Сейчас разъясню, чтобы расставить все точки над «i».

– Кстати, а вы не юрист? – полюбопытствовал Арон Пинкус.

– Нет, но среди всего прочего я еще и химик.

– Химик? – вконец изумился Хаукинз. – Тогда что, черт возьми, понимаете вы во всем этом?

– Хотя я, разумеется, не могу тягаться с Альфредом Нобелем, который тоже был химиком и, создав динамит, учредил Нобелевскую премию – как полагают, во искупление вины за это изобретение, одно мне тем не менее известно точно: ни одна из присуждаемых этим комитетом премий никогда не будет связана с войной. Саму идею признания кого-то солдатом века Нобелевский комитет тут же предал бы анафеме.

– Ну а если конкретно, в чем же суть всего того, что говорите вы, Сайрус? – спросила Дженнифер.

– Все происходящее – подтверждение той мысли, которую я высказал вам сегодня утром. Это ловушка, чтобы выманить генерала Хаукинза…

– Так вы знали мое имя? – вскричал Маккензи.

– Да, он знал твое имя, Мак, а посему пошли дальше, – проговорил Дивероу.

– Но откуда стало оно известно ему?

– Не все ли равно, генерал? – вмешалась Редуинг. – В данный момент он дает мне свидетельские показания… О’кей, Сайрус, итак, мы решили: это ловушка. Но ведь это не все? По вашему тону я заключила, что вы хотели бы что-то добавить.

– Операция задумана не малой лигой психов с комплексом Александра Македонского. Это сольный номер, и исполнитель его – некий сукин сын из высших эшелонов власти.

– Значит, это дело рук Вашингтона? – произнес недоверчиво Арон Пинкус.

– Не Вашингтона, а кого-то из Вашингтона, – уточнил наемник. – Подобная акция не может быть результатом коллективного творчества, поскольку в таком случае слишком велика вероятность утечки информации, и посему вполне правомерен вывод о том, что за всем этим стоит какое-то весьма высокое должностное лицо, которое в состоянии в одиночку справиться со всеми задачами.

– Расскажите нам поподробней, почему вы считаете, что этот человек имеет какое-то отношение к правительству, – настаивал Арон.

– Потому что Нобелевский комитет в Швеции пользуется безупречной репутацией, и чтобы решиться бросить на него тень, необходимо занимать очень высокое положение. В конце концов, любой уважающий себя журналист может связаться со Стокгольмом и получить интересующую его информацию. И, как подозреваю я, это уже проделано.

– Ну, парень, это же черт знает что! – воскликнул Дивероу.

– Помнится, сегодня утром я говорил что-то в том же роде.

– И еще вы сказали мне, что подумаете о том, чтобы вместе с Романом Зет дать отсюда деру, как только будет установлена сигнальная система с литиевыми штуковинами… Так вот, они уже на месте, Сайрус. И что же дальше? По-прежнему собираетесь нас покинуть?

– Нет, адвокат, я передумал. Мы остаемся.

– Почему? – поинтересовалась Дженнифер Редуинг.

– Полагаю, вы ждете от меня глубокого обоснования своего решения, опирающегося на мои расовые особенности, – вроде того, что мы, мол, ниггеры, ухитрились выжить, несмотря на Ку-клукс-клан, лишь потому, что у нас развилось шестое чувство, и вот теперь нас чертовски огорчает, когда правительство ведет себя неподобающим образом. Но это же чистейшей воды вудуизм!

– Разве не красиво говорит этот большой парень? – промолвила миссис Лафферти.

– Подождите, милая Эрин, обсудим это чуточку попозже, – сказала ей Редуинг и вновь обратилась к Сайрусу: – Послушайте, господин наемник, не лучше ли прекратить разглагольствования о расовом чувстве и вудуизме, о котором мне кое-что известно, и прямо ответить на мой вопрос: почему вы остаетесь с нами?

– А это важно?

– Для меня – да.

– Это я могу понять, – улыбнулся Сайрус.

– А я вот ни черта не понимаю! – взорвался Маккензи Хаукинз, разминая пальцами сигару, прежде чем положить ее в рот.

– Так дайте же джентльмену договорить все до конца, – не сдержался Арон Пинкус. – Если позволите, генерал, я попрошу вас заткнуться.

– Командиры не отдают подобных приказов друг другу!

– Да бросьте вы всю эту дурь! – огрызнулся Арон и тотчас покачал головой, недоумевая, как мог он вымолвить такое. – Боже милостивый, я ужасно сожалею о своих словах, генерал, и прошу прощения!

– Нечего перед ним извиняться! – изрек Сэм и повернулся к Сайрусу: – Мы слушаем вас.

– О’кей, адвокат, – отозвался наемник, глядя на Дивероу. – Вы с леди сообщили что-либо остальным? И если да, то что именно?

– Мы сообщили все, что знали сами, но не «остальным», а только Арону. В число посвященных не вошли ни Мак с его «адъютантами», ни моя мама…

– Почему, черт возьми, вы обошли меня стороной?! – возмутился генерал.

– Нам надо было побольше собрать информации, перед тем как ты начнешь отдавать приказы, – ответил ему грубо Сэм и снова повернулся к Сайрусу: – Мы рассказали о ваших сложностях в Штутгарте и о том, что было потом. Как «выпустили» вас из тюрьмы.

– Впрочем, все это не имеет особого значения. Если тут заваривается какая-то каша, – а я думаю, что так оно и есть, – то мы с Романом Зет сумеем вам помочь. Но, надеюсь, вы не используете эту информацию против нас?

– Даю вам слово! – откликнулась Редуинг.

– Я ничего не слышал! – вторил ей Дивероу.

– Слышать-то вы слышали, но только потому, что с вами была мисс Р., – заявил наемник резко. – Вопросы вы задавали неуклюже, а мисс Р. – четко и разумно. Она ясно дала понять, что для того, чтобы поверить мне, ей требуется знать кое-что. И я рассказал ей все о себе.

– Слова словами и остаются, насколько я понимаю, – изрек Пинкус.

– Мои вопросы никогда не бывают неуклюжими, – пробормотал Сэм.

– Ну, у вас на уме много чего… как и на ваших брюках, – произнесла Дженнифер спокойно и опять переключилась на Сайруса: – Вы утверждаете, что ваше желание остаться не имеет расовой подоплеки, но ведь никто об этом и не заговаривал, кроме вас. Не кроется ли за этим обида? Вас, человека с черной кожей, несправедливо осудили. Да случись такое со мной, индианкой, я бы взбесилась от гнева и не скоро еще пришла бы в себя. Я была бы готова наброситься на любой символ власти и не уверена, что учитывала бы при этом истинное положение вещей. Не потому ли и вы остаетесь?

– Ваши суждения психологического плана производят впечатление, но действительности не соответствуют. Оставляя в стороне вопрос о моей ссылке на то, что я действовал в целях самозащиты, мы должны будем признать, что меня упекли в тюрьму не потому, что я черный, а потому, что я инженер-химик. Ну а что касается расовых предубеждений, то разве что лишь несколько идиотов в Штутгарте вообразили, будто чернокожему не под силу произвести анализ на финальной стадии синтеза вещества…