Дорога в Омаху, стр. 71

– Но им же всем за восемьдесят!

– Они признаны дееспособными, что удостоверено этой мразью, чикагским адвокатом, и подтверждено судом Омахи.

– Ничего не понимаю, Чарли! Я провела с Хаукинзом чуть не всю вторую половину дня, и после бурного натиска он вроде бы пошел на попятную. Только пару часов назад он, казалось, столь искренне раскаивался в том, что совершил. И даже сказал мне, что наше намерение создать группу, действующую в качестве коллективного поверенного племени, не так уж плохо и что он заранее согласен со всем, что решит совет старейшин.

– А почему бы и нет? Он ведь и есть теперь совет старейшин!

Глава 16

Дженнифер не вышла из маленького кабинета в холл альпийского шале, а вылетела оттуда со скоростью пушечного ядра, разрывающего на своем пути воздух.

– Где он? – Дрожавший от ярости голос звучал подобно громовым раскатам приближающейся грозы, глаза метали молнии. – Где этот сукин сын?!

– По-видимому, вы имеете в виду Сэма? – Арон Пинкус, подавшись вперед с обитого кожей кресла, указал на дверь в кухню. – Он сказал, что вспомнил, где припрятал бутылку джина, – в какое-то там местечко, до которого его не столь высокие коллеги не смогли бы дотянуться.

– Нет, я говорю не об этом сукином сыне, а о другом! Об идиоте в буйволовой коже с бархатными оборками! Сейчас он на собственной шкуре почувствует, что значит гнев сразу двух племен – и сиу, и команчей, который обрушит на него доведенная до белого каления уопотами.

– Это вы о нашем генерале?

– Можете прозакладывать свой тухес [118], если это не так!

– Вы говорите на идиш?

– Я юрист, и знание данного языка мне не помешает. Так где же этот ублюдок?

– Прошу прощения, но я должен сообщить вам с чувством глубокого облегчения, что он со своими двумя адъютантами отбыл в Бостон. Перед отъездом упоминал о встрече с неким Маленьким Джозефом, который, по-видимому, и звонил ему в «Ритц-Карлтон». Похищенные нами обе машины только что укатили отсюда по подъездной дорожке, слава Аврааму! Если будет на то божья воля, их удастся поставить на прежнее место без всяких осложнений.

– Мистер Пинкус, вы знаете, что сотворил этот страшный-престрашный человек?

– Я заранее представляю себе столько всевозможных ужасов, что смог бы составить из них большой энциклопедический справочник. Не знаю только, что за кошмар займет последнее место в их перечне в алфавитном порядке… Но, как я полагаю, вы собираетесь мне что-то рассказать о нашем генерале.

– Он подкупил все наше племя!

– Удивительно! И как же ухитрился он сделать это?

Редуинг ввела прославленного бостонского юриста в курс того, что поведал ей брат ее Чарли.

– Могу я задать вам пару вопросов, а может быть, и все три?

– Конечно, – ответила Дженнифер, опускаясь в обитое кожей кресло, стоявшее рядом с креслом Пинкуса, и добавила спокойным и вместе с тем обескураженным тоном: – Нас одурачили! Самым форменным образом!

– Ну, это еще неизвестно, моя дорогая. Обратимся к совету старейшин. Возможно, члены его – мудрые и великие люди, но получили ли они соответствующие полномочия от племени уопотами?

– Да, – пробормотала Ред.

– Прошу прощения?

– Это была моя идея, – произнесла Дженнифер немного громче, в явном замешательстве. – Подобный статус придал им чувство гордости, в котором они так нуждались. Я бы никогда-никогда не подумала, что они примут какое бы то ни было решение, не посоветовавшись предварительно со мной или, в случае моей кончины, с кем-либо еще из нашей группы.

– Понимаю. А были ли сделаны какие-то оговорки в акте об этом опекунстве, скажем, на случай смерти одного или всех уполномоченных лиц? Или о замене кого-либо из них кем-то другим?

– Что касается последнего, то для этого достаточно лишь соответствующего решения остальных членов данного представительного органа.

– А были ли такие случаи?.. Когда бы заменили, к примеру, кого-нибудь из тех, с кем, как говорится, сумел наладить контакт генерал Хаукинз?

– Нет. Все они по-прежнему в совете старейшин и пребывают в добром здравии, – думаю, потому что питались в свое время столь редким в наши дни буйволиным мясом.

– Ясно. А содержит ли тот документ какое-либо упоминание об избранных детях племени, на которых непосредственно возлагается осуществление попечительских функций в соответствии с волеизъявлением вашего народа?

– Нет, это было бы унизительно: для индейцев, как и для восточных народов, очень важно сохранить лицо, свое достоинство. Мы просто знали – или считали, будто знаем, – что в случае возникновения какой-либо проблемы за помощью обратятся к одному из нас… Откровенно говоря, я полагала, что ко мне.

– И не без оснований, должен признать.

– Да, конечно.

– Но в бумагах вашей корпорации нет ничего, что бы юридически обосновывало или разъясняло функции вашей группы?

– Нет… И все – та же гордость. Истинная гордость. Признание за нами попечительских прав означало бы появление управленческого органа, ставящего себя выше совета старейшин, а это не в традициях племени. Теперь вы понимаете, что я хочу сказать? Этот ужасный человек держит в своих руках мой народ. Он может говорить и делать от его имени все, что ни вздумает.

– По-моему, вы всегда можете предъявить ему в суде обвинение в неблаговидных намерениях и мошенничестве. Но в таком случае вам пришлось бы рассказать все как есть, что в силу известных обстоятельств крайне нежелательно. Итак, ваш брат прав: не исключено, что вы потерпите поражение.

– Мистер Пинкус, из пяти членов совета старейшин трое мужчин и одна женщина – в весьма преклонном возрасте: им за восемьдесят; самому же молодому семьдесят пять. И разбираются они в юридических тонкостях отнюдь не лучше, чем тридцать лет назад, когда их знание законодательных основ сводилось по существу к нулю.

– Они не должны «разбираться» в юридических тонкостях, мисс Редуинг, все, что требуется от них, это вникнуть в суть той или иной сделки и осознать проистекающие из нее выгоды и обязательства. И я позволю себе почтительно заметить вам, что они заключили соглашение с Хаукинзом с полным пониманием того, что делают, и даже, возможно, с энтузиазмом, хотя и знали при этом, что вы не одобрили бы их поступка.

– А я позволю себе почтительно заметить вам, что не согласна с вами!

– Но послушайте, моя дорогая, речь же шла о немедленном предоставлении миллиона долларов наличными и еще о скольких-то миллионах, которые должны были получить ваши соплеменники спустя короткое время. И в обмен на что? На передачу нашему генералу на весьма непродолжительный срок тех прав, которые, как все они должны отлично знать, в лучшем случае имеют формальный церемониальный характер. Разве легко устоять против этого? «Пусть потешится белый безумец несколько месяцев, нам-то какой от этого вред?»

– Но в соглашении не были детализированы все аспекты сделки, – упорствовала Дженнифер.

– А этого и не могло быть. Если бы во время деловых переговоров участники их раскрывали свои карты, нашей экономической системе пришел бы конец, и вам это прекрасно известно.

– Но в данном случае мы сталкиваемся с мошенничеством, мистер Пинкус!

– Если бы это и было так, то где у вас доказательства? Насколько я понял, генерал обещал вашим соплеменникам миллионы, которые, будучи инвестированы надлежащим образом, принесли бы им богатство, превосходящее самые смелые их мечты, а потом подкрепил свои слова авансом в миллион долларов, и к тому же без всяких дополнительных обязательств со стороны своих контрагентов по сделке.

– Но они же ничего не знали! Им и в голову не приходило, что он собирается вовлечь их в самую взрывоопасную за всю историю нашего государства судебную тяжбу с федеральным правительством, затрагивающую интересы – о боже! – командования стратегической авиации!

– По-видимому, никто из них не поинтересовался должным образом, за счет чего собирается он сделать их сказочно богатыми. Вместо этого они радостно приняли первый миллион и потратили его, полагаю я, довольно неразумно… Простите меня, мисс Редуинг, но я считаю, что ваш брат знал о намерениях генерала или, во всяком случае, догадывался о многом. Фактически он является его пособником…